Нежеланный ребёнок — это когда все смотрят на тебя так, словно ты мусор под их ногами, а на усталом лице матери не читается ни заботы, ни нежности. Всё выели её постоянные и чаще всего безуспешные попытки найти хоть какой-то стабильный заработок, чтобы прокормить и себя, и сына. Макос слишком рано понял, что без него ей было бы легче, и, хотя он понятия не имел, что же именно сделал не так, он отчётливо чувствовал — само его существование ломает ей жизнь. Обременяет её. Она осталась бы с родными, если бы не он. Макос всё испортил. Он паршивая гнусная дрянь, заставляющая тратить на него время.

Нежеланный ребёнок — это когда ты забиваешься в угол в надежде, что сегодня тебя не заметят, не ударят и не накричать. Толкнуть, обозвать, унизить "маленького монстра" считали чуть ли не своим священным долгом все и каждый, кто замечал его необычную внешность. Мальчишки постарше, встретив Макоса на улице, очень больно таскали его за рога, дёргали за хвост, выкручивали руки и повторяли, что он демонский выродок, и место ему в Аду. Некоторые даже предлагали помочь ему туда попасть, но это повлекло бы проблемы с законом Невервинтера. Вряд ли они так уж дрожали перед правилами и запретами, просто предпочитали не связываться с лишними проблемами, если их было можно избежать. Странно пахнущая краснокожая бестия не настолько раздражала их. А, может, им было противно об него пачкаться.

Макос привык вызывать отвращение, презрение и ненависть лишь своим видом, даже не успев ничего сделать или сказать. Он видел себя в зеркале — люди были правы, он ужасен, и ему никогда не стать на них похожим. Своё тело он воспринимал как нечто враждебное, чужое, навязанное ему. И стыдился, что покончить с собой не хватает духу. Он трогал лицо, рога, руки — и не ассоциировал себя ни с чем из этого. Оно не его, Макос непоправимо заперт в безобразной, тошнотворной оболочке, наказан за то, что появился на свет. Такая пакость не должна была выжить, ему следовало погибнуть ещё в утробе, и он грешник, он проклят за то, что оскверняет этот мир и загрязняет всё, что заденет даже случайно. Стыдно находиться рядом с ним, стыдно прикасаться, потом не отмоешься.

Нежеланный ребёнок — это когда хочется извиняться за то, что дышишь. Что занимаешь пространство. Что ешь и пьёшь. Ничего из этого не предназначено для урода и ходячей скверны, он отнимает пищу у нормальных людей тем, что ему она тоже нужна. Когда боишься оставаться один в темноте, но всем плевать на твои страхи и твоё одиночество. Когда не понимаешь, почему мать не избавилась от тебя ещё во младенчестве, и, вместо того, чтобы возиться с порождением Абисса, не оставила его умирать в канаве. Это решило бы все проблемы. Всё было бы хорошо — у всех, и даже у него, потому что он бы не страдал.

Нежеланный ребёнок — это ожидание, что даже из уст тех, кто расположен к нему, улыбается, гладит по голове, вдруг вырвется что-то плохое и ранит его даже глубже, чем грубость, полученная от других, кто отношение никогда не скрывал.

А потом произошло это.

Они забрались в дом, когда мать ушла на работу. Точнее, у них, конечно, был не дом, а маленькая жалкая лачуга, но всё лучше, чем ютиться в подворотне или под мостом. Макос не мог бороться со взрослыми сильными мужчинами. А его посадили в клетку, в которой отчётливо пахло каким-то диким животным, запах впитался в пол и в прутья. Возможно, клетку даже не помыли перед тем, как сменить обитателя. Зачем, тварь рогатая и так обойдётся, недалеко от зверушки ушёл. Эти люди так и выразились, со смехом обмениваясь репликами, игнорируя любые его попытки обратиться к ним и спросить, что происходит, кто они и для чего так поступают.

— А он не слишком тщедушный для ритуала? — озабоченно уточнил один из похитителей.

— Да сойдёт, кровь у него всё равно что надо, достаточно пролить её на алтарь и положить сердце в чашу для жертвоприношений. Тогда наши молитвы будут услышаны, и проход откроется.

