Есть ли жизнь после смерти? Что происходит с душой, когда умирает тело?
У жрецов часто бывали ответы на подобные вопросы, но ответы расплывчатые и толком не дающие понимания того, что ждёт каждую живую душу этого мира. Хотя бы просто потому, что представить описываемое было не так уж и просто.
По крайней мере, так когда-то казалось Корвусу Моррисону. Он, как и все люди, порой задумывался над этими вопросами, но лишь вскользь. Потому что знал. Он получит ответ. Все получали.
Что ж, в этом он был прав. Ответ он получил. Но совсем не так, как ожидал.

Боги ненавидели смертных. Как ещё объяснить существование этого мира? Этой глухой, беспробудной тоски, воплощенной в серых камнях и сером небе. Конечно, в добре или зле, боги забирали души на свои планы, давали ту жизнь, которую заслуживали их последователи, какую они, вероятно ждали. Но всё равно каждый, абсолютно каждый живой ступал сначала на эту землю. После самого ужасающего момента любой жизни, их встречал этот чудовищный, мрачный мир. Конечно, поводов для радости не было. Этот мир можно было считать физическим олицетворением всех чувств, что одолевали прибывающие сюда души.

Боги ненавидели смертных. Но какой же сильной должна была быть их ненависть, что сотворить это. Корвус должен был увидеть сам. Своими глазами. Не приближаясь, не касаясь, просто посмотреть и понять – это реально, это происходит на самом деле.
Стена Неверующих существовала.
И мириады душ томились в её нутре, терзаемые непостижимой болью и страданиями, навсегда лишенные надежды.
Навсегда лишенные свободы.
Никогда прежде молодой бог не видел ничего настолько отвратительного. Никогда не испытывал подобного бессилия.
Боги ненавидели смертных, иначе почему они ещё ничего не сделали со Стеной? Боялись покачнуть мироздание? Устоявшиеся законы привычного мира? Или действительно ничего не могли сделать?
Корвусу ещё предстояло это узнать. Понять, может быть. Но не принять. Принять он никогда не сможет.
Но кто-то же создал её…

Бесконечная вереница душ тянулась к вратам. Люди, эльфы, орки, дворфы, множество иных рас. Они умирали каждый день, в каждое мгновение кто-то лишался своей жизни и приходил сюда. Они сливались в единый поток, со стороны казавшийся чем-то цельным, единым воплощением обреченного смирения. Был ли среди них хоть кто-то, кого он, Корвус, сможет отсюда забрать? Вряд ли. Слишком мало он прожил в своей новой ипостаси, слишком мало пока последователей обрёл. И всё же он набирал силу. Среди представителей всех рас было очень много тех, кто дорожил свободой. Быть может, они ещё узнают, что и свобода может быть богом.
Корвус был рад забрать от сюда любого, кто верил. Кого он мог забрать. Когда-нибудь это станет обыденностью, когда-нибудь эти чувства размоются. Но пока они были по-человечески яркими.
Стараясь не отвлекаться на глухой стон Стены, на сомн слившихся воедино голосов нестерпимых мук, Корвус отвёл взгляд. Чтобы заметить в потоке душ одну, что не стремилась к вратам, не текла с общим потоком.

Высокий мужчина в коричневых и зеленых одеяниях медленно подошёл к растерянной как ему казалось душе, к тёмному эльфу, в чьих глазах читалось посмертное отчаяние и растерянность пережившего гибельные мучения существа. Сколько их тут было таких? Кто не встретил свою смерть в тихом сне или от меткой стрелы. Множество. Гораздо больше, чем тех, кто мог сказать «я умер мирно».
И почему ему было не плевать? Почему ему так хотелось заглянуть в глаза каждой души?
Почему вместе с божественностью не даётся такое же возвышенное и отчужденное сознание?
- Идём. – Красивый, чистый, низкий голос. Яркие, зеленые, как будто светящиеся глаза смотрели без зла и осуждения. Впрочем, именно таким был взгляд Корвуса и в его человеческой жизни. Протянутая ладонью вверх рука в кожаной перчатке не дрогнула.
- Твой бог вскоре заберёт тебя. Всё это закончится.

