Киммуриэль не собирался мириться с тем, как тело его подводит, когда дела требуют личного присутствия. Дни тянулись слишком медленно для того, кто ждал восстановления — и чересчур быстро, если учесть, что на счету был каждый час. Неудивительно, что он встал сразу, как только ему хватило для этого сил. Голова всё ещё кружилась, руки и ноги плохо слушались, и Киммуриэль управлял собственным организмом псионикой. Он мог стабилизировать внутренние процессы, заставить работать мышцы, искусственно наполнить себя энергией. И со стороны было совершенно не заметно, как ему всё это на самом деле даётся. Киммуриэль не хотел, чтобы Ксан понял, насколько много воли ему требуется, чтобы просто стоять. Велит же оставаться в постели, а его терпения на это больше не хватало. Хотелось лично проверить, что с городом, кланом, Кораблём Курта. Душа жаждала деятельности, не принимая никаких отговорок. Не парализован, не потерял конечности, не утратил разум — значит, нечего прохлаждаться в стороне.

Он никогда себя не щадил и не видел причин начинать. В конце концов, умереть он от этого не умрёт.

Киммуриэль вышел из дома, облачённый в длинную красно-чёрную мантию, но не такую же, как у волшебников. Она была гораздо строже и сдержаннее, и никак не свидетельствовала о его статусе, не считая скрепляющей её броши, по совместительству инсигнии Брэган Д'Эрт. Лишённая украшений, она казалась очень тонкой и лёгкой. Киммуриэль привёл в порядок волосы — Ксан имел сомнительное удовольствие наблюдать долгую и упоенную возню возлюбленного в комнате для омовений, сначала в ванной, а потом и перед зеркалом. Пока Киммуриэль не уложил каждую прядь, он с места не сдвинулся, и теперь они эффектно рассыпались по его спине и плечам.

Он поступал так не из прихоти. Псионик желал показать всем врагам и недоброжелателям, как ему далеко ещё до могилы, куда все они были бы не прочь его спровадить, а от товарищей скрыть, насколько его здоровье сейчас подобно свече на ветру, готовое в любой момент погаснуть. Кроме того, выглядеть хорошо, занимаясь важными проблемами не с иллитидами, полностью безразличными к чужому внешнему виду, Киммуриэль считал попросту нормой приличия. И, наконец, он хотел подчеркнуть своё отличие от всей шатающейся по улицам безродной швали, посмевшей бросить вызов Брэган Д'Эрт и установленному ими порядку. Аристократ всегда останется аристократом и до их уровня не опустится.

Имелась и более личная причина. Псионик стремился смыть с себя пот и запах болезни, всё, что свидетельствовало о его слабости и уязвимости. Он не успокоился, пока ему не перестало быть противно от себя же.

Большинство из дроу, что встречались им по пути, были рады возвращению лидера в строй. Всё же не зря говорят, что обезглавленная армия даже самых великолепных бойцов долго не протянет. Однако, некоторые бросали подозрительные, пренебрежительные и даже брезгливые взгляды на Ксана.

— Ты, — Киммуриэль поймал за рукав первого попавшегося на пути дроу, заставляя остановиться, хотя тот куда-то стремительно бежал. Физической силы в тонких пальцах псионика не было, но несчастный плут застыл как вкопанный. — Имя?

— Т-т-тебрин, — пролепетал тот, обмирая от страха.

— Доложи обстановку, Тебрин, — приказал Киммуриэль.

— Они захватили часть складов, там припасы и оружие. И нескольких наших взяли в плен, — сбивчиво и путано попытался объяснить плут.

— Пираты? — сдержанно осведомился Киммуриэль, словно бы ни в малой степени не возмущённый.

— Мародёры. Это люди из города, те, что были самые нищие. Они, видать, рассудили, что при любом режиме им будет житься худо, ежели всё в свои руки не возьмут, — Тебрин выдохнул и замотал головой. — Пожалуйста, я ничего больше не знаю!