Макос заплакал. Несмотря на то, что такой жизни, как у него, не позавидовал бы и каторжник, он всё равно не хотел умирать. Он бы не сумел объяснить, почему, но всё внутри восставало против самой мысли о таком конце. Он попытался схватиться за прутья, но ему обожгло ладони.

— Бесполезно. Брось это, иначе раньше времени покалечишься, а то и вовсе в негодность придёшь. Мы заплатили священнику в храме Торма, и он наложил на металл заговоры. Наврали, что собираемся перевозить бесов, а он, дурак, и поверил.

— А, по-моему, он не так прост и за золото притворился бы, что любой легенде верит. С такими замашками он не удержится среди этих одержимых, но нас его беды, к счастью, уже никак не касаются. Мы же не заставляли его брать деньги.

— Значит, так, мелкий, сиди тихо и не дёргайся, и мы обещаем, что убьём тебя быстро и легко.

Кусая губы, Макос забился в угол клетки, продолжая глотать слёзы. Без оружия, ничего не смысля в магии, слабый физически в силу возраста, он был вынужден подчиниться. От страха сердце колотилось как безумное, и всё тело била дрожь. Макос горячо мечтал провалиться под землю, да поглубже. Фантазия подбрасывала самые разные варианты наказаний, что постигнут его, если он рискнёт позвать на помощь. Его будут мучить и терзать, и издевательства над пусть и маленьким, но всё же монстром доставят им удовольствие. Макос просто хотел домой, пусть там его и не любят, но хотя бы не грозятся зарезать невесть чего ради.

[lz]<div class="lz"><a href=https://swordcoast.rusff.me/viewtopic.php?id=60><font color="#e1e3e1">МАКОС</font ></a>^{~5 y.o.}<hr><br>Раса:<b> тифлинг</b><br><br>Класс: <b>нет</b><br><br>Божество: <b>нет</b><br><br>Город:<b> Невервинтер</b><br><hr><br>Репутация в мире: <font color="#e1e3e1"><b>-100</b></font ><br></div>[/lz]

Отредактировано Makos (2021-03-31 09:19:10)

Подпись автора

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.

Глаза у маленького тифлинга распахнулись, что называется, в пол-лица, а, говоря точнее, настолько широко, как вообще могли, и он уставился на дроу и дворфа испуганно, растерянно и беззащитно. Кровь застыла в жилах, когда Макос на миг подумал, что и эти тоже начнут издеваться над ним. Но незнакомец, который любезно представился как Джа, вёл себя мирно и дружелюбно, и Макос невольно улыбнулся ему. Открыто, как и полагалось крохе его возраста, не вздрагивающей от любого тактильного контакта из-за ассоциаций с болью. Обычно всех в оторопь бросала улыбка тифлинга, но он забыл об этом. Не ограничиваясь столь незначительным проявлением благодарности, Макос прыгнул на шею дроу и повис на ней, доверчиво утыкаясь лицом в живое и тёплое, всхлипывая, но уже не так надрывно и отчаянно, как раньше — истерика отпускала. Хвост так и ходил из стороны в сторону, совсем как у ластящейся собачки. Макос не всегда следил за поведением этой части своего тела, и она выдавала волнение, восторг и беспокойство. Гибель тех, кто держал его взаперти и вёз на заклание, ничуть не огорчила Макоса, лишь восхитила тем, насколько Джа великолепен и могущественен. Кровопролитие вообще не вызывало у маленького тифлинга ни малейшего негатива, он бы, скорее, пожелал научиться так сам. И тогда никто не посмел бы вновь запереть его в обжигающей ловушке, насмехаясь и распоряжаясь, будто личной собственностью. И там, в нищенских трущобах на окраинах Невервинтера, его бы больше не дёргали за рога и не хлопали наотмашь по щекам, добиваясь крика, рыданий, мольбы о пощаде. Макос был как волчонок — отпрыск хищного и агрессивного создания, способного разорвать глотку, если дать подрасти, но в бесправном состоянии лишь зашуганный и нервный тощий комок шерсти. Род человеческий разочаровал его. Если бы Макос не сосредоточился так на самопожирании, моральном разрушении себя, он бы их проклял и жаждал бы жестокой мести, достойной полудемона. И ничто бы в нём не дрогнуло, не подсказало бы, что так нельзя.