Этот тёмный эльф казался молодому богу необычным. Когда-то Корвус был последователем Кореллона, эльфийского божества, изгнавшего расу дроу с поверхности. Моррисон об этой истории знал не так уж много, слишком уж давно всё это произошло, слишком уж безразличны были те события совсем ещё юному по эльфийским меркам следопыту. Так он и жил с убеждением, что его бог не мог ошибиться и для тех событий было своё объяснение, а дроу, дроу слыли среди светлых эльфов расой злобной и коварный.
Но первый тёмный эльф, которого он встретил, был другим. Амбициозный, решительный, смелый, ладно, хитрый и коварный тоже, но эти качества могут быть крайне привлекательными.
И вот теперь эта потерянная душа. В глазах погибшего тёмного эльфа не было ничего такого, что могло бы сделать его воплощением зла. Он был живым существом, лишившимся той самой жизни, пережившим страшные моменты безграничной обреченности, встречи со смертью.

Может быть Кореллон был не так уж прав. Не один приговор не должен становиться последней точкой. А может быть неправ был как раз Корвус, и за своё видение он когда-нибудь получит кинжал под рёбра.
Кинжал под рёбра. Интересно, что это значит для бога?
В любом случае, он был готов рискнуть.

Следующие слова тёмного эльфа заставили Корвуса вздохнуть и против своей воли повернуться назад, снова взглянуть на самый страшный памятник всем кошмарам, которые может воплощать смерть.
Он не мог хладнокровно смотреть на Стену Неверующих. В зеленых глазах на мгновение вспыхнул гнев, но уже через секунду Корвус отвернулся и даже слегка опустил плечи.
- Тогда, наверное, не стоит спешить.   

Молодой бог повернулся к эльфу, молча следил за тяжелыми, мучительными движениями ещё совсем не старой души. Как он умер? В бою, терзаемый множеством врагов? От тяжелой продолжительной болезни? Бессильно пытаясь спастись от какой-то катастрофы? Раны, нанесенные телу, оставались там, в мире живых. О том, что произошло, нельзя просто догадаться. Это справедливо. Подобные тайны не должны принадлежать каждому встречному. 
Корвус встал напротив эльфа, внимательно слушая весьма неожиданные вопросы.

- Дроу. – Задумчиво ответил бог свободы. – Ты прав. О твоих сородичах ходит множество недобрых слухов. О вашем высокомерии в особенности. Вот только люди порой называют своих собственных товарищей и куда более страшными словами, в подлости и жестокости ничем не уступая тёмным эльфам.
Корвус несколько секунд молчал, глядя на тёмного эльфа. Кто-то мог бы сказать, что этот дроу прав. Не стоит сопереживать надменным, жестоким созданиям, что сами на сострадание не способны. Корвус придерживался другого мнения.
- Тот, кто действительно способен сопереживать, в ком есть настоящее сострадание, а не лишь его призрачное подобие, навязанное моралью общества, не будет ставить условий или требовать за своё сочувствие какой-то платы. Даже самые законченные злодеи чувствуют боль так же, как праведники. Так в чём разница? Я никогда не позволял загнать себя в тесные рамки условностей - кто чего заслуживает. Так что нет, эльф, я не ошибся.

«У меня есть полная свобода самостоятельно решать кому я могу сопереживать, а кому нет».

- Как тебя зовут?
Да, этот пока ещё неизвестный тёмный эльф вызвал у молодого бога интерес, не только сочувствие. Сочувствовать можно каждому, перешедшему за страшную грань смерти, некоторым лишь немного, только самой утрате, до того момента, как их боги заберут исстрадавшиеся души к себе.
Этого тёмного эльфа скорее всего ждала куда более печальная судьба. И Корвус хотел бы услышать его имя.   

