В роще так тихо, что Шэдоухарт слышит скрип ветвей под ногами. После крушения иллитидского корабля эта тишина звучит неестественно – как будто она нырнула глубоко в воду, и звуки с поверхности – приглушенные и неясные, - не более, чем эхо ее собственных мыслей.
Она закрывает глаза, прикасаясь рукой к шероховатой коре платана.
«Шар, помоги мне»
Здесь в полуденном мареве ей доступна только темнота за закрытыми веками, но только если раньше в темноте она была наедине с Госпожой, это уже не так сейчас. Голоса становятся громче, стоит ей закрыть глаза, их шум перебивает ее собственные мысли, и Шэдоухарт зажимает ладонями уши, но в этом нет совершенно никакого смысла. Голоса внутри, а не снаружи, это так же ясно, как то, что внутри ее головы также червь, мерзкое существо, которое протолкнули ей в глазницу прямо в мозг, и которое теперь говорит с ней разными голосами. Словно в ответ на ее мысли Шэдоу ощущает движение у себя в голове, и лоб пронзает невыносимая боль, заставляя ее сжаться.
Когда она вспоминает, как дышать, боли нет, но голоса не становятся тише, они говорят идти на поиски… кого-то или чего-то, и когда Шэдоухарт делает несколько шагов, они как будто становятся тише. Она уже готова на все, лишь бы они утихли, и наконец отпускает ствол вековечного платана и идет через рощу. Может быть, ей встретится медведь. Или иное дикое животное.
Иллитиды умеют сражаться, но она вряд ли в таком состоянии сумеет защитить себя. Вероятнее всего, она погибнет. А если не погибнет, станет одной из них.
Как же это досадно – пережить нападение гитиянки на драконах, смертельную гонку, крушение корабля и даже выбраться из камеры – и все равно не спастись.
Шэдоухарт давит в себе отчаяние, замещая его холодной рациональной злостью. Сначала найти того, кого голоса требуют найти, уже тише, но еще настойчиво гудя в ушах, вызывая ноющую боль где-то в висках и в челюсти. Найти и убить.
Найти и убить.
Когда Шэдоухарт слышит шорох впереди, она не останавливается, но рука тянется к ножу на поясе. Она зашла достаточно далеко в глушь, чтобы наткнуться на логово дикого зверя, который может напасть. И хотя смерть кажется избавлением от ужасного многоголосья в голове, она не представляет, что покорно позволит медведю разорвать себя.
Когда из-за дерева выходит человек, она замедляет шаг. Голоса стихают на мгновение, чтобы взорваться снова.
Не человек. Эльф. Мужчина.
Это он – тот, кого она ищет?
Она поднимает ладонь, привлекая внимание.
- Постой! Мне нужна помощь.
Голоса снова говорят, мешают сосредоточиться. Шэдоухарт закрывает глаза и сжимает пальцами переносицу, пытаясь вспомнить, что она хотела сказать. Хотела ли она что-то сказать? Делать-то теперь что?
- Я ищу… ищу кого-то, кто может помочь. Ты тоже был на корабле, да?
В расшитом золотым шитьем дублете он вроде бы не выглядит как местный лесник.

Незнакомец держится на расстоянии от нее, в его движениях нет угрозы, но это только пока что. Шэдоу не спешит доставать нож. В его присутствии голоса ненадолго затихают, но и ее Богиня безответна к ней. Из темноты она черпает свою силу, но сейчас она в смятении.
Она набирает воздуха, чтобы заговорить, но запинается на полуслове. Мысли становятся вязкими, как смола. Она не знает, с чего взяла, что он тоже был на корабле. Но она уверена в этом. И судя по его взгляду, она попала в цель.
- Я была на том корабле. Они держали меня. Как и тебя. Ты вроде не похож на местного.
Тихий шепот, похожий на шелест листьев под порывами ночного ветра. Шэдоу качает головой, но их не прогнать. Она поднимает голову, смотрит на кроны сосен, их вершины медленно качаются под ветром, словно бьется сердце леса.
- Ты слышишь их? Они зовут.
По его виду, он не слышит. Если бы только она нашла кого-то, кто слышит, как и она, они могли бы помочь друг другу. Найти выход. После отдыха.
Она нестерпимо устала. Так сильно, что все, чего ей хочется – это лечь прямо сейчас на холодную лесную землю и уснуть. Как только она представляет себе, как славно было бы закрыть глаза и провалиться в забвение, голоса становятся громче. Мучительно Шэдоухарт делает несколько шагов.
- Ты знаешь, как выйти из этой чащи? Мне нужна помощь.