— Чего ты так боишься? Ты среди своих, — прищурился псионик.

— Вы же... Но вы же... Отпустите меня, умоляю!

Киммуриэль только теперь осознал, что сжимает его локоть чуть ли не мёртвой хваткой, и убрал руку. Кивком он позволил Тебрину уйти и обернулся к Ксану.

— Видишь? Я не мог остаться в доме дольше. Без меня у них сразу всё из рук валится.

Он не был вполне справедлив, эльфы клана неплохо справлялись сами по себе, но сейчас Киммуриэль пребывал не в том состоянии духа, чтобы отнестись к неудачникам снисходительно. Для него достаточным показателем слабой работы служило то, что они до сих пор не прекратили бунт, хотя, казалось бы, против них только обычные смертные, а не чудовищные демоны или дьяволы.

Подпись автора

Киммуриэль понимал, что слишком давит на себя, но иначе работать не привык. Каждый из бойцов шёл в бой, зная, что принадлежит единому цельному механизму. Хотя все они были готовы умереть и знали, что любой заменим, разве что самые талантливые и опытные стоили дороже, и для того, чтобы подобрать им полноценное замещение, придётся повозиться — они прекрасно представляли себе, как устроен клан. Здесь действительно ценили хороших агентов и правильное рвение, даже толковую инициативу. Киммуриэль долго оттачивал структуру Брэган Д'Эрт и возможность каждой ячейки клана на Фаэруне действовать автономно. Все понимали своё место, не забывали его, но и никогда не принижали себя. И он чувствовал себя обязанным выйти к ним, встать рядом, показать, что ему не безразлично, как они справляются, что они не брошены на произвол судьбы. За свою жизнь ему довелось наблюдать десятки правителей городов и стран, вождей племён, командующих армиями. Киммуриэль видел, как личность может стать идейным вдохновителем и примером для всех. Как по одному правильно подобранному слову лидера тысячи шли в неравное сражение и творили невозможное.

У него не выйдет продолжать отсиживаться в тени, бесстрастным созерцателем, изучающим ход истории и лишь реагирующим на чужие пожелания. Джарлакса нет, переложить ответственность не на кого.

— Спасать Лускан, — спокойно ответил псионик Ксану.

Он никогда не предстал бы им в постели, измученным, не способным даже встать, в позиции слабости. Не позволит себе деморализовать своих подчинённых. Да, конечно, ему не требовалось показываться им на глаза, ведь телепатия дарила возможность связаться на каком угодно расстоянии, но интуиция подсказывала, что непременно нужно выйти из дома и присоединиться к своим эльфам. Киммуриэль не относился к тем, кто склонен к самопожертвованию ради других, но здесь крылось нечто иное, нечто куда большее. Он останется для них несгибаемым, непобедимым, даже полурастерзанный болезнью, по-прежнему с её следами на лице, ощущающимися во всём теле — выше всех остальных смертных. Пока может дышать, связно мыслить и хоть что-то предпринимать — не остановится.

— Тебе чрезвычайно везёт на спасение городов, не так ли, мой дорогой? — Киммуриэль чуть улыбнулся. — Побережье Мечей никогда не меняется, и герои всегда останутся востребованы. Может быть, наконец-то кто-то споёт и песню обо мне.

Ни на что не сдались посвящённые ему баллады и сонеты, но он так шутил, показывая, что Ксану стоит хоть немного расслабиться. Если кто-то способен болтать так легкомысленно — вряд ли упадёт и умрёт. Киммуриэль не дожил бы до своих лет, если бы выбить его из строя было так легко.

— Начнём с визита к Бениаго. Я выслушаю более подробный доклад о происходящем, дам ему распоряжения, а там посмотрим.

***

Корабль Курта был в осаде, в точности как семь лет тому назад, когда он даже ненадолго прекратил своё существование. Впрочем, Киммуриэль радовался уже тому, что город не обстреливали с моря, как тогда. Кроме того, сама "армия" выглядела куда как скромнее и беднее. Псионик помог Ксану сделаться бесплотным на несколько минут и пройти сквозь борт Корабля.