Души всё тянулись к вратам нескончаемым потоком, отсюда они казались безликими в своей одинаковой серости и обреченности. Но каждая душа, каждый разумный некогда жил своей уникальной, неповторимой жизнью, был целым миром. Каждый приносит свой мир сюда, чтобы влить его в этот бесконечный ручей.
Этот План не создавали для того, чтобы заботиться о душах павших, нет, только не для этого. Такой забота быть не могла.
Суд не может быть заботой. Никакой суд, а в особенности тот, для которого самое страшное преступление - отсутствие веры.
Стена… Про Стену даже лучше и не говорить.
Забота даже после смерти оставалась лишь личным уделом каждого отдельного бога. И как среди смертных, уделом лишь тех, кому было не безразлично.
Так чем же были эти души для серого мира вокруг?
Если бы только можно было просто пойти к Келемвору и задать все эти вопросы. Келемвору, богу, который тоже когда-то был смертным.

Корвус поднял правую руку и прикоснулся к груди кончиками облаченных в тёмные перчатки пальцев, слегка кивнув.
- Меня зовут Корвус Моррисон.
Он оставил себе своё человеческое имя. Может быть, стоило назваться как-то не так. Каким-то более звучным или значащим прозвищем. Для своих последователей он, скорее всего, станет просто Корвусом, и это звучало… неплохо. В его имени не грохотала буря, не шептали тени, не звенела сталь. Каждый был в праве услышать то, что казалось самым важным для него самого.
- Ты прав в своих чувствах.
До узнаваемости ему было ещё очень далеко. А может, он никогда и не станет тем божеством, имя которого играет на устах и которому возносят молитвы в минуты боли или нужды. Но Корвус в этом как-то и не нуждался. Лишенный тщеславия, он не стремился взойти на самый верх пантеона. Лишь желал чтобы о нём узнали те, кто в нём действительно нуждался.
О свободе не кричат на каждом углу, ей не возносят молитвы в гигантских храмах. Это не смерть, к которой рано или поздно придёт каждый. Это тень, что отбрасывают все идущие по мирам. Не магия, пропитывающая весь мир. Не удача, на которую надеется каждый.

- Я – бог свободы.
Корвус понимал – ему ещё предстоит узнать и до конца понять всю его силу и всю его ответственность. Но эти слова он сразу научился произносить с гордостью и достоинством.
- Киммуриэль из Дома Облодра.
Последний из своего дома. Дома, который умер вместе с нем. В этом тёмном эльфе словно сошлась не одна смерть, вместе с ним умер не только один житель Фаэруна, но и память о целом роде, целой семье.
- Рад познакомиться с тобой.
Это было странно, но Корвус действительно был рад. Он не знал какая тьма скрывается за этим тёмным эльфом, не имел ни малейшего представления какую жизнь тот прожил, какими были его ценности, что он создал, а что разрушил. На самом деле это не имело такого уж и большого значения.
Он не был судьёй. Свобода не совместима с подобными вещами.
Нет, радовался Корвус совсем иной возможности.
- Я запомню твоё имя.
Стена поглотит всё без остатка. Мир забудет о целом погибшем роде.
Бог будет помнить.   

А ведь он не ошибся. Недаром его взгляд зацепился именно за эту неприкаянную душу.

Свобода была очень странной вещью. Иногда правитель могущественного государства, сидя на своём изукрашенном золотом и каменьями троне в душе был пленником, не понимавшим ничего в своей свободе. Иногда заточенный в сыром каменном мешке разбойник в глубине души сохранял свою свободу, пусть и не физическую. Скованная воля при свободном теле. И наоборот.

Будучи обычным смертным, Корвус упивался своей жизнью. Он путешествовал, упивался новыми местами и новыми знакомствами, совершал то, что считал нужным, раздвигал границы своего мира всё дальше и дальше. Он был свободен. Так ему казалось. Он действительно считал, что знает её, свободу, в лицо.
И он видел, как люди жаждут свободы. Видел протянутые из-за решеток руки невинных и виноватых, слышал неловкие признания тех, кто никак не мог вырваться из-под гнёта своего быта. Для одного свободой было добровольное служение авторитетному командиру, для другого — возможность в любой момент рвануть хоть в войну, хоть в мир, в любой конец Фаэруна.