— Вы ведь не убьёте меня, правда? Они говорили, что моё сердце надо куда-то положить, и пролить где-то мою кровь... Я не запомнил. Я ничего не понял, только то, что умру. Они забрали меня у мамы, — Макос объяснял чуть быстрее и сбивчивее, чем нужно, голос его дрожал и почти срывался. — А ты эльф, Джа, ведь да? У тебя длинные уши, как у них, но... Я не знаю таких эльфов, как ты... Почему ты чёрный?

А что, если этот необычный эльф на самом деле что-то другое? Как ни странно — неизведанное влекло и манило, и малыш принимал это не за возможную угрозу, а как волшебное чудо, неподвластное никакой магии, кроме естественных сил судьбы. Макос продолжал прижиматься к Джа, как к родному отцу, с тем лишь отличием, что настоящий родитель у него никогда сыновних чувств не вызывал, а тут он был готов пойти с диковинным темнокожим существом куда угодно, если бы тот позвал, и служить, и помогать, делать всё, что ему велят. Но попросить Макос, конечно, не осмелился бы — кто он такой, чтобы навязываться. Он не вправе заставлять кого-то терпеть рядом ходячий позор, пакость и омерзение. Джа ничем не был ему обязан, и мог пройти мимо, из клетки вытащил по невесть откуда взявшейся милости. Но таких, как Макос, не жалеют и не щадят. Людям нужны послушные и смазливые дети, заглядывающие взрослым в рот и стремящиеся угодить. А ему нельзя сглаживать грызущее ощущение вечного одиночества, ненужности и неприкаянности за чужой счёт.

— Ты красивый, — с невинной детской непосредственностью выдал Макос.

Впрочем, нельзя было не заметить и горечи в его интонации, как и лёгкой зависти. Ему тоже хотелось иметь утончённые черты лица, небрежное аристократическое изящество "высшей расы", заставляющее в благоговении замирать. Хрупкость, лёгкость, воздушность даже, словно эльфы вовсе и не от мира сего. Макос усовестился своего безобразия, что от рождения превратило его в осквернённое, порочное, отверженное от понятий нравственности, добра и чести создание. Отпрыск обитателя нижних планов, Макос нёс на себе долю ответственности за преступления всего демонического племени. По крайней мере, так его научили относиться к себе. Он и сам давно убедился, что хуже остальных ребят и не сравнится с ними, как бы ни старался — слишком отличается, такое не исправить и не вылечить. Но для отродий Абисса он маленький, слабый и ничтожный, тудс его тоже не примут. Макос завис между двумя мирами, не принадлежа ни одному из них, проклятый обоими.

[lz]<div class="lz"><a href=https://swordcoast.rusff.me/viewtopic.php?id=60><font color="#e1e3e1">МАКОС</font ></a>^{~5 y.o.}<hr><br>Раса:<b> тифлинг</b><br><br>Класс: <b>нет</b><br><br>Божество: <b>нет</b><br><br>Город:<b> Невервинтер</b><br><hr><br>Репутация в мире: <font color="#e1e3e1"><b>-100</b></font ><br></div>[/lz]

Подпись автора

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.

Джа всё, за что брался, делал на заглядение хорошо. Макос очарованно наблюдал за ним, снизу вверх, за большим, взрослым и невероятным старшим. Смотрел внимательно, стараясь запомнить действия на случай, если что-то из этого пригодится ему в будущем. Было видно, что он не считает слова Джа за истину, лишь за попытку успокоить его и придать уверенности в себе. Но Макос отлично знал, какая у него внешность, много времени провёл, изучая своё отражение — и проклиная его. Эта кожа, сухая, точно наждачная бумага. А её цвет! Она же красная! Красная, будто постоянно воспалена. Все кругом заявляли, что на нём пылает след адского пламени, именно этот зловещий огонь, мол, раз и навсегда опаляет таких, как Макос. Эти рога — ни у кого вокруг подобного нет, а у него есть. Эти странные наросты на подбородке и по бокам лица — они внушали Макосу такое же отвращение, как иные люди терпеть не могут их чересчур крупные родинки, бородавки или родимые пятна. Мать часто упоминала, что многое ему досталось от скрывающегося ныне в недрах Бездны отца — и изливала на него злость и ярость, которые не имела возможности донести до настоящего адресата. Вновь и вновь, как будто страдания ребёнка могли искупить ту долю, на которую обрёк их эгоистичный демон. Будто через Макоса, так похожего на своего второго родителя, она могла докричаться до мерзавца, что соблазнил её и,не поведя бровью, оставил самой расхлёбывать последствия, без малейшей помощи и поддержки.

