Крепость жила тихо и размеренно, словно её зачаровали от всех сколько-нибудь значительных событий, и теперь здесь развернулось полусонное царство. Ничто не предвещало беды, ведь очередной день начался совершенно как обычно. Слегка закопчённый и немного всклокоченный Сэнд выбрался из подвала, где проверял сочетаемость одного из созданных им артефактов с разными видами магии, и направился к себе в комнату, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Он напоминал одного из призываемых обрядами и ритуальным кругом дьяволов и мог довести до обморока кого-то слабоневного, но испытание увенчалось успехом, и настроение Сэнда было вполне приподнятым. Артефакт-шкатулка выполнял заложенную в него функцию защищать содержимое, обращая любую опасность вспять, на того, кто являлся её источником. Сэнд вполне успешно попал под удары его же боевых заклинаний, и, хотя многочисленные слои заранее приготовленной защиты смягчили понесённый им урон, он всё равно слегка прокоптился. Впрочем, самодовольства мага это ничуть не сбило. Он собирался продать полезную вещицу... кому-то не похожему на ту женщину, которая забыла, что зачаровала собственный дневник, и случайно от этого умерла. Крепость — крепостью, и служба — службой, а садиться на шею капитану Сэнд отнюдь не собирался, вполне способный обеспечить себя сам. Он ещё и свой небольшой вклад в общий бюджет крепости вносил. Теперь, когда ряды надёжных соратников капитана изрядно сократились, он хотел дать ей хоть какую-то опору. От юной девочки, перешагнувшей когда-то порог "Утонувшей фляги" и с наивными глазами просившей о содействии в исследовании осколков, не осталось и следа. Нынешняя уверенная в себе женщина с закалённой волей и таким прошлым, что многим называющим себя героями даже и не снилось, была той, кто восхищал, и с кем невозможно было не считаться. Сэнд даже принял подчинённое положение по отношению к ней, невиданный и потрясающий феномен. Он и Башню Магов терпел лишь до тех пор, пока ему было не принципиально, какие распоряжения выполнять на пути к статусу и власти. Он намеревался переиграть их всех. Жаль, не вышло, но Сэнд всё ещё мог подобраться к Братству с другой стороны — чтобы продолжать их злить и не давать покоя. Он мечтал доказать сборищу шутов в мантиях, что они были, есть и останутся сворой беспородных шавок, брешущих от зависти из-под забора.

Сэнд знал свою силу, и знал её не так, как Кара, в конце концов превращённая в рабыню её же таланта. Ошибка многих одарённых, вскружившая немало бедовых и горячных голов. Сэнд не потакал могуществу, но обуздывал его.

Маг успел умыться и уложить волосы, прежде чем сообразил — что-то не так, как должно быть. В комнате чего-то не хватало. И это отсутствие ощущалось как нечто тревожное. Словно не хватало очень важной и необходимой части самого Сэнда.

Он несколько раз оглядел помещение, прежде чем до него дошло.

Зовя Джерала на разные лады, Сэнд пошёл блуждать по коридорам и лестницам замка. Пушистая бестия отказывалась идти к хозяину, хоть он из кожи вон вылези. Да уж, и впрямь олицетворение его нравного и строптивого характера, тоже всегда делает лишь так, как полагает нужным и правильным, не считаясь со мнением окружающих и тем немало их раздражая.

— О, Бишоп, погоди-ка. Ты не видел ли моего кота? — завидев впереди спину следопыта, окликнул его Сэнд.

