Любовь? Похоть? Взаимозависимость? Страх одиночества, в котором оба слишком долго находились, не находя настоящего покоя и взаимопонимания с теми, кто их окружал? Что связывало Далию и Артемиса Энтрери? Киммуриэль не мог в точности поручиться, любил ли он когда-нибудь, можно ли те отношения было называть таким громким, слишком громким словом. В конце концов, для дроу это чувство, которое принято считать светлым и хорошим, было всего-навсего одним из многочисленных инструментов манипулирования. Как бы тебе кто-то ни был дорог, ты всё равно вовлечён в его интриги, а он — в твои. И оба вы очень и очень вряд ли умрёте естественным способом — жернова безжалостного общества убийц, лицемеров, истязателей и лжецов перемелют вас в прах. Киммуриэль был знаком не с согревающим теплом, но с обжигающим пламенем. Любовь не сводилась к соитию и проживанию бок о бок, иначе всё было бы слишком просто. Но уловить её сокровенную суть псионику не удавалось при всех его выдающихся интеллектуальных возможностях. Чувства, какие угодно чувства, как положительные, так и отрицательные, выбивали его из колеи, мешали работоспобности, а порой и откровенно пугали. Киммуриэль не понимал, как их воспринимать и использовать, они не поддавались здравому смыслу. Отнимали покой, толкали на глупости. Зачастую ещё и никак не сочетались, раздирая в клочья душу изнутри. Если формулы и вычисления всякий раз давали тот же самый, стабильный и нередко заранее известный, результат, то здесь, повторив то же самое, можно было получить диаметрально противоположный итог. Ничего полезного Киммуриэль в них не видел, но, как бы ни старался, избавиться от них полностью пока не сумел. Иногда ему хотелось, чтобы и на него смотрели сияющими, ласковыми, полными восхищения и обожания глазами. Хотелось ощутить заботу и поддержку в чьих-то объятиях. При всей его силе и самодостаточности — Киммуриэль всё же не превратился в иллитида, чтобы ни в чём и ни в ком не нуждаться. Он мысленно обзывал такое желание примитивным и нелепым, прятал под маской, отрицал. Но его основная и вот уже не первую сотню лет постоянная привязанность возвращалась вновь и вновь, маячила перед глазами, улыбалась, тормошила его, влекла за собой. Киммуриэль не был способен отказаться от Джарлакса. И не потому что его больше никто и нигде не ждал. Он был всё так же очарован этим невменяемым, и, что по первому впечатлению казалось, уважающим только собственные прихоти дроу, как в юности. Очарован, заинтересован, отсутствие доступа к сознанию Джарлакса подстёгивало азарт того, кто никогда не встречал препятствий, достаточных, чтобы сдержать его проникновение надолго. Масштабность идей завораживала. А шанс применить все свои знания и таланты на практике и ещё получить за это похвалу переоценить было нельзя. Джарлакс не позволял ему скучать. Наполнял реальность красками, насыщенным и бурным разноцветным вихрем. Встряхивал. Только Киммуриэль внушал себе, что ему безразлично всё внешнее, тленное и бренное, преходящее, суетливое и банальное, как Джарлакс разбивал эту иллюзию вдребезги, едва лишь появлялся на горизонте в безвкусной шляпе с пером и неизменными восторгами от встречи. Киммуриэль перенимал и отражал его блеск — со старательно запрятанным и не признаваемым удовольствием.

Каким словом следует описать весь противоречивый спектр реакций, овладевающих псиоником в присутствии Джарлакса? Киммуриэль не сомневался в одном — Джарлакс делал его живым. Те остатки, что не вытравили гибель Дома Облодра, безумие и смерть Рай'Ги, сосуществование в Улье с иллитидами. Как глоток свежего воздуха, как тонкая нить, выводящая его из пропасти. Джарлакс удержал его уже много раз и продолжал беречь и спасать. Это удивительно... и непрагматично. Но Киммуриэль доверял ему, и даже более. Он посвятил себя Джарлаксу и ни на что бы свою долю не променял.

"Я рассчитываю, что Киммуриэль Облодра всегда будет руководствоваться лишь соображениями выгоды."

Джарлакс действительно этого желал? Псионик почему-то не счёл допустимым уточнить, как и не предположил, что эта реплика с вероятностью представляет собой шутку либо иронию. Он воспринял её буквально и всерьёз, как прямое распоряжение, и старался безупречно ей соответствовать. Это означало, что он должен отбросить всё личное как незначительное. Киммуриэль ещё под опекой К'йорл великолепно научился пренебрегать тем, что ему нравилось, и к чему влекло, и ему не составляло большого труда вспомнить, как это делается. Всегда было что-то, превращающее его настроение и состояние в нечто неважное, то, чем можно пренебречь в пользу рабочих обязанностей, которые сыпались на шею Киммуриэля со всех сторон. Кому-то же у них в паре, в конце концов, полагается быть серьёзным и всегда собранным.