— Бениаго, что творится? Они настолько утратили разум? — бросил Киммуриэль капитану.

— Вероятно, если учесть, что там даже есть некоторые недовольные бывшие члены моего экипажа, — устало выдохнул Бениаго. Он так устал, что не поднялся навстречу начальству.

— Ты пьян? — псионик чуть поморщился.

И правда, на столе стояла початая бутылка, рядом с креслом Бениаго на полу валялась другая, уже пустая, и две стояли полные и закупоренные на столе.

— Не настолько, как мне хотелось бы, — с явным сожалением ответил тот. — Вы скажете нам, что делать?

— Скажу. Дай мне отряд, и я разгоню эту крикливую шваль там, снаружи, — холодно сказал Киммуриэль, пожалуй, чуть ли не впервые показывая эту сторону при Ксане. Характер, за который его боялись и ненавидели. — И другой отряд отправь на склады, там происходит беспорядок, пусть проведут зачистку.

Бениаго кивнул и вышел отдавать приказы. Киммуриэль имел все полномочия сделать упомянутое сам, но не подрывал авторитет Верховного Капитана.

Подпись автора

Киммуриэль только фыркнул, не особенно проникнувшись предложением Ксана. Он понимал, что подпитывает беспокойство мага, но та, с кем он мог заключить мирное соглашение — леди Азра, не меньше. Опускаться до уровня забулдыг и оборванцев псионик не собирался. Он не станет разговаривать с главарями уличных смутьянов как с заслуживающими уважения, выслушивать их жалобы, потакать капризам.

— Это всё то отребье, что до недавнего времени пряталось по углам и рта раскрыть в нашем направлении боялось, а теперь, получив прикрытие, подняли головы и показали их настоящее гнилое нутро. Я не буду с ними ничего обсуждать, большинство из них подчиняется законам Лускана, а по закону бунт карается на усмотрение капитанов и меня. И пора бы напомнить всем тем, кто возомнил, будто они нам ровня, что мы, хотя и отличаемся от тёмных эльфов Андердарка, всё ещё произошли из них. Напомнить, почему дроу считаются кошмаром для всего живого на поверхности. Я не собираюсь проливать реки крови, но для острастки разделаюсь с самыми громкими из смутьянов. Тогда остальные сами разбегутся.

Киммуриэль недобро ухмыльнулся, не скрывая презрения, даже не так — тех эмоций, что испытывает человек, видя спасающихся бегством по трещинам тараканов.

— Каждый может подать жалобу или прошение одному из Верховных Капитанов, мы заботимся о населении, но на порог им следует являться без оружия. Я не могу допустить, чтобы это выглядело как разрешение всякому, кто вообразит, будто его оскорбили или ущемили в правах, являться и требовать безапелляционным тоном, — уже поспокойнее уточнил он своё несколько грубоватое объяснение.

— Всё готово, — Бениаго вошёл спустя буквально секунд пять после того, как псионик закончил.

— Хорошо, — бесстрастно констатировал Киммуриэль. — Идём, Ксан. Надеюсь, у тебя приготовлено достаточно заклинаний.

Они стояли у выхода — дюжина хорошо вооружённых дроу и пара волшебников. Увидев псионика, они подобрались было, вытягиваясь как солдаты при виде командующего — но тут заметили Ксана и в недоумении переглянулись.

— Господин Облодра, недомогание, конечно, влияет на вас, это мы понимаем, но уверены ли вы, что стоит позволять вашему рабу участвовать в том, что является исключительно делом клана? — осведомился наконец тот, кто выглядел самым старшим и уверенным из них.

Переводя на нормальный язык, этот дроу чуть ли не напрямую спрашивал, не помешался ли Киммуриэль на почве болезни, раз позволяет недостойному сражаться бок о бок с дроу.

— Ксан не раб, — холодно отчеканил псионик. — Он входит в число самых одарённых магов, которых я знаю.

