И кто сказал, что нельзя — Ксан ведь всегда был максимально открыт к прикосновениям, поцелуям — осторожным и страстным — к случайно оставленным отметинам на коже. Киммуриэлю можно было всё, никому нельзя, а ему — пожалуйста. Ксан пойдёт навстречу, поддастся, отвечая на требовательный поцелуй и неожиданные ласки. Он приподнимется на локте, второй рукою спустится до киммуриэлева бедра, вынуждая согнуть ногу в колене, забросить на него — так ближе, удобнее, и — когда прозвучит резкий выдох напополам с едва слышным стоном — горячее.

Это действительно помогло, Киммуриэль полностью отдался спонтанному порыву страсти, опустошая голову от всех лишних, слишком отчётливых образов, от гложущих мыслей о том, что Ксан изначально зря с ним связался, что он всегда был слишком проблемным, а теперь тому и вовсе следует бежать от него. Пара из лунного эльфа и дроу, всем доказывающая, как много может измениться, если просто отказаться однажды следовать замшелым традициям и дерзнуть ступить на непроторенную тропу. Они и правда  возможно, совместили несовместимое. Но доселе Киммуриэль ни о чём не сожалел. Теперь же ему чудилось, что он превращается в обузу, что Ксан напрасно отказывается посмотреть вокруг и увидеть, сколь много куда более достойных кандидатов в партнёры до гроба. Но вместе с этим псионик безумно, до боли в сердце, боялся потерять Ксана. На этом, как ему казалось, всё новообретённое хорошее в его жизни кончится, и никто никогда не восполнит эту утрату. Он уже не так молод, упёрт и целеустремлён, чтобы оправиться после её или потери возлюбленного. То, что получилось один раз, чудо, которое вряд ли повторится.
- Ксан, я хочу, чтобы запомнил, - прошептал Киммуриэль, продолжая ласкать его губами и ладонями, - ты для меня всё самое дорогое и важное, что есть в этом мире. И я бы не променял встречу с тобой ни на что другое... даже на свою прежнюю жизнь.
Договаривая и окунаясь в уютное тепло мыслей Ксана, Киммуриэль почувствовал, что теперь ему достаточно спокойно, чтобы задремать.

- Спасибо, - ещё пара жадных коротких поцелуев, и Ксан сгрёб Киммуриэля, обнял обеими руками. - Твои слова очень много для меня значат, - признался он и уткнулся в макушку дроу, доверительно потёрся носом.
Уснули они быстро, причём Ксан, изначально не рассчитывая на дремление, не видел ни снов, ни образов - его память отдыхала, даря часы долгожданного покоя. Первый раз он проснулся часов через шесть, его поднял голод - желудок скрутило, зрение - обычно такое чёткое эльфийское зрение - выдавало мутную картинку окружения, вынуждая на ощупь искать вещи и выбираться из каюты. Еда и краткий отдых в непринуждённом разговоре улучшили ситуацию, так что через час Ксан вернулся обратно в мягкую постель под тёплый бок возлюбленного.

---

20 чеса
Коридоры тюрьмы выглядели обыденно, как и любое иное подземелье, предназначенное для содержания преступников и пленных. Сырая камера, не слишком тесная, чтобы внутри поместились трое-четверо эльфов, вся насквозь провоняла запахом крови и грязных тел. Войдя внутрь первым, Ксан опёрся на стену, скрестив руки на груди, и согнул в колене правую ногу, упираясь носком сапога в камень позади. О том, что Синхен жив, он рассказал Киммуриэлю лишь нынешним утром, выжидая момент, когда тот сможет самостоятельно, без посторонней помощи стоять на ногах и передвигаться. Возможно, слишком рано, и, приведя его сюда, маг совершил огромную ошибку, но ему стало неуютно и дальше скрывать тот факт, что эту мразь специально не добили, оставляя псионику возможность самому решить, что с ним делать.

Колдун был прикован за единственную руку и ноги к стене, на короткой цепи, и выглядел как и подобает выглядеть возомнившей себя богом твари - жалко, почти омерзительно. Впрочем, отчего ж почти - Ксану хватило одного взгляда и он брезгливо поморщился. Но промолчал, это не его сцена, он наблюдатель, поддержка, но не оратор для публики из одного.

"Если станет плохо - скажи, мы сразу уйдём", - предупреждал Ксан, когда они ещё только спускались по плоским широким ступеням. Он переживал за состояние Киммуриэля, за его психику, не зная наверняка ни реакцию, ни последствия. Опасный ход, но, пожалуй, необходимый, чтобы поставить точку на этой истории и двигаться вперёд.

Подпись автора

У настоящей тьмы лицо любви.

Ксан коротко выдохнул, выпуская Киммуриэля из объятий, вновь прислонился спиной к стене. Ему нужна минута, всего минута, чтобы перевести дух и настроиться на завершающей сцене - поставить точку и вычеркнуть мерзкое на слух имя навсегда, из их жизней и истории мира в целом.

Аранхил кивнул на слова лидера клана и обратился к магу:

- Всё как говорил? - Ксан лишь угукнул, не думая до сего момента, что его слова в гроте были восприняты, как некий план. Аранхил его не подгонял, ждал, пока тот отлипнет от стенки и если не приступит к казни сам, то скажет, что делать.

- Его нужно закрепить.

Кажется, Синхен не понимал, что происходит, он с удивлением проследил за движением Киммуриэля, свято будучи уверенным, что именно от его дара умрёт. Будучи ещё ошеломлённым от волны боли, направленной на него, едва осознавал, что и кто с ним собирается делать. Но омерзение на его лице было очевидным, когда, пояснив, как именно пленника стоит зафиксировать - на коленях почти, с откинутыми назад руками - Ксан подошёл к псионику и с тихим "спасибо" поцеловал его в уголок губ.