Вполне миролюбиво. Несмотря на его крайне неоднозначное отношение к предателю, Сэнд отчасти понимал его мотивацию и в итоге согласился предоставить второй шанс. Хотя и предупредил, что этот второй будет последним, и что он лично приглядит за Бишопом, чтобы тот не выкинул никакого нового сюрприза. Сэнд на полном серьёзе считал, что хорошим лусканцем может быть только мёртвый и выпотрошенный лусканец. Он искренне ненавидел и презирал всех жителей Города Парусов и изо всех сил стремился как-то искупить в своих же в первую очередь глазах годы, проведённые там. Это пятно на репутации не отмывалось, но Сэнд никак не сдавался. А в Бишопе сочетались вся их ложь, всё двуличие, корыстолюбие, заносчивость и эгоизм. Скользкому червю, способному продаться даже чертям в обмен на сохранность шкуры, доверять не стоило, и Сэнд планировал успеть убить его раньше, чем тот вновь решит, что ему выгодно сменить покровителя прямо на ходу. Честь, благородство и гордость капитана ничего для Бишопа не значили, тот не умел проникаться высокими материями и видеть в жизни нечто большее, чем бесславное, но приятное транжирство времени в своё абсолютное удовольствие. Маг нуждался в подтверждении, что он хоть немного, но лучше этого прохвоста и грубияна. Если бы Сэнд вдруг узнал, что капитан ценит их одинаково, его бы это глубоко и обидно задело. Он бы никогда не смирился с таким ответом.

Бишопа никогда нельзя было назвать глупцом и тугодумом. Прохвостом, эгоистом, двуличной падлой, способной несколько раз переобуться прямо на ходу за какой-то час, тем, кто забывает, кому присягал на верность буквально вчера, чтобы сегодня громогласно заявить, что служит лишь себе — да, но только не дураком. И уже это изрядно насторожило эльфа — Сэнд не мог не заметить перемену в настроении Бишопа. Сэнд прекрасно умел работать с тончайшими струнами человеческих душ, играть на них, он так хорошо понимал психологические и политические игры Торио Клэвен в том числе и потому, что эти игры были естественной средой для него тоже. Поэтому теперь ему не требовалось никаких уточнений, чтобы прийти к выводу — что-то тут нечисто.

А всего секунду спустя Сэнд опустил взгляд на чересчур уж довольного волка и увидел то же, что следопыт. Описать его реакцию как "застыл" или "потерял дар речи" — слишком слабо и беспомощно, тут потребовались бы куда более крепкие и неприличные глаголы. Те самые, что обычно не звучат в светском обществе, и вообще считаются эстетически неприемлемыми у столь утончённого и возвышенного народа, как эльфы. Зрачки Сэнда сузились, и в них появился весьма угрожающий и зловещий блеск. Кажется, даже воздух стал плотнее от повисшего между тремя обитателями крепости напряжения. Если бы здесь вдруг очутился Чёрный Гариус — Бишопу впору было бы упасть на колени, быстрее молнии прячась за его могучей спиной, и слёзно умолять хоть в тень обратить, лишь не оставлять наедине с монстром, что пробуждался внутри Сэнда. Чёрт побери, даже Кара бы это оценила и поддержала бы, мол, хватит притворяться приличным и сдержанным занудой, прячущимся от настоящей жизни за пухлыми волшебными фолиантами, попробуй наконец-то сжечь от всей души того, кто тебя раздражает. Насладись процессом расправы над тем, кто уступает тебе во всём, ведь таких ничтожеств вокруг ещё полно.

Но он ведь не Кара.

Признаться честно, первым желанием Сэнда и впрямь стало, вполне в её духе, оторвать голову обоим, и наглому животному, и хозяину-недотёпе, и лишь потом разбираться. Вторым — пытать Бишопа ледяными и пламенными заклинаниями, спрашивая, что заставило его пойти на поводу у заведомо самоубийственной идеи — ведь в случайное стечение трагических обстоятельств Сэнд ничуть не верил. Он бы поспорил на что угодно — Бишоп сделал это специально, а теперь лишь делает вид, будто ни при чём. Между этим человеком и его питомцем связь была не менее сильной и яркой, чем между магом и фамильяром. Поступок выглядел нелогично, странно, откровенно по-детски — рубить сук, на котором сидишь, ведь Бишоп жил в крепости за счёт щедрости и милосердия капитана, чтобы просто кому-то насолить. Недостойно даже такого лицемера и обманщика, как Бишоп. Именно по той причине, что Бишоп выгодно отличался от общей массы наличием мозгов и здравого смысла, а также всегда горячо пёкся о своих шкурных интересах. Он бы попросту не подставил себя так открыто. Но, впрочем, может быть, Сэнд его переоценил. В конце концов, предать крепость и её обитателей в пользу Чёрного Гариуса было тоже, мягко выражаясь, не умно. Равно как и вляпаться в такой переплёт, что ему, Бишопу, пришлось зализывать раны в таверне Дункана Фарлонга и кормиться тем, что Дункан был готов для него выделить. Попадать в такие долги перед кем-либо — никогда не признак высокого интеллекта.