И, судя по его интонации, между строк он вложил что-то вроде "не заставляйте меня говорить, что это делает его куда полезнее, чем половина присутствующих, хотя я бы не солгал, сказав так".

— Кем ещё может быть дартиир, как не рабом? — брезгливо бросил тот же тёмный эльф. — Если вы теперь готовы терпеть рядом таких, как он, то вы очень изменились.

— Дартиир — изнеженные, слабые и трусливые. Неудивительно, что вы не решаетесь уничтожить эту зарвавшуюся дамочку-капитана, раз общаетесь с одним из них, — прибавил другой дроу. — Или только пользуетесь им? Эй, бледнорожий, ты понимаешь, что мы говорим, или наш лидер превратил тебя в игрушку без разума?

— Извинись, — тихо сказал Киммуриэль.

— Что?

— Ты настолько плохо слышишь и из гордости не пользуешься услугами жрецов, или разума на самом деле нет здесь именно у тебя? — едко поинтересовался псионик. — Я сказал — извинись.

Что-то невидимое сбило наглого эльфа с ног, буквально проволокло всё оставшееся до Ксана расстояние и даже не на колени поставило, а швырнуло на пол ничком перед ним. Было похоже, что, если глупец не пожелает внять снова, Киммуриэль принудит его целовать Ксану ноги или разобьёт лицо об пол.

— Вы посмели оскорблять того, кому я доверяю и кого приблизил к себе? Сомневаться в моём выборе? И у вас хватило дерзости на эту выходку прямо в моём присутствии? Ещё хоть слово неуважения к нему — и я заставлю умолять о прощении вас всех, а потом убью и соберу новую группу.

Киммуриэль дал волю всему негативу, что накопился в нём. Он был жутким в такой момент. Не нужно было видеть ауры, иметь дар эмпатии или обладать особенно развитой способностью предвидения, чтобы догадаться — он не просто угрожает, а действительно их уничтожит, и вдобавок сделает это с огромным удовольствием и весьма изощрённо. Они знали, конечно, что в пытках он способен на многое, но не предугадали, что всегда отстранённый, ни к кому не привязывающийся псионик будет защищать лунного эльфа.

Подпись автора

И чересчур активная защита дартиир, и явное предпочтение этого дартиир перед стоящими перед Киммуриэлем чистокровными дроу усугубили ситуацию. То же, что Ксан позволил себе открыть рот перед ними, считающими себя гораздо выше его по статусу, и поучать, будто имеет на это право, окончательно их спровоцировало. Один из тёмных эльфов потерял терпение и сунулся в сторону Ксана, наполовину вытащив из ножен скимитар, но его остановил старший товарищ, преградив путь рукой и едва заметно покачав головой.

— Мы глубоко сожалеем, что отняли ваше время вместо того, чтобы молча исполнить приказ, как подобает хорошим агентам, — он скривил губы, что при наличии развитой фантазии сошло бы за улыбку.

Её поддельность раскусил бы и маленький ребёнок. Ещё бы, униженные и оскорблённые даже под страхом смерти не выказали бы истинной радости тому, кто поставил их в такое положение.

— Тогда идёмте, — безапелляционно предложил Киммуриэль искупить раскаяние, мнимое ли, реальное ли, полезным делом. — Ксан, сейчас не время и не место для подобных разговоров, но я буду тебе очень благодарен, если ты поможешь мне убедить их позже. В клане много такой молодёжи, мы забрали их из лап Паучихи, осталось научить нормально жить, — телепатически обратился он к своему спутнику.