Макос ненавидел исчадие, которое поступило с ними так — натешилось и бросило, и ему всё равно.

"Сгинь в Абисс!" — твердили ему то и дело все без исключения, с кем он был вынужден сосуществовать.

"Ты нам мешаешь. У тебя душная зловонная аура, и смотреть на такую тварь, как ты, тошно."

— Да, я хочу попробовать, если ты правда разрешаешь... Люди не дают мне в руки их вещи. Говорят, я их запачкаю или сломаю, или на эти штуки перейдёт моё проклятие, — Макос выговорил последнее слово как ругательство, смысл которого ему совершенно не ясен, но он дорого бы дал, чтобы понять. — Я испорченный, мне запрещают брать чьё-то, это принесёт им горе и беду.

Хвост тифлинга снова жил полноценной и насыщенной жизни чуть ли не отдельно от него. Этот хвост двигался постоянно, не замирая ни на миг. Макос не раз и не два задумывался отрезать эту деталь организма, ведь никто не обладал хвостом из тех, кого он ежедневно встречал на пути. Он собирался избавиться хоть от одного отличия, разделяющего его и людей, но пока не решался. Да и затруднительно откромсать то, что растёт у тебя сзади. Макосу не удавалось сочинить, как добраться до основания хвоста и отделить тот под корень. Нет, откромсать легко, дурное дело не хитрое, но так, чтобы не отросло снова, уже не такая очевидная задачка. Возможно, надо менять что-то внутри тела. Провернуть такую операцию на себе в домашних условиях — почти нереально, или чревато тем, что он останется калекой, переусердствовав. Да Макос как-то и рог тщился отпилить, но тот оказался прочнее и твёрже, кухонный нож сломался об кость, и Макосу потом ещё и влетело от мамы за порчу имущества, они же не богаты, чтобы обзаводиться новым после каждой его сумасбродной выходки.

— Это так необычно, наверно, жить под землёй... Я не знаю, могу ли попросить тебя, но... Возьми меня туда хотя бы на один день, пожалуйста, я хочу посмотреть! — мальчик казался искренне и пылко заинтригованным, увлечённым идеей. — Но ты здесь, а не там. Тебя прогнали, или ты сам ушёл? Что случилось?

Впервые в бедовую головушку этого прямого до бестактности малыша закралось подозрение, что Джа тоже, возможно, никто не любит и не ждёт дома, вот он и гуляет по поверхности, куда черти занесут. Эх, не умеет Макос общаться, да и откуда бы ему в этом разобраться, когда большая часть его опыта в этом состояла из убегания куда подальше от преследователей по улицам Невервинтера, безмолвное выполнение приказов тех, у кого были статус и власть ему приказать, или необходимость терпеть колотушки. Макос хотел утолить всё своё непомерное любопытство — и стеснялся дать свободу лавине вопросов, что кипела в его груди.

— Почему они хотят меня убить? Я ничего плохого им не сделал. Для чего нужна моя кровь? — печально спросил Макос, глядя в землю.