Но Сэнд действительно не та глупая девчонка, не сумевшая даже в Академии удержаться, и он не опустится до её уровня. В конце концов, месть никогда ничего не решает, а то, что ему легко испепелить Бишопа дотла щелчком пальцев, не делает его правым.

— Как ты объяснишь данное недоразумение, Бишоп? — очень спокойно, хладнокровно, словно выступая в качестве беспристрастного судьи, спросил Сэнд. — У тебя есть пять минут, и, если я не услышу ничего, достаточно удовлетворительного, я поступлю с тобой на своё усмотрение.

Он искренне надеялся, что капитан не появится в самый неподходящий момент и не начнёт упрашивать в пользу Бишопа. Вся доброта душевная у Сэнда уже ушла — на то, чтобы согласиться принять участие в плане леди Райны по спасению этого вот неудачника, не голозадого исключительно благодаря её же золоту, из Стены. Он согласился на вызволение Бишопа, скрепя сердце и тяжело вздыхая, и до сих пор ничуть не сомневался, что крепость отлично обошлась бы без такой вот подколодной змеи. Сэнд крайне редко менял уже раз устоявшееся у него мнение о других, а Бишоп провалился с таким оглушительным треском, что реабилитировался бы в глазах эльфа, только если бы раз десять спас Берег Мечей по личной инициативе. От некоторых речей паладина Касавира скулы сводило, но тот хотя бы понимал, что в жизни есть вещи поважнее славы и богатства. Странно подобное слышать от Сэнда, но путешествия с Райной преподали ему такой урок. В Башне Магов Лускана состоял высокомерный жестокий мерзавец, иную характеристику тогдашнему себе честный в таких вопросах Сэнд не дал бы. В те годы он как никто разделял восприятие реальности Бишопа. Да, слабым нет места под солнцем. Да, каждый печётся о себе любимом, при каждой удобной возможности вытирая ноги обо всех окружающих, кто позволяет такое обращение — те, кто по какой угодно причине не могут, не умеют или не хотят дать отпор. Сэнд бы подписался под этим манифестом шкурничества и абсолютной свободы от всего — чести, привязанностей, обязательств, совести.

Но... Это, конечно, весьма смешно и даже нелепо, но он понял, что подлинное благородство вдохновляет. Оно и сделало девушку-тифлинга, по сути безродную, воспитанную на болотах, диковатую провинциалку, бесспорным лидером их группы. Кто-то взял бы жестокостью, кто-то — харизмой, а в леди Райне хотелось видеть пример духовной силы. Оттого Сэнд и оставался всё ещё здесь, и неизменно возвращался, даже если ему доводилось куда-то поехать по личным делам. Он хотел сохранить для себя образ героической госпожи-капитана и утешаться им, даже когда её не станет. Хотя Сэнд во многом относился к Райне как к родному ребёнку, то качая головой на некоторые её выходки, то умиляясь им, насколько это слово вообще к нему применимо, он, увы, имел все шансы значительно пережить её — по вполне естественным причинам.