Но он иногда мечтал. Даже он. Путешествовать вместе с Джарлаксом. Исследовать мир, вдвоём или даже в компании, Киммуриэль бы потерпел даже немытых дворфов, тифлингов-некромантов и прочих, кто время от времени ошивался вокруг Бэнра. Показывать, как много всего ему известно, развлекая друга, чего греха таить, чуть-чуть похвастаться багажом знаний приятно. И лишь наивный новичок полагает, будто реально познать вселенную, никак не принимая участие в её активных событиях и не видя воочию, не слыша, не щупая, не пробуя на вкус. Умозрительно этим заниматься недостаточно... Он даже согласился бы подписываться на многочисленные и весьма сомнительные авантюры главаря Брэган Д'Эрт, что уж там, лучше Киммуриэль сразу пойдёт с ним и попытается минимизировать ущерб. Он мечтал о долгих беседах наедине и о том, чтобы видеть улыбку Джарлакса — каждый день. Его улыбка была одним из незыблемых столпов мира псионика. Такая беспечная, но одновременно уверенная, вселяющая в сердце веру, надежду и желание следовать за ним. Когда-то пары таких улыбок и нескольких слов хватило, чтобы убедить Киммуриэля стать частью Брэган Д'Эрт. Эта улыбка превращала его из эгоистичного холодного рационала в самоотверженного бесстрашного дурака, хотя он ни на минуту не забывал, что позволить себе подобное нельзя, ведь Джарлакс полагается на его рассудительность и адекватность. Киммуриэль хотел, чтобы Джарлакс никогда не сомневался в своей абсолютной безопасности рядом с ним.

И это общение смягчало крутой, не терпящий ошибок нрав псионика. Ослабляло стальные тиски, что он сжимал на шеях подчинённых. Джарлакс такого не одобрит, Джарлакс ценит каждого из тех, кого принял в клан, пока те не доказали, что не заслуживают этого. И даже после крупного промаха он порой предоставлял второй шанс — видимо, если видел хоть крупицу шанса, что они исправятся и поднимутся над собой прежними. Когда Киммуриэль открывал рот, чтобы возразить — он вспоминал, что сам жив лишь благодаря этому подходу, и ничего не озвучивал.

— Прежде ты часто крайне негативно реагировал на наши попытки помочь тебе, — осторожно заметил вполголоса Киммуриэль. — Тем не менее, я так полагаю, ты уже пришёл к здравому выводу, что мы тебе не враги и никогда ими не будем, — то, что происходило раньше, казалось уже смутным, расплывчатым и не вполне настоящим сном. Не кошмаром, но бледным видением, не имеющим ничего общего с миром наяву. — Если у вас что-то случится, я полагаю, вы незамедлительно об этом сообщите. Надеюсь, тебя не затруднит передать это Далии.

Если получится. Если Джарлакс и сам Киммуриэль не будут по кончики длинных эльфийских ушей заняты другими бедами, регулярно и в изобилии сыплющимися на Фаэрун. Если — так много если, они всё же простые смертные, которым, возможно, дано чуть больше. Но в Брэган Д'Эрт такими обещаниями разбрасываться не было принято со времён основания клана.

По коридору приближались ещё более странные твари, в них переплетался красный, золотой и неожиданно угольно-чёрный огонь, и даже его чёрная, как кромешная тьма Подземья, сторона источала такой же странный, не объяснимый никакими законами физики свет, что и мрачное сияние Когтя Харона. Тварей было три. Размером они лишь незначительно превышали параметры среднего человека, но Киммуриэль, видя суть, осознавал — они могли разорвать существо из плоти и крови, даже гораздо крупнее их, на куски шутя.

— Артемис, — ещё тише прошелестел Киммуриэль. — Я хочу кое-что испытать, и сейчас мне представилась уникальная возможность. Подстрахуй моё тело, пожалуйста. И будь готов действовать по моему слову. Только не прежде, иначе ты убьёшь меня.

Вот это лучше всякой болтовни свидетельствовало, до какой степени изменилось отношение псионика к Энтрери. Прежний Артемис не преминул бы поймать редкий момент беззащитности дроу и злоупотребить им. Киммуриэль был уверен, что нынешний так не поступит. Доказательства отсутствовали, он просто положился на Энтрери.

На Энтрери, которому, как оказалось, некоторые представления о чести и совести были отнюдь не так чужды, как он изображал всю первую половину своей жизни.

Глаза псионика стали пустыми и стеклянными. Если бы он не опирался на стену спиной, то, наверно, упал бы. Личность покинула оболочку и переместилась в одну из пламенных бестий. Прежде, чем нападающие успели опомниться, подселенец схватил ту, что была справа, и с разворота всей её массой припечатал летящую слева, так, чтобы она улетела в стену и, оставив глубокую вмятину, сползла на пол.

— Артемис, прикончи это, — распорядился Облодра, швыряя эту фразу в направлении напарника телепатически. Аналог голосовых связок чудища мало годился для связной речи.