Он привык, что его не любят, гонят, запирают, не пускают в помещения, но чтобы со свету сжить — это впервые. Незнакомые люди, которым Макос точно вреда не причинял. И он до сих пор не мог найти в себе ту причину, что побуждала его сопротивляться. Ведь проще и логичнее будет сдаться и прекратить это бессмысленное, никчемное прозябание среди тех, кто не принимает его и не симпатизирует ему ни в чём. Макос не сомневался, что без него даже мама расправит плечи и вздохнёт с облегчением... Но ему было откровенно жутко перестать дышать, видеть небо, цветы, мостовые Невервинтера и стремительный бег реки. Чувствовать запах свежей выпечки и потрясающий, и свежий и нежный, и одновременно насыщенно-пряный аромат от прилавка торговки заморскими духами. Слышать речи глашатаев и непринуждённую болтовню обывателей о моде, погоде и ценах на скакунов. Наслаждаться танцами красивых девушек, зазывающих в "Лунную Маску", и внимать сладким речам проповедующих на площади священников Латандера или Селуны. Ребёнок мало разбирался во всём этом, что-то воспринимал буквально, а что-то так и представлялось Макосу загадочно укутанной в сложные и неизвестные ему в силу возраста и необразованности слова тайной за семью печатями. Это всё был милый и согревающий душу Макоса мир, где он всё ещё мечтал задержаться подольше и изучить тот со всех сторон. Препятствия казались сложными, но Макос не отчаялся и не опустил руки до такой степени, чтобы они превратились в непреодолимые.

Подпись автора

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.

Возможно, впервые за всю жизнь хвост Макоса застыл без движения, словно его парализовало. Впрочем, всего несколько секунд спустя тифлинг попытался спрятать этот ненавистный ему отросток, заслонить собой, чтобы Джа не смотрел. Выглядел Макос при этом так виновато, словно его застигли за чем-то очень стыдным. Чаще всего внимание к его хвосту посторонним оборачивалось очередными насмешками и обзывательствами, даже другие дети не упускали возможность покрутить этот несчастный хвост или потянуть за него. Честное слово, будто Макос им игрушка и развлечение, а не живое существо. Хвост и правда постоянно мешался, путался, попадал куда не надо, его регулярно прищемляли или наступали на кончик, если Макос опускал его слишком низко, неудачно сидел или лежал. Макосу часто мерещилось, будто хвост — не естественное продолжение его самого, а дополнительное наказание. Впрочем, до него доходили смутные слухи, что некоторые вынуждены сосуществовать с крыльями. Огромными. Неуклюжими и неповоротливыми на земле. Вот чего Макосу не удавалось представить. Это, наверно, ещё более неудобно, и пачкаются они быстро, и цепляются за стены, мебель и дверные проёмы.

— Я не хочу, чтобы он у меня был, от него только плохо, — горько и тоскливо пожаловался Макос, глядя на Джа так, словно верил — тот непременно его поймёт. — Вот у тебя длинные уши. Представь, что каждый их хватает или задаёт про них глупые вопросы... И ни у кого хвоста нет, а у меня есть. Я не такой, как все, потому что мой папа был страшным чудовищем. Он бросил маму, и её никто не любит, потому что она была с демоном. Когда мы ссоримся, она всегда говорит, что я похож на него и вырасту таким же, и что лучше бы меня не стало... А что такое демон? Джа, ты уже встречал таких, как я? Какие они?

У Макоса не было достоверных источников информации, хотя он, ещё не зная, что окружающим вовсе не всегда стоит доверять на слово, не умел фильтровать то, что на него чуть ли не ежедневно выливали ушатами помоев на голову. А люди были весьма щедры на грубые и резкие формулировки, не ограничивая себя лишь из-за того, что перед ними был ребёнок. Соответственно, всё средоточие зла для Макоса олицетворялось в тварях, подобных его недо-папаше. И — ему самому, потому что он накрепко ассоциировал себя с этим отвратительным выродком. И... Даже в пять своих лет Макос уже был достаточно проницателен, чтобы заметить — мать ни разу не упоминала, что отец взял её силой или к чему-то принудил. У него сложилось впечатление, будто она уступила ему сама, поддавшись мрачному и тёмному обаянию выходца Абисса, острыми ощущениями, новизной и непохожестью на тех её подруг, теперь уже бывших, кто создал типичные ячейки общества. Она поддалась соблазну — и расплачивалась за это, и проклинала за допущенную ошибку нисколько не виноватого в этом сына — ещё более жертву обстоятельств, чем она. И чего стоят родные — Макосу тоже довелось распробовать. Он понимал — из-за его страшного наследия их не принимают обратно в семью матери. Они боятся его, боятся того, кем он может вырасти.