Этот эльф не признавал понятие свободы как самого явления.

— Если бы свободы не существовало, разве существовал бы я? – Корвус вдохнул и чуть развёл руки в стороны, а затем примирительно, совсем по-человечески улыбнулся, понимая, что его слова даже и близко не являются аргументом. Его лицо чуть помрачнело.
— Тот шепот, что доносится из уст рабов не так уж часто связан со свободой.
Свободу помнят те, кто был порабощён недавно. В большинстве же своём рабы шептали о боли, о мести, о гневе, об отчаянии.
Чаще всего же рабы мечтают занять место своих хозяев. В идеале – поменяться местами.

— Ты не совсем прав. – Моррисон покачал головой. Ох уж это известное желание делать всё, что хочется, иметь всё и когда угодно. Так определяли свободу дети и беспощадные короли. – То, что ты описал – это иллюзия свободы для одного и тирания для всех остальных. Настоящая свобода включает в себя понимание чужих свобод, это умение без труда нести ответственность и всегда быть собой.
Но никто не сможет дать точное определение свободе. Даже он.
— Есть вещи о которых не надо просить.
Этот мир тоже не просил запоминать его. Бог повернул голову. Вдалеке в безумных страданиях заходились терзаемые Стеной души. Этот мир не просил, но он его не забудет. И не забудет эти обреченные голоса.
А теперь он слушал своего призрачного собеседника слушал голос, который вскоре присоединится к общему хору вечной боли и муки, слушал и слышал каждое слово, как будто ловя с жадностью.
— Не поможет. – Признал молодой бог. – Но, может быть, поможет мне.
Несколько секунд того, что можно было бы назвать тишиной.
— Тебе ведь не нужны мои сожаления и мою сочувствие, не так ли?
Он ведь сочувствовал. Действительно сочувствовал. Ни злоба тёмного эльфа, ни его грубые слова не умаляли принятых им решений и совершенных действий. Киммуриэль проиграл свою войну. Проиграл потому, что оказался смелее своих соплеменников. Потому, что оказался свободнее.

— Но я не стану скрывать. Твой рассказ впечатлил меня. И мне искренне жаль, что ты не смог добиться желаемого. Твоя победа стала бы великим свершением. – Корвус на секунду задумался, в его глазах блеснул зеленый огонь. — Великим освобождением.
История эльфийских рас несла много трагедий и печали. История тёмных эльфов, считавшихся воплощением коварства и жестокости – тоже. Весь мир ненавидел дроу, боялся одно лишь цвета кожи. Никто никогда не думал, что может быть иначе. Что когда-то уже было иначе.
— Ты уверен, что брошенный тобой вызов сотрётся без следа? Что твоя воля будет забыта, и никто не вспомнит о тебе и том, что ты для них был готов сделать?
Что убийцы останутся безнаказанными. Что не найдётся ни одного согласного. Что этот поступок не станет крошечным камнем, породившим лавину.
— Возможно, ты прав. И моя судьба исчезнуть. Я готов её принять. Но я буду знать — я сделал всё, что мог. Но ведь ты понимаешь о чём я. Ты ведь тоже сделал всё, что мог?
Какова она, смерть бога? Куда приходят души таких как он? Есть ли где-то покой для них или мёртвых богов ждёт лишь забвение? Когда-нибудь он узнает ответ и на этот вопрос.   

Корвус сделал полшага назад. Из уважения. Ему искренне не хотелось оставлять этого эльфа здесь, сейчас, вот так. Но даже сейчас тот был волен решать чего он хочет. Моррисон уважал его свободу.
И всё же он задержался.
— Я знаю тёмного эльфа по имени Джарлакс.
И теперь он был уверен – они говорят об одном и том же Джарлаксе. Иначе быть не могло. Не найдётся во всём Фаэруне двух дроу с одним именем, способных на нечто подобное.
В этот момент бог был так похож на человека. Даже огонь в глазах погас. Корвус заложил пальцы за ремень. Таким он был рядом с Джарлаксом, когда они оба отправились в путешествие. В то самое путешествие.
— Рядом с ним я обрёл божественность.
Странные слова.
— И я был бы рад, если бы наши пути пересеклись вновь.