Казалось, это далось легче лёгкого, но Киммуриэль внутри безобразной головы твари чувствовал себя так, словно его сжигали заживо, и при этом он никак не умирал. Терпеть боль ему давалось без труда — при условии, что разум был полностью сконцентрирован на достижении цели. Бесконечную кровожадность монстра псионик направил как безотказное оружие и растерзал чужими когтями одну из тварей быстрее, чем та успела спохватиться от первоначального шока.

В мгновение ока Киммуриэль выскользнул из захваченного им монстра и, возвратившись в родное тело, с измученным видом сел прямо там, где оно стояло.

— И это тоже, будь так любезен. Десять секунд.

Десять секунд, за которые глубокое ментальное потрясение, вызванное насильственным вторжением в пылающее и клокочущее месиво, успешно заменяющее твари её "я", не позволит ей шевельнуться. Ориентация псионика в пространстве сбилась, если Артемис был пьян — то Киммуриэль отныне пребывал ощутимо не в себе. Разумеется, не навсегда, но ближайшие пару часов эффект точно не исчезнет.

Подпись автора

Веселиться, да, как же. По нему прямо видно, что он живот от хохота надорвал. Киммуриэль смерил Артемиса далёким от восторга взором, как ребёнка, которого допустили за стол со взрослыми, а он взял и сморозил откровенную чушь. Впрочем, он сдержался от едких комментариев и даже нашёл в себе мужество усмехнуться.

— Я хотел проверить, каково это — находиться внутри существа, чьё строение мозга или того, что заменяет ему мозг, радикально отличается от нашего. И моя личность едва не сварилась там заживо. Всё равно что окунуться в озеро магмы.

Очень хорошо знающий Киммуриэля понял бы, что за этой маской пренебрежения к опасности для собственной жизни и неизменного хладнокровия прятались покаянные нотки. Не то, чтобы он сожалел о своей выходке, но корил себя за то, что не продумал идею чуть лучше. Если бы псионик был вот так выведен из строя — Энтрери пришлось бы заканчивать разбираться с проблемой в одиночку. Всякое, конечно, случается, и далеко не впервые в их приключениях кто-то надолго терял сознание, заболевал или был ранен, и остальным, помимо избавления от сыплющихся со всех сторон угроз, приходилось ещё и возиться с ним. Но Киммуриэль считал, что чересчур некрасиво и гораздо ниже его достоинства сначала впутать Артемиса в сложную и трудную ситуацию, а потом в самый важный момент оставить без поддержки, пусть и вынужденно. Он бы так не поступил, даже когда они считали друг друга врагами — это попросту слишком непрофессионально.

— Зато я кое-что выяснил. Искомый нами предмет находится там, — он воздел указательный палец правой руки вверх. — На самом верхнем этаже. И, знаешь ли, мы не можем позволить себе тратить время, поднимаясь по лестнице. Мы опоздаем, противник сбежит, обрушив на наши головы эти каменные своды.

Словно бы в доказательство его слов замок содрогнулся — пока ещё едва-едва, почти незаметно.

— Я даже отсюда чувствую безграничный страх человека, похитившего сферу — не перед нами, а перед той тварью, что оказалась связана с этой сферой, — Киммуриэль так вглядывался в потолок, словно мог видеть сквозь все преграды до крыши включительно. — Мне кажется, они там не слишком-то ладят. Он выпустил создание, которое не в силах контролировать. Но у меня есть план. Артемис Энтрери, он зависит от тебя, — более торжественно и церемонно невозможно произнести даже пресловутое и сакраментальное "ты избранный". Киммуриэль умел о простых вещах сообщать так, будто всенародно объявлял о коронации наследного принца. При этом даже бровью не поведя и оставаясь тем же самым "ваши низменные иерархические праздники меня не волнуют и не заботят, оставьте меня в покое и дайте созерцать вечность".

Наверно, им бы стоило взять с собой целителя или жрицу, самомнение рано или поздно обоих в гроб сведёт. Впрочем, вряд ли всё же сегодня. Держась за стену, словно бы не доверяя самому себе, своему же организму, Киммуриэль медленно поднялся на ноги. Его взгляд стал мрачным, деловитым и злым, и, кроме того, псионик морщился от боли, так, как обычно сердятся на некстати подвернувшуюся под ноги мелкую помеху, когда очень спешат. Впрочем, обвала он не боялся, так как мог обеспечить защиту и себе, и Артемису, и вывести напарника из любой катастрофы, как природной, так и нарочно кем-то подстроенной. Ему лишь претило упускать добычу, как будто от Брэган Д'Эрт кто-нибудь когда-нибудь ускользал. Это подмочило бы репутацию клана, всегда добивающегося исполнения любой прихоти, которую кому бы то ни было вообще может прийти в голову им заказать. Когда ты обитаешь среди дроу, с их высочайшим соперничеством за всякое приличное место, дающее хоть на крупицу больше, чем они уже получают — нельзя допускать ни единого промаха. Джарлакс-то от них никогда не откажется, разумеется, но позволить родиться даже самым смутным и неточным сплетням и слухам о слабости клана было нельзя, а информация на Фаэруне имела неприятное свойство распространяться неумолимо быстро, как её ни скрывай. Да, вот, для примера — Киммуриэлю придётся доложить Братству Магов о своём провале, а эти идиоты не держат язык за зубами и под страхом смерти.

