Пока Алора защищает перед Динахейр Эдвина, а сам колдун с видом презирающего всё живое козла опирается на ствол дерева и делает вид, что читает, пока Гаррик бренчит на лютне, томно поглядывая на Ски, чем безумно бесит Эльдота, пока оба друида, Джайхейра и Фалдорн, собачатся чуть в стороне от лагеря, а Бранвен оскорбляется на комплименты Виконии, Ксан стоит между Аянтисом, вытащившим меч, и флегматично настроенным Дорном, не давая им поубивать друг друга. Кажется, Мару забавляет оставлять на очарователя конфликты, связанные с неугомонным паладином, и наблюдать со стороны, как светлый служитель Хельма через мага орёт на полуорка, обвиняя того в злонамерении и отсутствии морали. Пытаясь увещевать Аянтиса, Ксан напоминает ему, что у всех них - единая цель, что Дорн, пускай и является паладином другого божества, помогает им, что Мара, их предводительница, нуждается в любой помощи и глупо отказываться от сопартийцев из-за мировоззрения, что мир не делится на добро и зло и пора бы уже это уяснить. Если Аянтис не угомонится, если решит, что Ксан, защищающий Дорна, и сам на стороне вселенского зла, ему хватит одного удара, и всё - одним волшебников в группе меньше.

"Ненавижу паладинов!" - думает Ксан. - "Ненавижу дураков, бегущих навстречу смерти с раскрытыми объятиями!" - вспоминая предыдущие разговоры с Аянтисом, он начинает жалеть, что тот проникся к нему уважением и подчас слушает мага лучше, чем даже лидершу партии. - "Ненавижу законопослушно-добрых упёртых баранов!"

Ему кое-как удаётся разрешить конфликт: Аянтис, грозно сопя, отходит в другой конец лагеря, а Дорн лишь хмыкает, чем заслуживает неодобрительный взгляд волшебника. Мог бы и поблагодарить! У Ксана аж руки дрожат от напряжения, он и правда был готов уворачиваться или кидать на разъярённого человека паралич - да что угодно! - а теперь, вспоминая выражение лица Аянтиса, понимает: пронесло. Не он такой прекрасный дипломат, а по-настоящему - пронесло. В следующий раз его увещевания могут послать в Абисс вместе с самим эльфом.

Неторопливо шагая по раскинувшемуся в лесу и немаленькому из-за количества собравшихся лагерю, Ксан очень, очень быстро оказывается внутри палатки, стоит заслышать голос Сафаны за спиной. Вот какого этой женщине от него нужно?! Что она, что Алора - обе одной породы, у обеих чувство юмора на уровне полуразумных гоблинов. Конечно же он понимает, с какой именно целью ему строят глазки, поэтому всякий раз делает вид, будто не слышит, очень занят изучением собственного гримуара, предупреждает партию о врагах впереди, начинает стенать о непогоде, кривой тропе, чём угодно или - Мара, когда привал? - всё, лишь бы уйти подальше и не поддерживать бессмысленный разговор. Единственная женщина, на чьи комплименты он не реагирует негативно, - Джахейра, но в её словах не звучит подтекста, и это скорее взаимный обмен любезностями двух воспитанных существа.

К счастью, внутри пусто, и за ним никто не идёт следом. Ксан начинает радоваться, но тут же вздрагивает - мимо палатки, снова что-то ОЧЕНЬ ГРОМКО выкрикивая, проносится Минск. Единственное слово, которое в силах различить Ксан - имя хомяка. Проклинать партию - нет сил, он ме-е-едленно, бледнея лицом, сползает по центральному шесту палатки, оседая на пол. Виверновы будущие герои Врат Балдура.

Отредактировано Xan (2021-12-17 17:19:43)

Подпись автора

У настоящей тьмы лицо любви.

Ксан очень странно смотрит на Корана - словно не узнаёт, видит впервые. Не мудрено, лесной эльф присоединился к ним не так давно, но всё-таки - не настолько у мага плохая память на лица, а имя - имя всплывает в памяти само собой.

Ксан оглядывается, пытается понять, а куда он, собственно, зашёл, и понимает, что нет, это не его палатка, близко не его. Судя по луку, приставленному к вещмешку, появление Корана не удивительно.

- Прости, - поднимается маг, держится одной рукой за шест, второй придерживая подол мантии. - Я сейчас уйду.

И замирает. Смотрит на протянутую флягу. Ксан ещё не попадал на уловки Корана, не подозревает, что предложение с подвохом, протягивает руку, делает глоток...