Имя авантюриста-дроу, втянувшего Корвуса в самое невероятное приключение в его жизни, отзывалось в сознании Киммуриэля Облодры неописуемой гаммой чувств. В глазах уже покинувшей свой мир души было больше чувств, чем у некоторых живых. В глазах души, что разорвала связи с жизнью и ступила на серые равнины плана мёртвых. Души, стоящей у самой границы города, где Келемвор решает посмертные судьбы.
Какие сожаления терзали этого тёмного эльфа? Они ведь терзают всех, кто ступил на эту землю. Лишь единицы, редчайшие единицы ступали на серую землю с чистым осознанием того, что им не о чем жалеть, что они могли обрести покой с чистой душой. Единицы…
Остальные же терзались. Судьбой оставшихся там, за спиной родных, делами, что не нашли завершения, поступками, что не смогли искупить, местью, которую не удалось свершить, тем, чего они не сделали, не испытали, не пережили. Киммуриэля преследовала боль о тех великих переменах, которые он намеревался совершить и за которые был жестоко убит. Но не только. Не только. И имя «Джарлакс» явно присутствовало где-то там, в этих оставшихся в мире живых тревогах.

Тёмный эльф рванулся вперёд, изящные, но удивительно сильные ладони сжали плечи бога. Корвус не дрогнул, не пытался вырваться и уж точно не был оскорблён таким панибратским отношением к своей божественной сущности. Нет, он смотрел в глаза своего собеседника со спокойствием человека, обычного человека, который пытается протянуть руку помощи попавшему в беду, как не раз делал ещё в своей смертной жизни.

Многие погибнут. Моррисон поверил в эти слова. Общество тёмных эльфов редко проявляло хоть какое-то прощение и милосердие к неугодным, и если у Киммуриэля остались последователи, то, скорее всего, убийцы придут и за ними. Если уже не пришли. Кто знает, может Ллос уже забрала их души во свои владения или же те из них, что так и не выбрали свою веру, как и Киммуриэль, брели сейчас где-то в длинной цепочке прошедших через ворота смерти. 
Многие уже погибли. По вине тёмного эльфа, просившего сейчас найти его товарища, чтобы предотвратить иные смерти.
- Если ты всё же признал ценность жизни, то ты достиг гораздо большего, чем большинство их тех, кто остался в мире живых и тех, кто когда бы то ни было проходил через эти врата.
Голос бога звучал удивительно спокойно, но в нём не было ни капли безразличия. Наоборот, в этом спокойствии звучала твёрдая уверенность в принятом решении. И в том, что слова Киммуриэля были услышаны.

Руки тёмного эльфа соскользнули с плеч. Корвус чуть опустил глаза, бегло глянул на камни под ногами. Мёртвые камни. Удивительно, но даже камни могли быть живыми и мёртвыми. Ступавший под пологом настоящего, дикого леса быстро учился видеть разницу.
Моррисон поднял горящие изумрудным огнём глаза и глянул вслед уходившему тёмному эльфу. Тому, кто принял свою смерть и свою судьбу сгинуть в небытие, так и не добившись желанного.

Как именно бог оказался на пути Киммуриэля со стороны понять было сложно. Корвус словно скользнул вперёд и быстро разорвал разделявшее их расстояние в порыве туманной дымки.
Но он не преграждал дроу путь. Выбор каждого это есть свобода. Как и принятие того, что будет дальше. Нет, силуэт бога просто возник рядом, как идущий по другой стороне дороги человек, идущий в прямо противоположную сторону.
- В тебе есть свобода. Ты это отрицаешь, отрицаешь саму суть этого понятия, но ты сам добился на этом пути достаточно, чтобы звать себя свободным.
Моррисон чуть повернул голову, глядя вдаль тёмного, мрачного горизонта.
- Я найду Джарлакса. Мне не надо знать, чем закончится эта встреча. Но я найду его, Киммуриэль Облодра.