— Это верховный элементаль. Повелитель огненных элементалей. Точнее выражаясь, один из них. Его уровень примерно соответствует демону нальфешни, уступая лишь ненамного. Иммунитет к любым заклинаниям стихии огня, что естественно, управляет рядовыми существами посредством телепатии. Не такой, как у меня или у иллитидов, там нет слов, и даже нет чётких образов, он просто транслирует им свою волю, они фактически представляют собой его дополнительные конечности и глаза. Кроме того, он порождает слуг с завидной плодовитостью.

Киммуриэль говорил так, как вещал бы энциклопедический словарь, если бы мог озвучивать вслух занесённые в него сведения. Подробно, обстоятельно, монотонно и крайне занудно.

— Ты помнишь, как уже после боя с Дзиртом До'Урденом снова атаковал его под моим влиянием? И Джарлакс говорил, вы наблюдали, как был побеждён Демогоргон. Я могу дать тебе силу, способную повергнуть демона. К сожалению, после моего эксперимента я не выдержу наше слияние долго, так что тебе придётся справиться очень быстро. Кинетический барьер перенасытится после пары-тройки его ударов, настолько он могущественное чудовище. Я могу продлить срок действия барьера без разрядки, чтобы накопить энергии побольше, но ненамного — я делаю это за счёт ресурсов своего организма. Моя мать, К'йорл Одран, умерла, потому что стала проводником слишком огромного для неё импульса. Когда мы работаем сообща, Джарлакс обожает оттягивать момент, а мне, между прочим, больно. На нём не сказываются последствия применения псионного щита, потому что я забираю их себе.

Тон бубнящего справочника сменился, теперь голос псионика звучал живее. Киммуриэль понимал, что немного увлёкся, но он чётко и ясно чувствовал, сколько у них осталось времени, и рассчитывал оптимальные варианты. Он поделился сведениями о том, как функционирует его дар, поскольку они представляли собой нечто очень важное и при нынешних обстоятельствах, и впредь. Вопреки сложившемуся у большинства о его якобы равнодушной ко всему земному персоне мнению, Киммуриэлю нравилось, когда его понимают.

— Ты готов рискнуть так? Или мы можем уйти через портал, предоставив разгребать этот завал тем, кто страдает обострённым синдромом героя, — саркастичного презрения, вложенного как всегда циничным псиоником в несколько заключительных слов последней фразы, хватило бы заставить любого начинающего храброго и благородного рыцаря, наслушавшегося сказаний и баллад и схватившегося за меч, ощутить своё ничтожество.

Киммуриэль поспорил бы на пару своих колец, что они всё равно полезут грудью на амбразуру. Развернутся и уйдут, да-да, сто раз. Это всё равно что допустить, будто Бренор Боевой Молот мог наплевать на Гонтлгрим и отдать его хоть дроу, хоть ордам Бездны — его не касается. Чего уж греха таить, как бы псионик ни топорщил острые иглы и ни иронизировал над Компаньонами Холла — и сам он, и Артемис Энтрери отнюдь не лишены упомянутого им навязчивого синдрома. Видимо, общение с До'Урденами заразно, и их запущенная до неизлечимой стадии хворь передаётся по воздуху.

Подпись автора

Брэган Д'Эрт всегда доводит начатое дело до конца. И доводит безупречно. Иначе за услугами клана никто бы не обращался — в мире дроу, где либо ты становишься непревзойдённым мастером, либо умираешь, это и означало в их обществе хоть раз оказаться хуже другого. Они были хороши даже по меркам Андердарка, кишащего злобными и опасными тварями, места, где даже камни могли убивать. Там, где ненависть и спесь шли рука об руку, а оружие не ведало промаха.

Киммуриэль смотрел на Артемиса Энтрери так пристально, словно у человека вдруг позеленела кожа, и он теперь пытался определить причину заболевания. Противоречивые чувства всколыхнулись в душе псионика. Застарелая, такая застарелая, что первоначальных причин уже и не сыщешь, неприязнь менялась, словно чьи-то пальцы лепили из бесформенного куска белой глины нечто совершенно новое и удивительное. Киммуриэль действительно не назвал бы это дружбой — он весьма сомневался, что в нём остались или вообще когда-либо имелись качества, необходимые для подобного рода близости. Он не Джарлакс, ему не под силу стать ничьим солнцем, он — тьма, что снисходительно укутывает грешников, помогая им примириться с воспалённой совестью, шепчет, что иначе и не бывает.  Киммуриэль считал мораль пустым мусором, лишь мешающим продвигаться вперёд, ведь иногда приходится и в спину бить, и через трупы недавних товарищей перешагивать. Он требовал не её, а пользы. Каждый в клане был обязан приносить столько пользы, сколько умел и мог, и ещё чуть больше, преодолевая собственные границы. И так — пока не испустят дух. Никто из дроу Брэган Д'Эрт ещё не дожил до старости. И никто не умер естественной смертью. Киммуриэль поспорил бы, что они этого и не хотели, и такой финал, в бою, за то, чему они посвятили себя, был далеко не худшим.