Проводив Бишопа взглядом, Сэнд вдруг усмехнулся. Он не начал метать громы и молнии — в буквальном смысле, подобных заклинаний у него в запасе было аж несколько штук, и ещё с десяток могли банально поджечь всё вокруг не хуже, чем фокусы Кары, — не только потому что Бишоп вовремя ускользнул в укрытие, что означало бы неизбежный погром места, которое маг высоко ценил, холил и лелеял, особенно после смерти Алданона. И не по той причине, что капитан запретила драки между своими на её территории. Он просто был недостаточно зол, чтобы размазывать следопыта по стенке. Да, тот раздражал порой вызывающим и развязным поведением. Да, доверия к нему у Сэнда было ни на грош. Да, у него была аллергия на лусканцев, даже бывших, включая ту же часть собственного прошлого — Сэнд из кожи вон лез, чтобы его дебют в Башнях Владык простили и забыли. Да, Бишоп порой вёл себя так, словно перед капитаном все равны, но он равнее. Но всё же этот идиот с луком и домашним волком стал для него частью команды, пусть и напоминал порой больше колорадского жука, таракана или любого иного вредителя, нежели кого-то хоть сколько-нибудь полезного.

— Если бы ты хоть немного утрудил себя учёбой, — с ядовитым сарказмом начал Сэнд, — то знал бы, что фамильяра не так-то легко уничтожить при живом маге. Я могу восстановить своего питомца достаточно быстро, но я бы хотел услышать, что побуждает тебя не дрессировать Карнвира. В конце концов, не все животные в крепости являются фамильярами, и он вполне может обидеть чьего-то любимца. Ты весьма неосторожен с чувствами других.

Не сказать, чтобы Сэнд сам был так уж аккуратен и внимателен к окружающим, и порой он даже задевал их намеренно, как было с той девушкой из Эмбера. Впрочем, было отличие — он никогда не давил ни на кого просто так. В то время у него была ответственная задача — спасти от петли Райну, и он не гнушался никакими средствами, чтобы её достичь. Впрочем, совесть у эльфа всё же была — он искренне надеялся убедить Алейн сотрудничать и был абсолютно уверен, что методы лусканцев будут до крайней степени неприятны и, во всяком случае, в разы хуже, чем всё, что была способна сочинить их странная компания. Он как мог намекал Райне, что им нужно взять ситуацию в свои руки, иначе Алейн окажется в худшей опасности, но не был понят. Сэнд до сих пор не мог простить капитану такие мелкие разногласия, которых было довольно много. Конечно, он вовсе не настаивал на том, что всегда прав, но мага уязвляло, когда он от всей души предлагал оптимальный вариант действий, а результат работы его ума и находчивости отвергали ради очередного почти самоубийственного, зато кажущегося более благородным и честным плана.

— Кроме того, однажды он может нарваться на превосходящего противника и сам стать жертвой, — иронически, с неподдельным удовольствием, продолжал Сэнд. — Допустим, что он напал бы на Кистрела... хотя я от всей души надеюсь, что Карнвир, как и ты, гораздо умнее, чем кажется с виду, и не совершит такую глупость, как напасть на гигантского паука. Однако, по внешнему виду не всегда можно судить о потенциале существа.

Говоря, Сэнд успокоился окончательно. Он даже почти улыбался. Из их старой гвардии осталось уже и так слишком мало, чтобы выяснять отношения между собой. На самом деле Райна вряд ли что-то смогла бы сделать, если бы они ненавидели друг друга до такой степени, что захотела бы убить. Не с серебряным же мечом Гит бы на них пошла, абсурдно и представить. Разве что рассердилась бы и отчитала, это, пожалуй, всё, чего Сэнд от неё ожидал. Куда хуже то, что она бы неподдельно расстроилась. Скорее всего, это заставило бы её почувствовать себя так, словно она теряет последний оплот надёжности и безопасности — единство тех, на кого она может и хочет положиться. Хотя у Сэнда всё ещё имелось в запасе полно критики насчёт того, к каким последствиям может привести пребывание Бишопа в их рядах, но он благоразумно помалкивал. К своим годам уже давно успел понять — иногда лучше не спорить, даже если ты уверен, что прав.