Мужчина подходит к ней ближе. Его движения абсолютно бесшумны, это одновременно пугает и завораживает. Словно он – образ, навязанный ее измученному разуму голосами в голове. Шэдоухарт моргает, пытаясь прогнать морок, отделить реальное от вымышленного, но
что реально в мире, в котором ее разум заключен в клетку бренного тела, смертного, слабого, если она примет союз, то и не будет больше волноваться о том, что реально, а что нет
Шэдоу останавливает поток чужих мыслей, когда мужчина приближается к ней. Рядом с ним она еще сильнее ощущает холод ночного леса, у него острые черты бледного лица, и ей кажется, если она протянет руку, то он исчезнет. Его нет. Это иллюзия.
Грудную клетку сжимает, когда перед ней разворачивается образ извне, душный полумрак иллитидского корабля, напоминающий нутро зверя, холодный сумрак подземного тайника. Шэдоу не цепляется за эти образы, и они исчезают.
Ей кажется, что она прошла какую-то проверку, и когда мужчина говорит с ней, она только улавливает что-то про остальных. Каких остальных?
Острая боль пронзает висок, и в глазах темнеет. Она вынуждена ухватиться за мужчину, и пока ее сознание плывет, силясь ускользнуть, она отмечает, какие холодные у него руки.
Он усаживает ее на землю, Шэдоу как безвольная кукла, не двигается, осознавая, что происходит, но не реагируя. Он медлит, потом шарит по ее доспеху, и она не сразу понимает, что он пытается снять его. Шэдоу перехватывает его запястье, другой рукой находит рукоять ножа и наугад тычет в него.
- Не трогай, - выдыхает она. Сил на большее нет.

Отредактировано Shadowheart (2021-04-04 23:01:31)

Астарион куда-то отлучался по ночам, и Акордиира тактично не совала нос в его дела, оставляя полную возможность распоряжаться своим временем и личным пространством. Он ведь отлично должен был знать, что она не спит, а, следовательно, вряд ли рассчитывал скрыться от неё, когда уходил, тихо-тихо крадучись. Скорее, это было рассчитано на остальных, возможно, отнюдь не таких толерантных к чужим подозрительным выходкам. У них в команде один нервный параноик погонял другим, увы и ах, но никуда уж тут не денешься, кто подобрался - те подобрались. Честно говоря, этот эльф был странноват, и Акордиира бы не удивилась, если бы однажды он вообще не вернулся, сочтя, что спутники его обременяют, их отряд слишком странный, и вообще он в одиночку справится лучше. Астарион нёс на плечах какую-то свою тьму, чуть ли не более глубокую, чем её собственная. Акордиира не поручилась бы, что для группы и впрямь не было бы лучше, если бы он ушёл насовсем и унёс тот странный, малопонятный, неуловимый шлейф загадочного прошлого, который белокурый эльф влёк за собой. Конечно же, прогонять его она не собиралась. И, разумеется, ни словом не упрекнёт за обилие секретов. Но нельзя сказать, что не вздохнёт с облегчением, если Астариона и след простынет.