В мире, где существуют бесчисленные тысячи вещей куда более страшных и жестоких, чем даже безвременная гибель.

И его, Киммуриэля, очередь тоже настанет, он в этом не сомневался настолько же, как никогда не оспорил бы факт, что солнце всходит на востоке, а паук не может отрастить крылья и взлететь в небеса. Он давно смирился с тем, что такая работа приведёт его к насильственному и, вероятнее всего, жестокому концу.

Киммуриэль совершенно точно больше не желал избавляться от Артемиса Энтрери. Более того, поскольку тот ныне являлся частью клана — он, как помощник и советник Джарлакса, был обязан оказывать всемерную поддержку этого человека, даже если бы Энтрери и Джарлакса не связывали некие малопонятные ему узы. Псионик так и не разгадал их, как бы ни пытался. Он не понимал, что Джарлакс находил в обитателях поверхности, почему был так легко готов спутаться чуть ли не с каждым из них, достаточно лишь мимолётной симпатии, каких-то располагающих к себе качеств. Киммуриэль не мог скрыть, что до сих пор яростно брезговал уподобляться Джарлаксу в этой вопиющей неразборчивости, от которой псионика мутило в прямом и переносном смысле, и, как бы он ни сожалел об этом, их с Джарлаксом пути всё же очень во многом различались, и, хотя они оба дорожили своим знакомством, и между ними были отношения ближе и теплее даже семейных, оба имели то, чем не были готовы поступиться, чтобы две дороги стали одной. Короткие часы встреч — действительно, что они значат в сравнении с годами и столетиями, — напоминали попытку соприкоснуться ладонями со своим отражением, таким же, как ты, но полной твоей противоположностью, и холодная гладкая поверхность зеркала разделяет вас навсегда. И, хотя эти часы приносили Киммуриэлю счастье — после них он всегда оставался наедине с темнотой и со своими монстрами. Сколько раз он хотел окликнуть Джарлакса, сдаться, попросить, если не умолять, взять его с собой куда угодно, даже если это означало больше не возвращаться в Андердарк… Но Киммуриэль слишком отчётливо понимал — есть не терпящие отлагательств дела и накапливающиеся, будто снежный ком, хлопоты, и он не вправе просто отмахнуться от них и сбежать. Кто-то тут обязан сохранять здравомыслие и хладнокровие при любых обстоятельствах. Иногда Киммуриэлю казалось, что он связался с великовозрастным мальчишкой — вечным подростком, беспечно резвящимся и не устающим, как заколдованный. И, хотя Киммуриэль был младше Джарлакса — сам он чувствовал себя безмерно старым и уже не способным успеть за стремительными переменами реальности. А ведь это его долг — успевать адекватно и вовремя реагировать на любые перемены. Впрочем, возможно, это в нём проснулся пессимизм на почве утомления и боли после эксперимента, а также отсутствия с ними Джарлакса, отлично умеющего и разрядить атмосферу, и встряхнуть как следует, прогоняя любые негативные переживания, отвлекая внимание на что-нибудь иное — например, на свою очередную безумную и нелогичную выходку из разряда "веселье".

И вот, псионик кивнул, принимая ответ напарника и всецело разделяя тот. Даже на мгновение улыбнулся краешками губ, не так, как раньше, в этом были солидарность — и гордость как за себя, так и за Энтрери. Киммуриэль вовек не думал, что испытает подобное чувство с кем-то, кроме Рай'Ги или Джарлакса, он думал, что это приятное и комфортное повторится с кем-то ещё, и уж подавно не с иблис — но вот, пожалуйста. Какие же сюрпризы преподносит порой жизнь, уму непостижимо. Как же сложно её предугадать.

Ладони псионика, неестественно тёплые, почти горячие даже, легли на плечи Энтрери. Мерцающие алые глаза встретились со взглядом убийцы так, словно видели насквозь не только его, но и всё на свете. А спустя ещё секунду они утратили физическую форму. Если обычно выглядело так, будто сам Киммуриэль становился невидимым или растворялся в тенях, как если бы сам состоял из них, сотканный в лишь визуальное подобие дроу — теперь эта участь постигла двоих. Облодра перевёл Энтрери в такое же нематериальное существование — мысль, идея, воспоминания, личность, оболочка только мешает всему этому двигаться свободно и достигать всюду, куда только пожелают.

Это было бы похоже на стремительный, головокружительный полёт вверх, если бы к тому, чем они стали, было применимо такое описание. Но для них прекратили существовать верх и низ, как, впрочем, и любое другое направление.

Как только они благополучно оказались на самом верхнем этаже, Киммуриэль отпустил Артемиса и отпрянул в сторону, чтобы не попасть под размах элементали.