- Фу! - выплёвывая обжигающую нёбо жидкость, он суёт флягу обратно Корану, отплёвывается и морщится так, словно яду выпил или мерзкий горький отвар, о которых говорили, что они целебные. - Как вы это пьёте, мерзость.

Взгляд на Корана - злой, с недоверием. Кажется, Ксан теперь нескоро начнёт доверять конкретно этому сопартийцу - он, может, и молодой, особенно по эльфийским меркам, но это не означает его слепую наивную доверчивость, на ошибках он как раз таки учится.

- Прошу прощения за вторжение, - чересчур пожалуй грубо звучат извинения, виной тон, но он и правда вознамеривается обойти Корана и покинуть палатку, не зная наверняка, получится ли. С другой стороны, а зачем лесному эльфу его удерживать?

Отредактировано Xan (2021-12-17 17:19:29)

Подпись автора

У настоящей тьмы лицо любви.

Ксан нервно поводит плечом, чувствуя прикосновение - этот лесной собрат о манерах слышал? Прятаться с малоизвестным сильваном, который выдавал виверн за драконов, на чём и наживался. Не то чтобы махинации Корана травмировали нежное чувство справедливости эвересканца, но и чего ожидать от таких пройдох он не знал.

Сначала на протянутую фляжку Ксан смотрит с недоверием, отталкивая руку её держащую, - хватило ему предыдущего раза, дважды на ту же уловку он не купится.

- Спасибо, я сплю с Аянтисом, - следует неловкая пауза, по лицу Ксана видно, как до него медленно, но верно доходит смысл сказанного. - То есть... я имел в виду... в одной палатке мы... давай своё вино, - фляжка заглушает неловкий момент, у эльфа горят щёки и длинные острые уши, но даже так прежде чем сделать глоток, он сначала нюхает.

Неплохое вино, отмечает он про себя, но на деле ему абсолютно плевать на вкус после оговорки. Хоть бы Коран не начал трепать языком и не пустил нелепых слухов по лагерю, а то маг со стыда сгорит и к паладину не подойдёт.

- Так Минск, или можно гулять? - зачем вообще куда-то идти, думает на самом деле Ксан, припёртый к шесту, в десятке сантиметров от лесного эльфа. - Продолжай игнорировать чужое личное пространство, и обязательно найдёшь друзей, - брезгливо поморщив нос, маг кривит губы - не было бы шеста за спиной, отошёл бы подальше, а так только смотрит недобро.

Мысленно он раз десять пожалел, что связался с компанией, но мог ли по-другому? Он обязан Маре за спасение, и чтобы отдать этот долг, вынужден терпеть толпу невежд - всех этих Минсков и Эльдотов, Эдвина с его манией величия, дикую друидессу и с поводка сорвавшуюся жрицу дроу, бррр. Коран ещё этот.

Если обычно собирается группа приключенцев, у Мары - маленькая армия, которая всё растёт и растёт.

Подпись автора

У настоящей тьмы лицо любви.

Какой воу-воу, никаких воу-воу — сплошное недоразумение! Оговорка! Паника-паника! Он ведь образованный эвересканский волшебник, а так глупо опозорился. Эх, Ксан-Ксан, слова-то кто научится подбирать?

- Ничего не желаю об этом знать, - спешит ответить маг, пока Коран не развил тему - даже если не собирался. Он нахмурился, пытаясь понять смысл каламбура с можно и без можно, но на лице так и читался вопрос: "А? Ты о чём, плут?"

- Предпочитаю таверны поприличнее, - неодобрительно комментирует маг. А в скольких тавернах он был, не считая «Веселого жонглера», «Горящего волшебника» и гостиницы «Красный сноп» в Берегосте, трактира в Нашкеле и «На полпути» - эвересканского постоялого двора для торговцев и арфистов у самых ворот в королевство? Он во Вратах Балдура и то не бывал ни разу, а если они так и станут поднимать всех сирых и убогих, бегая по их бесполезным заданиям, то и не побывает.

Ксан перестаёт понимать происходящее и повторно прикладывается к фляжке с вином. Да он не то чтобы к компаниям не привык, он в принципе впервые покинул пределы Эверески с первым заданием, которое радостно провалил, попавшись Мулахею, и которое, возможно, всё-таки выполнит, пока возвращает долг Маре.

- Что такое «Фонарь»? - в отличие от Корана, он никуда не спешит и стоит ровно на том же месте, спиной к шесту. Почти пустая палатка его устраивает - что угодно, только не попасться на глаза Минску, Сафане, Алоре и всем прочим замечательным сопартийцам, которых маг предпочитает игнорировать.

Подпись автора

У настоящей тьмы лицо любви.