Договаривал он, уже спускаясь по парадному спуску на берег, оформленному в виде некоего подобия трапа, и почти тут же переходя в атаку. Несколько ближайших смутьянов попросту улетели в Бесследное море вверх тормашками. Ещё у двоих он вырвал из рук мечи и воткнул им же в грудные клетки. Дроу тоже не зевали и азартно кромсали нищий, но от этого лишь ещё более агрессивный, исполненный ненависти сброд. Силы были неравны настолько, несмотря на численное преимущество противника, что произошло даже не сражение, а почти что бойня. Не слишком-то талантливые и тренированные повстанцы ничего не могли противопоставить тем, кто с малолетства учился даже не драться, а прямо убивать. Есть разница, и намерение чувствуется. Это доступно даже тем, кто никогда не занимался изучением психической науки. Просто ощущаешь, насколько далеко способен зайти оппонент — и действительно внушает ужас, когда внезапно осознаёшь, что никаких границ у него нет.

Когда закончились вопящие, размахивающие острым железом и дробящими предметами тела, Киммуриэль обозрел поле боя и вернулся туда, где находился Ксан. Ему не нравилось, что маг стал свидетелем всего этого — живописной картины на тему того, что по правде из себя представляет Брэган Д'Эрт, и почему их услуги ценились даже Матронами дроу, поднаторевшими в интригах, их дочерьми и воинами Домов, каждый из которых сам убивал как дышал. Они были лучшими убийцами среди убийц. Из младших и средних Домов были те, кто боялся их даже на родине. Теперь Ксан смог воочию убедиться, что не зря, совсем не зря.

— Пока на этом всё, однако, если мы хотим, чтобы очередная атака стала последней, нам нужно подавить восстание, — псионик выдохнул. — Но пока вернёмся на корабль. Нам нужно обсудить план дальнейших действий.

Хотя Киммуриэль и читал мысли как открытую книгу, он сейчас не обращал внимания на то, что группка недовольных собралась вместе и о чём-то шепчется, как кот не беспокоится о мышином писке по углам. Он недооценивал их, словно орёл, не удостаивающий и мимолётного взгляда тех, кто охотится или пасётся где-то далеко внизу.

Подпись автора

Киммуриэль с трудом, медленно, будто каждая весила тонну, разлепил веки. Обвёл мутным взглядом помещение. Сначала он никого и ничего не узнавал, предметы и живые существа никак не соотносились у него в голове с их названиями и предназначением. В первые несколько секунд даже слово "дроу" не всплыло в памяти. Но вот псионик несколько раз хлопнул ресницами и внезапно, разом, осознал, где находится и что происходит. Изувеченные трупы предыдущих пленников, злорадствующие, предвкушающие, как будут наслаждаться полной властью над тем, кто ещё недавно распоряжался ими, лица эльфов. И одно из них - похоже, негодяй, что затеял всё это.

Киммуриэль попытался пошевелить руками, но не получилось, те лишь отозвались болью. Металл не только неприятно холодил запястья, но и туго сдавливал их, а из ран от гвоздей текли тонкие струйки крови. Голова чуть ли не раскалывалась - и он не сразу сообразил, что за мерзость на него нацепили. Мерзость, дрянь, куда более отвратительная, чем те артефакты из Эверески. Этот изготовили так, чтобы подавлять ментальные способности через влияние на мозг - уже теперь у него разболелась голова, и, если подобное затягивалось надолго, некоторые псионики даже могли сойти с ума.

- Как же вы меня боитесь, - Киммуриэль скривил пересохшие губы в едкой усмешке. - Другого я и не ждал. Ничтожества - всегда ничтожества, - он бы, возможно, добавил гораздо больше, ему было что сказать зарвавшейся швали, к которой он совершенно зря проявил милосердие, если бы не удавка на горле.

С другой стороны, они и не стоили того, чтобы Киммуриэль перед ними распинался. Понимали бы хоть что-то - не опустились бы до нынешнего поведения.

Это было нормально. К'йорл тоже боялись, даже когда она, постаревшая, измученная пытками, вернулась из Абисса. Может быть, не сам главарь этих бездарностей, он выглядел слишком сумасшедшим и откровенно самоуверенным, чтобы задумываться о последствиях. Возможно, переоценивал прочность ловушки, в которую захватил Киммуриэля. Но остальные - о, страх лежал на дне их глаз, как слой ила на дне пруда, жирный, склизкий и смердящий. Несмотря на то, что многих из них Киммуриэль в своё время спас, вывел из нищеты и убожества, помог пробиться в люди и ни в чём необходимом не отказывал - теперь эти шавки вцепились клыками в кормящую руку. Вот почему он смотрел на них лишь с испепеляющим презрением и, даже в таком состоянии, как сейчас, с непоколебимым чувством собственного превосходства.