А элементалю в первый момент было не до них. Он заканчивал прожаривать до хрустящей корочки глупого мага-недоучку, что связался с могущественной тварью не по своей мерке. Отшвырнув обугленные останки, элементаль развернулся к гостям и заревел, распахнув пасть. Поток огня, исторгнутый чудовищем, обрушился на них, и кинетический барьер начал поглощать сокрушительную силу оранжево-ало-золотого шквала, малейшее касание которого обратило бы всякую плоть в горстку пепла.

Комната была просторной и внушительной — не комната даже, а целая зала. На полу раскинулся ковёр, толстый и роскошный, хотя в нескольких местах уже закопчённый, а то и насквозь прожжённый. Восхитительные, несмотря на их древность, картины висели на стенах, хотя, вероятнее всего, им недолго осталось, битва разнесёт всю антикварную обстановку помещения. Сфера, которую Киммуриэля отправили найти и вернуть, парила в нескольких метрах за безобразной спиной элементаля и сияла до рези в глазах ослепительно.

Подпись автора

Работать в дуэте с Артемисом Энтрери оказалось неожиданно комфортно и удобно. Оказывается, когда наёмный убийца не спорил о рациональности и не делал такое лицо, по которому явственно читалось, что он усиленно размышляет, так ли хочет ввязаться в очередную странную затею тёмных эльфов, или же это никак его не касается, и ему лучше остаться в стороне или вовсе пройти мимо — он прекрасный напарник. Понимает всё без слов, не спорит о лидерстве, не допускает неуместные эмоции во время работы. Вспомнилось, в каком восторге от него, неподдельном восторге, насколько дроу вообще могут восхищаться человеком, они с Рай'Ги когда-то были. Правда, они держали его за бесплатное развлечение — и отношение их изменилось, когда они оба осознали, что Джарлакс отнюдь не просто забавляется с иблис, а ценит наравне с ними. Гордость дроу была глубоко уязвлена, они не сумели заставить себя смириться, что человек, отщепенец, бродяга, которого они же подняли на самый верх его гильдии, может быть настолько же ценен и важен, как чистокровные уроженцы Андердарка. Иблис априори ниже, даже если приносит бесспорную пользу и выполняет за них грязную работу. Раньше Киммуриэль думал, что Артемис — безупречно отточенный инструмент, правда, поддающийся управлению лишь руками Джарлакса, но теперь... Теперь он понял, что ценит этого человека за характер, за опыт, что не сломил, но закалил Энтрери, за надёжность — потому что Артемис Энтрери был настоящим золотом, когда считал себя частью группы, а не просто временно прибившимся к ней и недурно проводящим досуг за её счёт, пока ему не заблагорассудится перерезать им горло. Возможно, не зря псионик потратил столько времени и сил, чтобы не дать этому мужчине сгинуть жертвой чересчур жестоких даже для него обстоятельств или вовсе собственноручно покончить с собой. С этим так называемым сокровищем повозиться пришлось аж целый век.

Киммуриэль с трудом признавал перед кем-то свою вину, и он не умел извиняться. В его исполнении это прозвучало бы либо фальшиво, либо жалко. Но он мог учиться на своих ошибках и не допускать их впредь.

— Пожалуйста, отвлеки его пока на себя. Мне необходимо сосредоточиться. Тогда я скажу тебе не только когда бить, но и как, и куда, — телепатически передал псионик своему товарищу.

У всех есть сердце. Или стержень. Или ядро. Та суть, что питает и двигает, и, перебив её, побеждаешь. Киммуриэль не был сторонником серии многочисленных ударов абы как, в надежде, что вот очередной-то наверняка приконсит тварь. Это было нерационально и глупо, хотя многим такой стиль боя, если подобное безобразие подходит под определение стиля, нравился. Они утверждали, что это весело, и мнили себя выдающимися храбрецами и удальцами. Ну, ещё бы, ошмётки летят во все стороны, враги воют и рычат, куда уж лучше. Киммуриэль даже не скрывал сарказма.

Воздух в помещении был раскалён так, что дышалось тяжело. Цвета окружающих предметов расплывались, перетекали в оттенки красного и жёлтого. Марево, созданное элементалем, могло бы заставить слабых здоровьем и слишком впечатлительных упасть в обморок. Но Киммуриэль, отрешившись от ощущений тела, полностью сосредоточился на исследовании комнаты. Псионические касания легко скользили по этому филиалу кромешного Ада, дотрагивались до предметов, обволокли на несколько секунд фигуру элементаля — впрочем, от неё почти тут же отпрянули. Киммуриэль обжёгся, словно пальцами схватился за горячую сковороду. Не поэтично, зато реалистично. Если кто-то хоть раз брался за пышущий жаром металл или за горящие угли костра — то поймёт, что именно испытал псионик. Однако, его старания всё же принесли плоды. Зрачки дроу расширились, когда он осознал, какова именно связь между сферой и повелителем пламени.