— Ты не можешь просто плевать на чувства тех, за счёт кого живёшь. Вокруг тебя — живые люди. И уверяю, если для тебя не аргумент их благополучие — если крепость наполнится ревущими из-за того, что их любимцев сожрали, детьми и их ругающимися мамашами — у тебя же первого разболится голова, и тебе придётся сбежать обратно в лес. Не готов утверждать, что меня бы не устраивал такой исход, но леди Райна привязалась к тебе. Я не желаю её расстраивать.

Сэнд по большей части попросту беззлобно издевался, но на деле он высоко ценил ловкость и смекалку следопыта. На самом деле он вовсе не назвал бы их отношения плохими, они отнюдь недурно общались, и по взглядам, по подходам к возникающим проблемам Бишоп, циничный и порой жестокий, был Сэнду ближе остальных воришек да паладинов в сияющих доспехах. Бишоп был ближе всех к представлениям мага о том, кого он готов назвать товарищем. Не надо ничего объяснять и оправдываться. Всё испортил финт ушами, который Бишоп выкинул, открыв Гариусу ворота. Он примерно представлял себе, как работают мозги у предателей, и даже догадывался, почему Бишоп так поступил. Когда-то Сэнд и сам был вполне таким же. Дают — бери, бьют — беги, это менее энерго— и ресурсозатратно, чем каждый раз принимать бой с теми, кому ты не понравился, пусть кипят от злости и зависти в одиночестве. Иди туда, где условия лучше, и без зазрения совести меняй их, если тебе посулят куш покрупнее, и ты не почуешь сразу же, что там подвох. Если уж на то пошло, Сэнд творил не менее постыдные вещи, когда носил мантию лусканского волшебника. Он очень на многое оказался способен прежде, чем даже чаша допустимого для него всё-таки переполнилась. И Башни он предал, когда сбежал и выдал всю известную ему информацию о них Райне на блюдечке. Сэнд был весьма далёк от дешёвого морализаторства в стиле Касавира и Келгара. Он видал и испытал так много всего паршивого, в том числе и сам причинил, что его закалённую моральную шкуру словесными уколами было не прошибить, даже Торио, змея с огромным опытом, не могла.

Но... но Райна действительно оказалась особенной. Ей хотелось верить, за ней Сэнду никак не претило следовать, при всей его гордости, порой граничащей с откровенной гордыней. Потому что иногда его рациональный холодный подход, не считающийся с препятствиями и с мнением других, не стоил и ломаного гроша в сравнении с честью, великодушием, щедростью, отвагой и тем самым единственным решением, которое принимаешь за секунду, ведь всего секунда у тебя в распоряжении и есть, и оно показывает всю твою суть, и блистает ярче, чем бриллиант на солнце. Даже в таких крохотных решениях, как поддержка травницы из Форта Лласт, Сэнд как мастер-артефактор мог сказать, что ничего такого уж выдающегося в её амулете не было, не защищал он сверх тех обыкновенных чар Келемвора, наложенных на него. Но что толку в том, что Райна бы оскорбила открытость и порыв расположения Нии? Это обернулось выигрышно для них впоследствии, но, даже если бы Ния не пришла свидетельствовать — они совершили то, что должно. И уважение к знахарке, к её любви и тому, как много она вложила в свой маленький подарок, стоило дороже денег и дороже выгоды в суде. Бишоп такие тонкости не различал, точнее, ему они банально были до соведя, следопыт и не старался. А Сэнд видел, хотя поначалу и с трудом, но раз за разом он всё глубже понимал Райну. И маг на полном серьёзе задавался вопросом — неужели Бишоп этого не заметил и не почувствовал, не проникся её несомненным потенциалом лидера, постепенно всё ярче и ярче проявляющимся в девочке из болотного поселения, раз смог тогда уйти? Это было выше разумения Сэнда. Ведь не дурак же, отнюдь не дурак, должен был правильно оценить, кто Райна и на что способна.