От кого он бежал? У кого был - а он был, - в рабстве? Как долго? Почему? И насколько им стоит ожидать, что "хозяин" Астариона рано или поздно отыщет, куда подевалась его беглая игрушка, и явится прямо в лагерь, куда бы они к тому времени ни успели забраться, чтобы заявить права на своё имущество? Акордиира как дроу отлично представляла себе, как работает голова у подобных личностей. Вопрос даже не в ценности конкретной особи, а в том, что на их незыблемую власть посягнули. И, чем дольше и успешнее ускользает добыча - тем важнее вернуть её. Некоторые жрицы на её родине гонялись за рабами, хватали их, а затем наказывали сами, несмотря на разницу в статусе и на то, что им было кому приказать. Тем самым они доказывали свою способность решать проблемы, удержать контроль, внушить страх и уважение. Не говоря о том, что жестокие истязания попросту радовали их. Наблюдение со стороны приносит куда меньше наслаждения, чем пытать своими руками - медленно, со вкусом растягивая каждое мгновение агонии несчастных.

- Ты нашёл её! - Акордиира ахнула, бросилась навстречу, в её алых глазах блеснуло нечто, похожее на счастье.

Она и понятия не имела, как глубоко её затронула судьба неизвестной девушки, которую дроу даже рассмотреть сквозь толстое стекло капсулы толком не могла. Возможно, степень её торжества, почти яростного, была отчасти вызвана тем, что Акордиира не терпела проигрывать и сдаваться, а наутилоид выставил её абсолютно беспомощной, не способной изменить хотя бы чью-то судьбу - ни свою, ни кого-то ещё. Даже несмотря на то, что они добрались до рубки управления - тот дракон сделал все их надежды и планы бессмысленными, и, как ни парадоксально, до смешного даже, но, если бы не треклятая личинка, они были бы уже мертвы.

- Положи её сюда и отойди, мне нужно помолиться, - распорядилась Акордиира не допускающим возражений тоном.

Только теперь дроу как следует рассмотрела незнакомку. Молодая полуэльфийка. Красивая... и с обручем, украшенным символом Шар, на голове. Этот чёрный круг в центре, символизирующий бездну и тьму, невозможно было ни с чем спутать.

Акордиира помнила.

Ей было всего около сорока лет, совсем ещё эльфёнок, когда она впервые увидела расправу над сектантами Шар в Чед-Насаде. Старшая жрица Насадра нараспев произнесла приговор над привязанными к столбам на центральной площади еретиками, и, едва она закончила говорить - их подожгли. Грешники горели заживо и кричали так, что до сих пор отчётливо звучало в ушах, будто вчера. И это при том, что с тех пор в жизни Акордииры произошло немало ещё более шокирующего и жестокого.

Доктрина Ллос изъявляла нетерпимость ко всем остальным религиям, особенно тем, что оскорбляли её или выражали конкуренцию. Шар относилась к ним.

Акордиира замерла, и да поглотит её снова Баатор, если не стало на мгновение страшно до потери дара речи. Ей придётся богохульствовать, призывая священные силы ради идейного врага. Ну, что же, это далеко не первый раз, когда ей приходится переступать через себя и то, к чему прежде и прикоснуться боялась.

Она заклинала об исцелении тела и разума, молила о даровании мира и покоя измученной душе.

- Так, значит, ты продолжаешь коснеть в своих грехах, опять прося за недостойных? - раздался у неё в голове вкрадчивый голос йоклол.

Ох, опять она. Толку-то от них, от личинки избавить не смогли или не захотели, а вот теперь явились тут как тут. В любой другой момент Акордиира бы просила прощения у служительницы Ллос, но до того устала от всего происходящего, что её уже не хватило.

- Я принесу вам столько жертв, сколько пожелаете, вы переедите свежих сердец, просто сделайте то, о чём я прошу, - упрямо сказала она.