— Артемис, уничтожь сферу, — распорядился Киммуриэль безаппеляционно и немного нервно, так, словно им не помешало бы сделать всё побыстрее. Крайний срок ещё не наступил, но он видел — пик могущества элементаля не достигнут и зреет в этой сфере. — Но так, чтобы остались осколки, — уточнил эльф.

Очевидно, да, но приученный жизнью в Андердарке к тому, что во всём всегда скрывается подвох Киммуриэль был обязан проверить. Не обязательно выставленное на всеобщее обозрение — именно то, за что его выдают. Сфера могла на поверку обернуться ловушкой или вообще раскрыться как иллюзия, а настоящая — где-то быть спрятана.

Сама по себе тварь была не вполне живой и обладала бесконечными запасами энергии, пока сфера цела. Иначе говоря, душа, которую можно было бы вытянуть вампирическим кинжалом Энтрери, отсутствовала, оболочка же, безусловно, поддалась бы Когтю Харона, но являлась она лишь проекцией из сферы, и та могла воссоздать разрушенное. Киммуриэль не имел ни малейшего представления, каким образом тот, кто изготовил сферу, сумел заточить нечто столь грандиозное. Впрочем, он заподозрил и другой вариант — что сферу сотворил не маг, а некие потустороние сущности подбросили её в мир людей и подсказали амбициозному глупцу, как её добыть. Доверия адептам Братства у Киммуриэля не было ни на грош, вряд ли они ему всё выложили — они отнюдь не заинтересованы в том, чтобы дроу прикарманил столь великолепный артефакт, соблазнившись властью, которую тот давал, и ужасом, что с его помощью можно было посеять. Дроу же, согласно распространённым поверьям, хлебом не корми, дай кого-то запугать, и лапы загребущие они накладывают на всё, что хотя бы предположительно им пригодится. Тот же факт, что сфера опасна, как сам Эррту, вряд ли, как они отлично понимали, остановит псионика — слава Брэган Д'Эрт опережала клан и значительно превышала реальный уровень их тяги к риску.

Подпись автора

Энтрери должен был очутиться в эпицентре взрыва, когда произошла бы неизбежная детонация сферы. В былые времена Киммуриэль мог просто оставить его там, а Джарлаксу и всем остальным сказать, что произошёл несчастный случай. Впрочем, раньше Артемис вряд ли бы попал в такую ситуацию, потому что распоряжения псионика принимал в лучшем случае через одно и исполнял, мягко говоря, по своему усмотрению. Даже если их подкрепляла воля Джарлакса — потому что и Джарлакс для этого человека часто был не указ. Такой была, например, выходка в том замке, когда Энтрери пожелал остаться и встретиться с королём Гаретом, нежели воспользоваться предложением дроу и безопасно уйти, что создало лишь дополнительные проблемы и хлопоты. Нет, прежний, постоянно настороженный и напряжённый, и отнюдь не без причины, Артемис никогда бы не поставил себя в положение, где его жизнь целиком зависит от весьма недоброжелательно настроенного к любым иблис Киммуриэля.

Но псионик больше не мог просто бросить Энтрери и с хладнокровным интересом наблюдать, выживет ли наёмный убийца, или же на этом его удача кончилась. Он действительно не мог так поступить, и не смог бы поручиться, с какого именно момента и дня, но уж точно наступило это не сегодня.

Может быть, этот непостижимый и жестокий тёмный эльф с лицом небожителя, которого ничуть не волнуют проблемы обычных смертных, наконец-то хоть частично проникся к Артемису и чувствовал, что обманов, предательств, подлости и обид в жизни этого мужчины уже и так предостаточно. Возможно, даже Киммуриэль дорожил теми крупицами хорошего отношения, которые сегодня неожиданно продемонстрировал к нему Энтрери. Он больше не "проклятый дроу", не "облодровское отродье" и не "подозрительное существо", многолетний лёд в сердце убийцы, кажется, всё-таки тронулся не только в отношении всяких там До'Урденов и прочей компании Мифрил Холла.

Артемис Энтрери был частью клана. Артемис Энтрери поднялся до статуса лейтенанта Брэган Д'Эрт. И, хотя Киммуриэль, услышав эту новость, скорчил Джарлаксу кислую мину, способную свернуть всё молоко на сотни миль вокруг — по правде говоря, он не возражал. Они достигли ожидаемого итога, и, прислушиваясь к своим ощущениям, Киммуриэль понял вдруг, что... доволен. Как бывает доволен тот, кто вставляет в паззл последний кусочек мозаики. Тот, кто совершает последнее передвижение составляющих частей головоломки, чтобы разгадать её. Это воспринималось как нечто правильное. Оскорблённым наличием иблис в рядах дроу Киммуриэль однозначно не был.

Псионик был не в состоянии спасти и защитить всех, но никто из клана не погибнет прямо у него на глазах, когда он мог бы это предотвратить.

— Доверься мне, Артемис, — шепнул Киммуриэль в сознании у напарника.

Они уже были связаны через ментальный контакт, но сопротивление всегда усложняло работу. Обычно это не имело такого уж большого значения, так как, потратив определённое количество времени и сил, Киммуриэль пробивал все помехи... Но теперь счёт шёл на доли секунды.