- Меч не подойдёт, - заметил Ксан, видя оружие в руках Аранхила. Тот, кажется, не испытал восторга, но удивил мага тем, что притащил с собой небольшой топорик с лунообразным лезвием. - Ты помнишь, о чём мы говорили? Ах, прости, я говорил, ты только скулил, - волшебник сел на корточки перед пленником, тогда как Аранхил зашёл за спину. — Ты подарил дни ада моему любимому и это, - он указал на белые пряди волос, - мне. Скоро ты обретёшь крылья, они будут настоящими — последний подарок от столь ненавистного тебе дартиир, — мрачные, тяжёлые эмоции засели в его груди, он разговаривал с Синхеном, как если бы прощался со случайной жертвой сражения, с врагом, для которого не нашлось жалости. - Лети же в Ад, - голос звучал очень спокойно, тогда как колдуна переполняло отвращение. Не имея что сказать, Синхен плюнул в лицо Ксану.

- Не поможет, - всё так же спокойно ответил маг, вытирая лицо рукавом и поднял руку, призывая Аранхила подождать ещё немного. - Никто и ничто - не поможет. Ты один, - Ксан опустил руку и вместе с ней опустился топор лейтенанта.

Ксан не уходил, смотря прямо в лицо тому, кто обрёк Киммуриэля на смерть. От воплей и плача хотелось закрыть уши, но он сидел без движения, отсчитывая мысленно количество ударов, слыша хруст рёбер и позвонков, когда удар получался смазанным.

- Один... - беззвучно произнёс он. - Один.

- Твоя очередь, - сказал Аранхил, вытирая лицо от капель чужой крови. Ксан как-то нелепо на него посмотрел, не сразу сообразив, о чём речь, а после молча поднялся.

- Работа мясника, - видя раскуроченные рёбра, раскрытые наподобие крыльев, фыркнул Ксан.

- Попрошу, ювелира, - отшутился лейтенант, уступая место магу. 

Его сознание, мысли и образы находились далеко от камеры с растерзанным пленником, — в попытке восстановить утерянное, он напоминал себе, кто он есть на самом деле, кем ему предстоит оставаться — несмотря ни на что и вопреки всему. Ни одна книга, даже проиллюстрированная, не шла ни в какое сравнение с реальностью: оголённые внутренности, ещё трепещущие и залитые кровью, тёплые, когда к ним прикасаешься, плотно скомпонованы в коробке из костей и мышц. Зрелище, напоминающее о хрупкости жизни, о дольнем - ничтожности тела в сравнении с горним - бессмертной душою. Ксан, никогда особо не любивший перчатки, взял голыми руками сначала одно лёгкое и положил его на плечо пленника, затем то же повторил и со вторым.

"Это пыл Солонора — жар, что разливается по венам в предвкушении давно преследуемой жертвы; она, бедняга, и не подозревала о близости конца. Это было стрелой, которую ты, опрометчиво решивший жить во что бы то ни стало, тщился извлечь из воспалённой, раскрасневшейся от яда чужих слов и взглядов плоти своего измученного видениями разума. Ты вспоминал прошлое и грезил будущим, упрямо отказывался смотреть на серое и безрадостное настоящее, не находил ни мысли, ни якоря, способного удержать беспокойный разум в реальности, не разменивать существующую жизнь на грёзы и настолько прозрачные мечты, что никто бы, ни единое живое существо, не разглядели бы в них и крупицы значимости, которую им придавал ты.
Ты утопал в иллюзиях и был бестелесным призраком.
Среди всех и одновременно нигде ты вдыхал запахи пряной осени, ловя жёлто-красный клинообразный лист взглядом. Ты не видел красоты, замечая лишь угасание и неотвратимость конца — он следовал за тобою, дышал в затылок, ступал в один с тобой такт, и принимая за истину тщетность, ты добровольно соглашался казаться живым. Никто не видел бездонную пустоту на месте, где должна быть душа. Ты её прятал. Стыдился, однако хранил так бережно, словно она — твоё величайшее достижение.
Ты боялся жизни и был живым мертвецом.
Но теперь, поднимая взгляд, ты видишь пред собою не неизвестность и не бессмысленное прозябание на материальном плане, ты видишь Его — твой якорь, крепко держащий тебя в "здесь". Твоё сердце замирает, и взгляд на несколько секунд мажет родной облик; ты видишь абрис, но черты приходится достраивать по памяти. И, опуская взгляд на алые от чужой крови руки, ты не чувствуешь ничего — абсолютное нигде поселилось в твоём сознании, вне времени и пространства. Это запертый вакуумный пузырь, без звуков, запахов и эмоций. Тебе не доставляет удовольствия пытка, но ты искренне веришь — так надо. Это — правильно.
Так кто ты, потерявшийся и нашедший себя заново эльфёнок, в чьих руках сегодня чересчур много бесполезной тебе власти?"

Ксан отошёл, достал из кармана платок и вытер руки. Не помогло, конечно, однако за неимением воды сгодится и малое.

— Оставим его? — спросил он у Киммуриэля, как бы говоря, что это конец, что нет смысла сидеть рядом и дожидаться последнего вздоха. Отчего-то Ксан не спешил приближаться, сохраняя дистанцию. Он не испытывал прямо сейчас ничего, ни ликования, ни омерзения, ни удовлетворения, ни злости — сознание словно закрылось от любых возможных потрясений, сохраняло остатки самообладания после тех волнений, что переживало с момента встречи с Эмерисом. А ведь он даже не вспомнил за всё это время ни о матери, ни об Эвереске, не попытался связаться с Квиларси и узнать о ходе судебного процесса.

Отредактировано Xan (2021-10-06 02:40:21)

Подпись автора

У настоящей тьмы лицо любви.