- Хорошо, но у тебя есть трое суток на выполнение твоего обещания. Я даже не знаю, что выберет госпожа, чтобы наказать тебя - может быть, она лишит тебя магии, или сведёт с ума, или скормит паукам... - йоклол откровенно забавлялась.

- Паразит сожрёт меня быстрее, чем пауки, - с чёрной иронией пошутила Акордиира.

- Ваши паразиты... не так просты, как кажутся, - усмехнулась йоклол.

- Что ты имеешь в виду? - вскинулась Акордиира.

Но демоническая служительница уже исчезла из её головы, оставив там только червя. Как будто боги там опять в кости играют, азартно делая ставки на всё происходящее. Когда тебе сотни лет - возню смертных воспринимаешь просто как развлечение, театральное представление, всё серьёзно только тут, для них.

Когда эльф предлагает забрать у нее нож, Шэдоу отступает на шаг назад. После того кошмара, который творился у нее в голове каких-то пару часов назад, сейчас мысли ясные. И пусть физически она еще ощущает слабость, расстаться с оружием она не готова. Она кладет руку на ножны, готовясь обороняться, если потребуется.
На губах эльфа – издевательская усмешка. Возможно, он не тот типаж, с которым будет просто «поговорить», к примеру, о том, куда он дел ее артефакт. Особенно если сейчас отнимут ее оружие.
- Попробуешь забрать мой нож, и я проткну тебя еще раз, - предупреждающе говорит она, глядя на мужчину.
На счастье Шэдоу, дроу возражает эльфу. И хотя этого недостаточно, чтобы расслабиться, ее слов хватает, чтобы она отпустила наконец ножны. Остальные не возражают, хотя гитиянки цокает языком, демонстрируя недовольство. Впрочем, даже она не решается ослушаться дроу. Видимо, она здесь главная. Раз у них есть лагерь.
- Можете называть меня Шэдоухарт. И спасибо. За исцеление. Обещаю, что достану нож только по весомой причине, - это шутка, но в то же время не шутка. В этом лагере есть гитиянки, и если Астарион украл ее артефакт, поводов достать оружие может стать в два раза больше.
Исцеление, конечно, не полное – словно напоминая о себе, зашевелился червь в голове. Шэдоу не хочет рассказывать о голосах – никто и не спрашивал. Да и зачем, раз они уже замолкли.
Она дергает плечом на комплимент. Удар плох, ведь целью ее было отнюдь не слегка порезать его. В то же время он не причинил ей вреда. Может быть, они в расчете.
- Я его порезала. Он повел себя.. неоднозначно, - Шэдоухарт подходит ближе, и хотя говорит она с Акордиирой, смотрит на эльфа. – Но раз он не причинил мне вреда, я готова признать, что погорячилась. В качестве извинения я предлагаю исцелить твою рану, Астарион. И чтобы тебе лишний раз не тратить силы, - на этот раз она все-таки поворачивается к дроу.

Дроу - агрессивный народ, всегда готовый многократно оправдать свою дурную репутацию, радикально настроенный на тотальное уничтожение либо порабощение представителей других рас. Они не способны на сотрудничество, слишком заняты тем, чтобы пройти по чужим головам. Иронично даже, что из всех собравшихся именно тёмная эльфийка, да не какая-нибудь, а жрица Ллос, оказалась наименее обособлена и насторожена к другим. Акордиира совершенно не чувствовала себя вожаком их разношёрстной шайки то ли бродяг, то ли воров - по крайней мере, завидев такую ораву поблизости от собственного дома, сама Акордиира проследила бы, чтобы их прогнали, и внесла бы какой угодно посильный вклад.