Это было даже весело, по-хорошему весело, и Сэнд рассмеялся. Бишоп был на удивление похож на своего верного спутника жизни — такой же гордый, ни с кем не считающийся волк, ищущий какой-то подвох в удобстве и комфорте, если они принадлежат не ему, а кому-то другому. Следопыт так, видимо, привык, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а добро наказуемо, что считал всех вокруг хлопочущими только о своём благополучии эгоистами, что бы ни говорили они, как бы ни уверяли, что заботятся друг о друге. Дункан Фарлонг оказал Бишопу услугу бесплатно, и когда же он потребовал вернуть долг? Только когда на карте оказалась жизнь девушки, и ещё неизвестно, сколько других жертв последовало бы за ней, найди гитиянки применение крови Шандры Джерро. Кто же виноват Бишопу, что он не делал ничего просто так, и помощь, поддержку, взаимовыручку следопыт явно воспринимал как пустые звуки.

Но в мире есть множество прекрасных вещей, и он не делится на выгоду и вред, на чёрное и белое, на приятное и неприятное. Есть огромный спектр, который ты упустишь, если продолжишь рассуждать в полярном ключе.

Сэнд подошёл и аккуратно, чтобы не слишком раздражать зубастого хищника, извлёк из самодельного гнезда, устроенного волком, несчастные произведения письменного труда. Ладно с остальным, не так жалко, но книги оставить на расправу маг не был готов.

— Объясни, пожалуйста, Карнвиру, что трогать книги в этом месте нельзя. Если ему так уж хочется что-нибудь испортить — я ему отдам пару-тройку томов из лусканской писанины, или, может быть, лирическую литературу конца позапрошлого века. Ни один здоровый человек в своём уме не должен читать эти охи и вздохи.

Держа книги в руках, Сэнд нараспев произнёс несколько странно звучащих слов, и тонкие ручейки зеленоватого пламени оплели попорченные фолианты, осторожными, мягкими и бережными прикосновениями восстанавливая их до первозданного вида. Определив, откуда их извлекли, Сэнд вернул книги на их места. Он выглядел библиотекарем, который регулярно этим занимается и уже привык, просто вздыхает, что никак, ни по-доброму, ни по-плохому, посетители не научатся беречь чужое имущество, но ему, мол, так надоело, что злиться настроения уже давно как нет.

— Знаешь, Бишоп, чем дольше ты притворяешься одиноким зверем — тем хуже от этого тебе. Не обществу, которое ты отторгаешь, а лично тебе. И ведь совершенно не поймёшь, чего лишаешься, пока не попробуешь что-то другое. Поверь, я точно знаю, о чём говорю. Пусть, и иначе, чем ты, но я был когда-то таким же. Считал подчинение ниже своего достоинства, никого ни во что не ставил. Я был высокомерен, и поэтому стал магом, попал в Башни Лускана, связался с людьми вроде Чёрного Гариуса и Торио Клевен. Я тоже искал свободу и независимость в колдовских книгах, и меньше всего меня волновало чужое мнение.

Сэнд был идущим по трупам карьеристом, и его не волновало, через скольких придётся переступить, поднимаясь выше и выше. Он точно знал, что сам себе бы не доверился, а Райна позволила ему представлять её интересы в суде. Тогда маг полагал, что у неё просто не было никакого выбора, но он уже достаточно изучил характер капитана. Если бы она никоим образом не желала его видеть подле себя и слушать его советы, она бы сделала всё, чтобы избавиться от такого адвоката. Но Райна слушала его так, словно слова Сэнда имели значение. Она уже тогда видела в нём товарища. И это удивляло. Мнение этой удивительной девушки не изменилось даже после того, как Торио во всеуслышание заявила, что Сэнд — лусканец, и не ему говорить что-то против этого города и их методов.

