В ярких зелёных глазах Ксана Киммуриэль находил нечто, всё ещё не вполне доступное его пониманию. Все эти годы он открыто заявлял, что не нуждается в чужих симпатиях, что находит нелепыми все эти романтические вздохи, клятвы верности, прогулки за руку и проведённые наедине ночи, состоящие из чего-то большего, чем просто акт соития - того, что можно называть актом любви. Он полностью обесценивал, едко и грубо высмеивал своими жёсткими, точными, колючими фразами. Но, возможно, истина состояла в тех немногочисленных моментах, когда хладнокровие и безразличие ко всему плотскому и земному изменяло ему. Может быть, именно поэтому Киммуриэль тогда принял ласки Далии, хотя она принимала его за совершенно иную личность - образы безграничного обожания и готовности абсолютно на всё, от собственных изменений характера и внешности до массового убийства, чтобы заполучить персону, так ей на тот момент необходимую. Если бы Далия была уверена, что это наверняка отдаст ей Дзирта, она бы стала всемирно известной героиней Фаэруна - или сровняла бы весь континент с землёй. Какой угодно ценой, всеми правдами и неправдами. Стала бы ещё более печально известна, чем Валиндра Шэдоумантл - некоторые женщины способны превращаться в чудовищ не хуже демонов и дьяволов во имя любви. Или страсти. Для них, как предполагал Киммуриэль, разница была весьма призрачной.
Киммуриэль ненадолго стал объектом подобной страсти, пусть и фальшивым, лишь иллюзией, галлюцинацией в её мозгу. В тот момент он позволил себе получить удовольствие... и втайне возжелал, чтобы кто-то так смотрел на него самого. Безо всякого внушения, о, боги, захоти он - и с ним бы разделили ложе больше любовников и любовниц, чем насчитывалось у Джарлакса. Псионика позволяла порабощать кого заблагорассудится на неограниченное время, таланта и опыта Киммуриэлю бы хватило, чтобы заполучить хоть Матрону Мать, хоть любого из представителей знати на поверхности. Самые прекрасные леди и лорды склонились бы перед ним... но зачем? Такая победа не стоит и минуты того искреннего и пылкого чувства, с каким Кэтти-бри смотрела на Дзирта или Далия - теперь на Энтрери. Нет, Киммуриэль не завидовал, но что-то внутри ему предательски нашёптывало, что он не отказался бы так же. И незачем весь остаток своих дней посвящать тоске по погибшему жрецу. Для него смерть Рай'ги, безусловно, стала вырывающей часть сердца и души трагедией, потрясением не меньшим, чем гибель Дома Облодра. Но теперь у него есть возможность пойти дальше. Снова согреться в тепле чужой заботы и ласки.
Ксан отнёсся к нему идеально так, как Киммуриэль искал. Чудо свершилось, хотя псионик не молился никаким богам ради этого. Ксан принимал все его стороны - тёмное прошлое и пугающе могущественный для подавляющего большинства знакомых с ним личностей дар, тот характер, которым наделила Киммуриэля природа, и его отсутствие социальных навыков вне тех, что требовались по работе. Ксан смотрел и разговаривал с ним именно так, как все эти дешёвые в своей банальности, отвратительно воркующие, недосягаемо прекрасные парочки. Не принимал Киммуриэля за кого-то другого, не добивался никаких преимуществ для себя, хотя второй - а иногда и первый, - лидер одной из самых пробивных организаций Фаэруна мог действительно многое ему дать. Бывало, что они создавали правителей - или отнимали короны у недостойных. Брэган Д'Эрт мог озолотить, вознести на вершину почёта и славы, защитить от любых врагов и даже от проблем с законом, как они позволили Морику Бродяге вернуться в Лускан и благополучно прожить там жизнь, вращаясь в тех кругах, где этот прожжённый вор чувствовал себя как рыба в воде. Ксан не использовал эту страшную боевую силу, способную обрушиться на голову любому, кого бы он ни указал, даже не обязательно объяснять, за что и почему он просит о чьей-то смерти или по меньшей мере о наказании. Киммуриэль был бы рад выполнить что-то, даже окажись оно простой прихотью без важной причины. Ксан не использовал его самого - ни разу у псионика не возникло тех мучительных размышлений о том, правда ли его считают другом, соратником, кем-то близким и дорогим, или же просто льстят, чтобы пользоваться, как порой случалось при общении с Джарлаксом, ведь повязка не давала ему заглянуть в сознание Бэнра.
А ещё Ксан не боялся. Киммуриэль привык к уважению и даже почитанию, к безупречному послушанию, но исходили они из глубинного страха подчинённых перед ним - после некоторых показательных жестоких расправ, которые он учинял над предателями или неудачниками, из-за которых прогресс, сделанный кланом в том или ином деле, значительно откатывался назад. Но он не чувствовал ни следа такой эмоции в лунном эльфе перед собой, хотя Ксан не раз имел возможность наблюдать, на что способен Киммуриэль. Отсутствие страха обезоруживало, подкупало, притягивало.
Лишь дополнительным преимуществом к этому стали телесная красота, острый пытливый ум, свойственный магам, и яркие умения. Киммуриэль воспринимал Ксана как неожиданный подарок судьбы, незаслуженный, но он не откажется. Ни за что на свете.
- Чего бы тебе хотелось? - прошептал псионик, заглядывая Ксану зрачки в зрачки. - Какое место ты выберешь теперь? Мы не можем покинуть Эвереску, но мне совсем не сложно в точности воспроизвести любую точку Торила, ты не заметишь разницы.
Он не скрывал желания - и восторга того, кто привык подавлять все подобные порывы в себе, едва лишь они зародятся. Киммуриэль не был лишён сексуального влечения от рождения, это даже не было его обычным состоянием в первую четверть жизни, он приучил себя к абсолютному воздержанию, так как опасался, что "животные склонности" будут отвлекать его от по-настоящему необходимых занятий. В ментальных упражнениях Киммуриэль находил спокойствие, безопасность и умиротворение. Процесс надёжно защищал его от всего внешнего, наносного, лишнего, от шумного вульгарного Мензоберранзана, интриг и разврата жриц, постоянной грызни и резни мужчин - о, ему совершенно не было ни в радость, ни в удовольствие служить нянькой и соглядатаем в одном лице для Аратиса и Закнафейна. Взрослые самцы могли разобраться со своими проблемами сами, а что одним из них в итоге сделалось меньше - не проблемы Киммуриэля. По его скромному, никому не интересному мнению, Джарлакс был обязан сам постараться, чтобы примирить их, а он выбрал самую неудачную лексику, так и не пересилившую взаимную ненависть тех двоих.
- Подпись автора