И, понятно, не ставила дроу себе целью непременно выручить всех страждущих, сирых и убогих, кто повернётся по пути. Обнаружив себя снаружи капсулы на полу иллитидского корабля, она сначала просто хотела выбраться любой ценой, а затем бродила по берегу, разыскивая хоть каких-то единомышленников, да вообще тех, кого можно попросить о помощи. Даже после того, как она еле живая, в растерзанной до лохмотьев одежды, истощившая небогатый запас похищенных из рушащегося особняка заклинаний, почти ничего не видя вокруг, Акордиира не ощущала до такой степени, как незримая западня сжимается, готовая проткнуть тело сотней прутьев. Все они были брошены на произвол судьбы в краю, о котором ничего не знали. Естественный порыв заставил их держаться вместе... но Акордиира не была бы дроу, если бы втайне не подозревала - если окажется, что возможность исцеления ограничена, они перегрызутся между собой в тот же миг. Никто не уступит. И здесь они, чтобы наверняка убедиться - соперники в этой гонке на виду и не обгонят их, а в искусстве обмана поглядим, кто кого.

Каждому всё ещё есть, что терять, или их влечёт нечто большее, нежели обычное стремление выжить - обязательства и срочные планы, те, кого они подведут, если просто исчезнуть. Тут к гадалке не ходи - это в природе разумных существ. Из множества похищенных на корабле правда ли случайность, что уцелели и остались независимыми именно они? Простолюдины, крестьяне, учителя, люди без выдающихся способностей, насмерть раненые жалкими бесами, но так и не возратившие себе отнятый проницателями сознания здравый рассудок. Лагерь состоит из воистину особенных личностей. Среди них нет ни одной посредственности вроде тех, с кем они с Лейзель сражались на корабле или находили мёртвыми. Слишком точная выборка для слепого случая. Тимора, конечно, склонна иногда подшутить, но чтобы настолько... Неправдоподобно.

- Астарион, цвет волос у тебя, может быть, и правильный, - их волосы выглядели практически одинаково по оттенку. - Но ты слишком бледный, чтобы быть в моём вкусе. Так что я отказываюсь от конкуренции за твою красоту и хорошие манеры, - с крохотным намёком на иронию договорила она.

Они, может быть, и подходили под определение родственных душ в каком-то смысле, да только и разделявшие их глубокие трещины грозили перерасти в настоящие разломы, непреодолимые пропасти, если не начать ими заниматься в ближайшем будущем. А ведь неизвестно, сколько у них осталось времени. Акордиира невольно взглянула на свою правую ладонь и прищурилась, пытаясь нарисовать себе картину, как эти пальцы и ногти превратятся в когтистые лапы, а кожа станет склизкой и холодной. Брр, не хотелось продолжать размышлять в том же направлении, но Гейл прав, это настолько не абстракция, что жуть берёт. И не получается успокоиться, повторяя мысленно, что она всего-навсего вляпалась в новое приключение. Откуда у них возьмётся будущее? Они не ведают, куда двигаться в настоящем, и сколько придётся заплатить за спасение. Боль от шевелений паразита не возвращалась, но кто предскажет, когда она вновь накатит дурнотной волной? Ах, да, это же логично, так всегда бывает - разумеется, в наименее подходящий момент.

- У кого-то есть конструктивные предложения о том, чем займёмся поутру? - спросила Акордиира.

Ей было вовсе не зазорно обращаться за советом к иблис. У них, в конце концов, командная работа. Лидер она лишь весьма условный, кое-как удерживающий шаткую конструкцию их связи от распада - ссор на почве мировоззрения, религии, отношения к товарищам, и драк, и выяснения, кто более прав... Перечисляй хоть до бесконечности. Акордиира помнила, как группы дроу, патрулирующих прилегающие к городу туннели Андердарка, всегда возглавляли жрицы, и, как бы ни были взбалмошны и дики их решения, никто не смел ни ослушаться, ни хоть звуком выразить недовольство. На поверхности такой подход вёл к смерти ещё надёжнее, чем на её родине. У неё в голове было в данную минуту пусто так, будто личинка всё там уже сожрала. Со светлыми идеями в принципе обстояло негусто у всех, но совместное обсуждение может навести на ниточку, к чему-то толковому да выводящую.