Наверно, именно тогда, поняв, что для Райны он в первую очередь свой, и она делает о нём выводы по нынешним поступкам, а происхождение стоит в лучшем случае где-то в конце, Сэнд и осознал, что его не связывает с Городом Парусов больше ничего. Освобождение сродни тому, что наконец-то порвались незримые цепи, доселе всё же не отпускавшие, постоянно напоминавшие, кто он такой и откуда пришёл. Всё, что Сэнд нёс на совести и никому не признавался. Все его дурные и тяжёлые воспоминания. И убитые его руками, его заклинаниями, были из этого ещё и далеко не самым негативным и мрачным.

— Не только леди-капитан меняет взгляды на жизнь и на то, что в ней правильно. Никогда не задумывался, что все они на нас повлияли? Нишка, Келгар, даже Касавир и Элани. У меня были деловые партнёры, которых я бы предпочёл вовек не видеть, и такие союзники, что охотно воткнули бы мне под лопатку нож, как только я бы забыл наложить щитовые чары и повернулся к ним спиной. Я даже представить себе не мог, что бывает иначе. Но эти ребята, собранные леди Райной под крыло... Они порой ведут себя как идиоты, с которыми не о чем разговаривать. Иногда их хочется подпалить самому, чтобы долго не мучились и не утруждали врагов. Но... в какой-то момент я понял, что всё-таки дорожу ими, какими бы они ни были. И те, кто погиб в сражении против Короля Теней... Я ощущаю это как утрату. И даже не говори, что ты — нет. Если бы нет, и если бы тебе было совсем плевать на тех, кто выжил, ты бы не вернулся с нами сюда, когда мы тебя достали из Стены. Сказал бы спасибо и ушёл бы в лес. В Невервинтер. Во Врата Балдура. Да куда угодно, только не в крепость.

Потому что никто из них не создан для жизни без компании, общения, тепла. Ни человек, ни тифлинг, ни дворф, ни эльф. Попробуй не разговаривать ни с кем, кроме деревьев и животных, хотя бы месяц — и рассудок твой попрощается с тобой и уплывёт на первом же попутном корабле в Чалт. Не оттого ли друиды все поголовно дивные на голову? А ведь они поддерживают контакты по крайней мере между собой, тоже в Круги сбиваются. Ни Бишоп не исключение, ни сам Сэнд, как бы он ни притворялся, что книги его душе милее, даже они отвечают более связно и содержательно, чем простые необразованные смертные. Утверждая обратное — они лицемерят и изображают из себя тех, кем не являются. И никакой напускной цинизм эту потребность не лечит.

Сэнд, конечно, понимал, что про Гробнара, скорее всего, Бишоп пошутил. Вспомнил самого невменяемого и недалёкого члена их бывшей группы — и упомянул. Да и заслужил Гробнар отчасти, по такому только ленивый не проедется. Но штука в том, что барды тупицами не бывают, какое бы впечатление ни производили. Иначе они никак не преуспеют на выбранном поприще, не выдержат конкуренции. А Гробнар, когда был в ударе, мог заставить даже невервинтерских знаменитых исполнителей ощутить своё ничтожество. Кроме того, Гробнару были известны некоторые вещи, которых не ведал больше никто. Записывать его как некую обузу на возу, без которой, как говорится в пословице, кобыле легче — значит не уважать всё то рвение, искренне проявленное малышом ради общей победы. Гробнар мог остаться в лесах и полях цветы собирать да стихи сочинять, никто не удивился бы, если бы гном избежал финальной битвы. Но он отправился с ними. И вот так за глаза, более того, похоронив, когда уже не ответит, осуждать его не казалось правильным, при том, что образцом этики и такта Сэнд вовсе не выступал. Алейн и покойная Шандра были тому свидетельницами — когда мага переезжало необходимостью, он в принципе выбрасывал оба эти понятия в помойку.

Наверно, где-то около таких его представлений о морали и пролегала та хрупкая и тонкая граница, что, как маг хотел верить, отделяла его от лусканцев.

И, во всяком случае, Бишоп просто так удобно подставился для маленькой дружеской насмешки, что было грех этим не воспользоваться. Сэнд, конечно, мог милостиво притвориться, что пропустил мимо ушей, но не посчитал нужным.