Киммуриэль расценивал своего пленителя вполне серьёзно, сосредоточенный на необходимости выдержать всё, что ему тут приготовили. А что терпеть придётся много, он не сомневался. Как бы ни было мало интеллекта у этого сборища - фантазии на пытки таким всегда хватало. Идиоты, наверняка, подобно всем прочим, не соображающие, что сломить кого-то вроде него - нужно куда большее, чем банальная физическая боль. Им-то самим её с лихвой хватило бы, чтобы продать всех и вся на свете, включая совесть и долг. Впрочем, откуда дроу вроде них знать такие понятия, как честь, ответственность и обязательства перед кем-то. Они представляли собой худшие экземпляры и без того всеми нелюбимой расы.

Нет, Киммуриэль пренебрегал всем, что они могли говорить ему или думать. Куда больше его тревожило другое - каково там Ксану и Бениаго, он же исчез, когда в нём нуждались. О, Ксан наверняка места себе не находит. Мысль о нём наполняла теплом - и надеждой. Псионик вовремя напомнил себе спрятать улыбку, незачем сброду вокруг её видеть, не заслужили.

Подпись автора

Киммуриэль даже без псионики мог прекрасно угадать, о чём думает этот безумец. Ограниченный, зашоренный разум, способный лишь на низменные устремления и грязные желания. Когда-то он и сам был похож на этого ублюдка. Его искренне радовали пытки и мучительная смерть пленников и врагов, он наслаждался каждым таким моментом. Он даже кланом управлял через кромешный ужас подчинённых перед ним. Киммуриэль не поручился бы за момент, когда это изменилось. Ему и теперь насильственные методы решения проблем казались проще и рациональнее, чем попытка разговаривать, достучаться до каждого, как делал Ксан. Однако, Киммуриэль работал над собой. Старался измениться к лучшему. И, пожалуй, с самого начала имел куда больше милосердия, чем хотел за собой признавать. Этого же устраивало быть законченным выродком, судя по всему. Кроме того, Киммуриэль никогда не был жестоким безо всякой причины. Синхен поступал так, потому что мог. Вероятно, таков единственный источник власти, с которым тот хоть как-то справлялся. Хотел представлять из себя больше, чем позволяли способности? Ни в чём не состоялся и не получил признания? Так или иначе, зрелище предельно жалкое.

Псионик с искренним сочувствием посмотрел мальчику, исполняющему явно не радующий его приказ, в глаза. Даже улыбнулся в попытке хоть немного успокоить. Притворяться не пришлось, он и впрямь симпатизировал молодому дроу. Отчего-то он был почти уверен, что этот подросток не сам, по своей воле и осознанному выбору, оказался здесь. Или, даже если так, что на него никто не пытался повлиять. Киммуриэль, скорее, предположил бы, что беднягу кто-то втянул в эту дурную авантюру.

- Не бойся, - тихо сказал он, этим взглядом и интонацией давая понять мальчику, что всё непременно будет хорошо.

Киммуриэль не сказал ничего вслух, опасаясь, что, если безумец услышит, то убьёт юношу. Но дал себе зарок не только выдержать любые истязания, что сумеет породить воспалённый мозг предателя, но и защитить этого ребёнка. Раненый, измученный болезнью, практически беспомощный и в руках тех, кто его ненавидел, Киммуриэль всё ещё оставался лидером клана. И, следовательно, нёс ответственность за каждого из них. Даже за сборище тех, кто здесь и сейчас радовался его будущим страданиям. Он допускал, что не был безупречным - это нормально для смертного, каким бы могущественным ни сделался. Но данный факт лишь означал, что придётся стараться лучше. Не останавливаться на полпути к наконец-то появившимся у него мечтам.