Энергия дара Облодра сосредоточилась вокруг тела Энтрери и мягко обволокла его. Как правило, Киммуриэль не церемонился с тем, чтобы вцепиться в кого-то псионическими тисками, и у самого Артемиса был опыт знакомства с ними — именно этот захват, куда надёжнее останавливающий, чем стальные цепи и арканные заклинания, когда-то непреодолимо мешал ему покончить с собой или убить Джарлакса, не говоря уж о том, чтобы причинить вред самому Киммуриэлю. Но с боевым партнёром так не обращаются.

А спустя мгновение Энтрери полетел через весь зал, и телекинез плавно опустил его рядом с серьёзным, строгим и крайне деловитым дроу.

Спустя один удар сердца в помещении наступил локальный армагеддон.

***

Ослепительное сияние погасло, жар схлынул. Человек и дроу стояли целыми и невредимыми. Более того, никаких заметных изменений не претерпело и помещение. Киммуриэлю стоило немалого напряжения воли изолировать взрыв в очерченным невидимыми псионическими стенами пространстве, не позволяя разрушить здание или хотя бы нанести весомый ущерб этому залу.

Как и предполагал псионик, элементаля и след простыл. Он лишился источника подпитки и был благополучно развеян.

— У нас получилось, Артемис!

Киммуриэль улыбался как проказливый мальчишка, не скрывая радости. Это настроение, это выражение лица, вовсе ему не свойственные — поражали. Но псионик не притворялся, его и впрямь переполняли положительные впечатления. Он разве что в ладоши не хлопал и на месте не подпрыгивал — несолидно в его возрасте всё же, да и настолько восторгаться он не умел.

Он вновь окунулся в лучшие дни своей юности — когда всё было хорошо, и Джарлакс уже принял его в клан, но Дом Облодра ещё не погиб. Киммуриэль с искренним азартом принимал сложные для себя поручения, включающие такие области псионики и логического мышления, которых он доселе не касался. И он получал истинное удовольствие от успехов.

— Спасибо, ты действительно меня выручил, — оборачиваясь к Энтрери, от всей души сказал Киммуриэль, не отводя взгляд. Ни смущения, ни отвращения, ни отгороженности, ни флегматичной и безразличной констатации выполненного долга в его глазах и тоне не было.

Вот же как странно. Псионик мог пригласить с собой кого угодно из клана, а выбрал Энтрери. Ни о каком вынужденном сотрудничестве речи не шло. Он осознанно обратился именно к наёмному убийце и был неподдельно признателен, что тот согласился.

Киммуриэль поднял перед собой правую руку ладонью вверх, и осколки сферы потянулись к нему, как металлические иголки — к магниту.

— Всё прошло идеально. Я предъявлю им остатки артефакта в знак того, что их поручение было выполнено, поскольку я имею основания сомневаться, что слова дроу будут восприняты на веру даже невзирая на факт Громфа Бэнра в качестве их нынешнего верховного мага. Когда мне зачтётся это, впрочем, вряд ли при повреждённой сфере мне что-то там заплатят — я заберу обломки в укромное место одного из убежищ клана и там восстановлю, как восстановил перчатку от твоего меча. Джарлакс, надеюсь, отдал её тебе? С него бы сталось и припрятать для собственных нужд... Ну, а далее сфера перейдёт в ведение Брэган Д'Эрт, и каждый, кому пригодится такое оружие, сможет её взять. Я позабочусь, чтобы огненный дух сферы больше не мог выступить против её хозяина.

Разумеется, в первую очередь Киммуриэль предложит её Джарлаксу, но у Джарлакса и так было полным-полно артефактов, а кому-то менее обеспеченному магическими безделушками среди членов клана сфера рано или поздно вполне могла бы спасти жизнь.

— Поскольку права на этот замок никто так и не удосужился предъявить, я объявляю его с нынешней минуты территорией, принадлежащей Брэган Д'Эрт, — Киммуриэль стал похож на сытого и пригревшегося на солнце, более чем счастливого своей роскошной жизнью и готового мурлыкать сутки напролёт кота. — И мне некомфортно думать, что ты потратил столько трудов и ничего не получишь за это, Артемис, поэтому всё, что тебе здесь придётся по нраву, можешь взять себе. Не ограничивай себя весом и размерами груза, выбирай — если ты не сможешь унести это сам, я позабочусь о доставке.

Они его захватили, очистили от тварей, и сюда правда никто даже близко соваться не желал. Немного поправить интерьер, навести порядок — и будет вполне пригодно для обитания. Не только же Джарлаксу замки на поверхности отхватывать. Идея, наверно, так себе, лидер самой известной банды Андердарка не всегда адекватно реагировал на такие подарки, как бы не додумался объявить себя господином окрестных земель, впутав в аферу по макушку их с Артемисом обоих, но, если удастся доставить ему хоть немного удовольствия — оно стоит того.

Подпись автора