— Вот уж не знаю насчёт Гробнара, ты ведь общался с ним больше, чем я, и даже заслужил его доверие, — вкрадчиво почти-промурлыкал Сэнд, намекая на те своеобразные отношения, которые связали человека и гнома ради того, чтобы Гробнар поделился кодами доступа к конструкту. — Насколько я помню, ваше общение принесло-таки тебе пользу.

При этом маг сделал лицо самое невинное, на какое был способен. И это было приятно. Нет, не издеваться над Бишопом, а обмениваться шуточками и вспоминать прошлое. Гробнар был мёртв, как и большая часть команды, но это не мешало давно оставшимся позади моментам согревать, напоминая — не только из боли, бега наперегонки со смертью, головоломных загадок и бесконечных боёв против превосходящих сил врагов состояли их дни. Многие моменты стоило бережно хранить и ценить пуще королевских бриллиантов.

— Ты же знаешь лусканцев, и что они делают с теми, кто слишком умничает в их присутствии. Возможно, это одна из причин, по которой мы не ужились... Прятать обугленные трупы тех, кто пытался сократить прискорбную разницу в интеллекте между нами грубыми ударами кулаков или кинжалом под лопатку, мне надоело, — Сэнд улыбнулся, правда, теперь уже не очень-то по-доброму.

Тем самым он без лишних слов расставлял точки над и — мягкотелым эльфом, так уж трясущимся над чужими жизнями, он отнюдь не сделался. Хотя, конечно, на глазах у леди Райны Сэнд никого с живым огоньком в упор не познакомит. Разве что по её прямому приказу. Или если на крепость нападут первыми, и придётся оборонять позиции, не ожидая распоряжений капитана. У Сэнда никогда прежде не было такого ощущения — дома, достойного защиты любой ценой. Не лусканские же Башни Братства Магов таковым считать. Здесь Сэнд нашёл нечто гораздо большее, нежели свободу. Он наконец-то отыскал достойное применение всем накопленным знаниям, всем изученным умениям. Печальное зрелище — не иметь ни цели, ни смысла, просто неприкаянным бродить по свету. Принадлежность этой крепости была неизменным ориентиром Сэнда, даже если ему доводилось куда-то поехать и далеко не сразу вернуться.

— Кота мы искать не будем, он не пропадёт, наверняка по возвращении я увижу, что он опять решил, будто подушка не моя, а его собственность, — взмахом руки Сэнд выразил всё своё отношение к строптивому и порой чрезмерно самостоятельному фамильяру, который девочек-то, возможно, и не искал, зато приключений на пушистую филейную часть — вполне. — Пойдём лучше в таверну, выпьем. Обсудим, как нам жить дальше. Я абсолютно уверен, что долго бродить по крепости без дела не придётся. Насколько я знаком с леди Райной, рано или поздно в какие-то неприятности она да влезет. Даже если она сама их не ищет, они всегда находят её так, словно на ней магический магнит для них висит.

Сэнд даже проверял, пока Райна не следила — чтобы её не тревожить лишний раз. Нет, ничего подобного. Хотя пара негативных пожеланий на её ауре-таки висела, и их пришлось очистить — того, что притягивало бы к ней невзгоды и испытания, эльф не обнаружил.

Пить с Бишопом, эк до чего докатился, прямо как в ещё более старые времена, даже до знакомства их обоих с леди Райной, когда Сэнд уставал от бестолковых клиентов его скромного магазинчика и заглядывал к Дункану, чуя, что без перерыва начнёт их примораживать ко входу ледяными стрелами. Впрочем, не с Келгаром же — с Бишопом хотя бы меньше шанс поутру проснуться под столом и даже под угрозами не вытрясти из закромов памяти хоть какие-то сведения о бурном вечере накануне. Никаких представлений о мере и здравом смысле касательно крепкой выпивки у дворфов отродясь не бывало, а встать из-за стола рано означало занять в их глазах положение неженки и салаги, не способного вынести испытание, достойное настоящих мужчин.