Без одежды было холодно, кожа тут же покрылась мурашками во всех местах, где её не жгли порезы. Обруч не только не позволял ему провернуть в кашу содержимое черепных коробок этого сброда, но и банально обеспечить себе необходимую терморегуляцию. Хотя Киммуриэль по-прежнему ощущал родную силу в себе, свернувшуюся в тугую пружину и готовую перейти в атаку, как змея - в прыжок. Если понадобится, он рискнёт обойти ограничение. Обруч контролировал псиоников болью и нарушениями концентрации, но Киммуриэль изучал тайную магию разума достаточно давно, чтобы понимать - такая вещь не гарантирует Синхену абсолютную безопасность. Псионик собирался притвориться, будто у него совершенно ничего нет для самозащиты, приберегая этот козырь как последний шанс. Он готовился терпеть многое, но убить его позволять не собирался.

- Ты можешь самоутверждаться только за счёт тех, кто не может тебе ответить, не так ли? - скучающим тоном заметил Киммуриэль.

Больше он ничего не прибавил, только смотрел, мол, давай, делай что хочешь, менее убогим и никому не нужным тебя это не сделает. Продолжай упиваться мнимым контролем над чужими жизнью и смертью, ведь в такие минуты твоё никчемное прозябание на Ториле приобретает хоть какой-то смысл, пусть и лишь исключительно для тебя. О чём тут может быть речь, если вшивая шавка перед ним набралась храбрости разинуть пасть только после того, как Киммуриэль получил повреждения в бою. Защищая, между прочим, их в том числе.

- И фантазия нищая, как кошелёк у жителя трущоб, - добавил псионик, словно искушённый до высшей степени капризности сибарит-аристократ, который явился на развлекательное мероприятие, но пришёл к выводу, что выбросил деньги на ветер.

Он не считал нужным скрывать ни издевательской насмешливости, ни высокомерия. Синхен мог вымазать его в экскрементах, расчленить, выпустить внутренности, пронзать электричеством насквозь, пока Киммуриэль не утратит всякую связь с реальностью, но это не приблизит его к позиции лидера. Такой неадекватный мерзавец не сумеет обеспечить нужды всех, кто состоит в клане. Более того, псионик кое-что осознавал кристально ясно. Его жизнь - единственное, что не позволит зарвавшейся мрази добраться до остальных. До Вейласа, до Аранель, до других, кто сохранит лояльность даже мёртвому Киммуриэлю или попросту не впишется в идеальную картину мира буйнопомешанного психопата.

Подпись автора

О, ему было бы что сказать этому выродку - и что вполне ожидаемо от того, кто наполнен помоями, быть не способным произвести хоть что-то, кроме них, и поделиться этим с другими. И что прогресс не остановить, и начатое Киммуриэлем дело продолжат после его смерти. Псионик искренне верил, что товарищи, оставшиеся на Корабле Курта, не позволят его начинаниям погибнуть. Пусть мерзавец не желает его слушать, пусть презирает, это не изменит фактов, а истина заключалась в том, что Киммуриэль ни о чём не сожалел и ничего не стыдился. Совершенно ничего. Все принятые им решения исходили из рациональной необходимости. У наземных эльфов были столь необходимые клану ресурсы, влияние, репутация, знания. Они ничем не отличались от дроу. Два родственных народа, разделённые многовековой враждой, подстёгиваемой каждым следующим поколением. Как быстро сошла бы на нет вся эта ненависть, если бы их перестали в ней воспитывать? Псионик поставил бы немало на то, что уже внуки братались бы безо всякого зазрения совести. Дети дроу и дартиир, вскормленные вместе, вели себя вполне обыкновенно, словно принадлежали одному и тому же племени. Примеров, конечно, пока ещё было мало, но они были.