— Мне говорят, что я сам демон, но я не живу в том месте, где они... Кажется, в Аду. Это ошибка? Я должен пойти туда?

И правда, обыватели чаще всего не делали никакой разницы между тифлингами и теми, от кого они происходили, даже если не являлись прямыми детьми, как Макос, а лишь отдалёнными потомками, и часть демонической крови успела изрядно разбавиться жизнью предыдущих поколений среди простых смертных. По Макосу же было слишком отчётливо видно, как тесна его связь с Нижним Планом, даже если он до хрипоты отрицал это и мечтал превратиться в обыкновенного мальчишку. Увы, но до него уже отчётливо дошло — реальность совершенно не обязана что-то менять или исправлять лишь оттого, что ему не нравится текущее положение вещей. Что получил, тем и давись, да скажи спасибо, что у тебя вообще хоть что-то имеется. Некоторые вообще без родителей и крыши над головой перебиваются, клянчат подаяние в нищих и грязных кварталах. И у них иногда от того, дадут ли им хоть что-то, зависит, протянут ли эти бедолаги до завтрашнего дня. Макос, по крайней мере, даже несолоно хлебавши мог вернуться в то убежище, которое им кое-как обеспечивала мать. Его не погонят обратно в глухую ночь... А тем деваться некуда. Никто не торопится пускать голодных оборванцев и, возможно, даже скорее всего, подлых воришек к своему очагу.

[lz]<div class="lz"><a href=https://swordcoast.rusff.me/viewtopic.php?id=60><font color="#e1e3e1">МАКОС</font ></a>^{~5 y.o.}<hr><br>Раса:<b> тифлинг</b><br><br>Класс: <b>нет</b><br><br>Божество: <b>нет</b><br><br>Город:<b> Невервинтер</b><br><hr><br>Репутация в мире: <font color="#e1e3e1"><b>-100</b></font ><br></div>[/lz]

Отредактировано Makos (2021-03-31 09:23:41)

Подпись автора

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.

Макос с изумлением уставился на этих двоих округлившимися глазами. Это были чуть ли не первые взрослые в его жизни, кто говорил с ним уважительно, как с личностью и равным, несмотря на то, что он, в отличие от них, не знал и не видел в жизни почти ничего. И - первыми, кто, не будучи знакомыми или друзьями матери, проявил к нему участие. Макос недоумевал. За всё в этой жизни приходилось рано или поздно платить, он это смог понять даже в свои пять, но они не требовали от него ничего взамен - ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Кто-нибудь циничный сказал бы, мол, если не требуют никакой очевидной награды или обещания - значит, задумали нечто каверзное и куда более опасное. Это могло бы насторожить, но Макос был ещё ребёнком, и ему хотелось верить другим. Хоть кому-то. Одиноко ему жилось в этом огромном городе, где никто не понимал "дьявольское отродье", даже не пытались. Даже когда не травили и не гнали - ясно давали понять, что тифлингу здесь не рады.

Получать внимание и симпатию оказалось приятно. Макосу не хотелось, чтобы странное знакомство прекращалось. У него даже настроение поднялось, и хвост это выдавал. Вот на что годились хвосты тифлингов - прекрасное дополнительное средство коммуникации. Контролировать их движения давалось обычно куда сложнее, чем лицо, и Макос такому ещё не научился. У костра было уютно, не как дома - он бы не сказал об их хибаре так, а похлёбка оказалась вкусной, словно лучшее угощение в мире. Так хорошо и спокойно ему не удавалось посидеть нигде.

- Я хочу к маме. Она будет переживать, если я не вернусь, - сказал маленький тифлинг чуть расстроенно, потому что перспектива отправиться с ними ему показалась заманчивой. - Я хочу стать сильнее, чтобы защитить её. Ещё не знаю как, но найду. Над ней смеются, что есть я, и что у нас мало денег. Я не сдамся и докажу всем, что они не правы, - воодушевлённо продолжал он. - А ещё... Пожалуйста, обещайте мне, что позовёте меня с вами куда-нибудь, где интересно, когда я вырасту. Это ведь можно?

Макос даже затаил дыхание, взволнованно переводя взгляд с одного на второго из собеседников, с дворфа на дроу, ожидая ответа. Он переживал, что они воспримут его только как обузу, но совершенно не боялся, хотя почти не знал их. Макосу совершенно не казалось, что они могут сделать ему что-то плохое, втеревшись в доверие. Зато уж что он точно не мог скрыть - так это своё восхищение и восторг ими. Такие грозные, храбрые, он точно станет похож на них. Возьмёт в пример. И не забудет с годами, ни за что.

Отредактировано Makos (2021-09-12 02:02:26)

Подпись автора

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.

Утро давно уже не выдавалось таким хорошим. Макос вообще не слишком понимал, что значит "хорошее утро". Для него это было время, когда никто не кричит, не ругается с матерью или на него, удаётся хорошо позавтракать, не перебиваясь кусками, и сама мать не обвиняет его во всех смертных грехах. А сегодня, едва он открыл глаза, ему уже улыбались, доброжелательно разговаривали, как будто очень давно знали и любили его. Макос настороженно относился к тем, кто был ласковым с ним, приученный, что не бывает никакой симпатии просто так. Но в чём подвох в Джа и Атрогейте - он никак не мог понять. Видимо, слишком мал был, жизненного опыта не хватало.

Не происходит ничего просто так. Никто не даёт никаких обещаний из бескорыстной симпатии. Те, кто кажется честным, обычно самые хитрые и корыстные из всех. По крайней мере, так ему твердила мать. Особенно когда, вымотанная до полумёртвого состояния, приходила домой с работы и падала на старый, приобретённый по огромной уценке из-за его потрёпанности и потере презентабельного вида диван. Макос, по наивности своей, всегда недоумевал и сильно переживал, почему в такие моменты она часто плакала, и на всякий случай старался то обнять её, то, наоборот, не попадаться на глаза лишний раз. Почти никогда не угадывал.

- Привет, Джа, - Макос обхватил Джа обеими руками, даже хвостом попытался, доверчиво уткнулся лицом в плечо, и только потом обратил внимание на великолепие вокруг них. - Я редко бываю на природе. Правда красиво, - зачарованно пробормотал он, глядя на то, как сияющее, будто счастливая невеста, выходящая за любимого, солнце поднимается над вершинами вековых деревьев.

Шелестели кроны на лёгком ветру. Пахло свежей хвоей, листвой и какими-то лесными цветами - Макос даже их нашёл, вон под деревьями полно, синие, с узкими чашечками. Он никогда не уделял достаточно внимания окружающему миру, и теперь понял, что зря. Возможно, раз его не принимают разумные, то получится с животными. Проклятая кровь Нижних Планов, что текла в тифлингах, отталкивала живых существ, но Макос верил - ему достаточно убедить осторожных созданий, что у него нет дурных намерений. Даже если это займёт время. Даже если поначалу на него станут рычать и даже кусать. Правда, вряд ли такое "общение" и частые отлучки из Невервинтера одобрит мама, но не обязательно ведь совсем уж обо всём её спрашивать. Вот станет он постарше, когда его одного далеко от дома отпускать согласятся, и можно будет начать.

- Я думал, что вы путешественники. Почему ты так восхищаешься? Разве вы не видите такое постоянно? - с неподдельным любопытством засыпал Джа вопросами маленький тифлинг.

Он освоился уже настолько, чтобы не скромничать, опасаясь показаться слишком болтливым и надоедливым. Джа поощрял подобные естественные порывы Макоса, не отмахивался, что ответит когда-нибудь потом, или вообще нечего лезть к нему со всякими глупостями. Поэтому сейчас, когда они уже не были минутными знакомыми, Макос давал себе больше воли.

На вопрос о дороге до матчего дома Макос пока не стал отвечать, ему хотелось чуть-чуть продлить этот необычный уют, случайный, но оттого не менее драгоценный. Он успеет обратно, хотя и прекрасно знал, что там все, кому было до него хоть какое-то дело, наверняка стоят на ушах, Макос ведь не вернулся ночевать. И, несмотря на рога и другие элементы наследия демона, оставался пятилетним малышом.

Подпись автора

Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.

Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.