Киммуриэль рассказал бы Синхену, для чего в действительности был когда-то основан Брэган Д'Эрт, почему Джарлакс так истово стремился на поверхность, и, если того что-то не устраивало, его никто не держал. Но, даже имей псионик физическую возможность разговаривать, он, возможно, не стал бы, расточать силы и слова на всяких набитых дураков только время тратить. Киммуриэль был уверен, что прав. Этот неудачник смог схватить его лишь после того, как псионик измучился под влиянием болезни и потерял сознание. Бросил бы тот ему вызов, когда Киммуриэль обладал полным могуществом, как же. Продолжал бы кланяться ему в ноги, как прежде. Червь, возомнивший себя равным орлу лишь потому, что орёл повредил крыло и упал с небес.

А вот мальчика он по-прежнему старался приободрять. Не вздрагивал, не кривился, смотрел в глаза с искренним желанием как-то успокоить и утешить. Терпел всё. Когда тот отошёл, Киммуриэль по запаху распознал, чем его собирались потчевать, и абстрагировался от реальности, позволяя другим распоряжаться его телом как им заблагорассудится. Он чувствовал, как его организм наполняется гнилой бурдой, уличными отходами - и одновременно не чувствовал, словно бы это происходило с кем-то посторонним. Тело давилось, желудок сокращался, пытаясь извергнуть всё обратно, не позволяло наличие всё той же трубки и то, что в него продолжали вливать эту дрянь. Умирать так не хотелось, но он примет конец, не опускаясь до рыданий.

Подпись автора

Едва из него извлекли поганое устройство - Киммуриэля вырвало тем же, что они вкачивали в его несчастное нутро. И, как он ни старался извернуться, чтобы хотя бы большая часть попала на пол, а не на него, полностью избежать этого не удалось. Когда помои перестали выходить, рвотные позывы продолжались уже несколько минут, а на глазах выступили слёзы. Наконец, выдохшись, Киммуриэль устало опустил голову и закрыл глаза, тщась хотя бы восстановить дыхание.

Киммуриэль всё ещё не был сломлен духовно, но он не ожидал, как быстро подведёт тело, если отнять у него возможность поддерживать себя биокинезом. Самая подлая способность обруча, надетого на него, как оказалось, заключалась в том, что Киммуриэль не мог направить дар не только на что-то или кого-то вовне, но даже и повлиять на самого себя. Даже при попытке поставить ментальный заслон, чтобы отгородиться от кошмаров мира вокруг, виски начинало неприятно покалывать, обещая порцию выворачивающей мозг боли. Доселе ему никогда не приходило в голову, что физические пытки - это страшно, он никогда прежде не становился их объектом, хотя других мучил, не поведя бровью. К'йорл Одран предпочитала терзать больше разум своих детей, как родных, так и приёмных. Киммуриэль всегда был абсолютно уверен, что не боится умереть и готов к этому, но теперь ему сделалось страшно. Даже не так - жутко. И не только насчёт собственной участи, но и о будущем клана. Он терял веру в то, что продержится до тех пор, когда его найдут. И даже не поручился бы, что его ищут, что ещё есть, кому искать. Жив ли ещё Ксан? А Бениаго? Аранель? Вейлас? Остальные из тех, в чьей преданности у него не было причин сомневаться? Кто проиграл и кого убили в этом сражении? Киммуриэлю не казалось, что Синхен придумал историю на месте, скорее всего, говорил правду, чересчур уж злорадно звучал его голос.

Возможно, ему не к кому возвращаться. Возможно, его никто не спасёт. И весь оставшийся клан перейдёт в распоряжение этой безжалостной эгоцентричной мрази. Киммуриэль впервые взглянул на него иначе - не как на копошащегося таракана или крысу, пользующуюся тем, что кошка попала в капкан, а с ненавистью. Тот грозил разрушить дело всей жизни псионика, обесценить каждое усилие и каждый успех. Уже стоял на полпути к цели.

- Ты... будь ты проклят, - только и сумел выдавить из себя кое-как Киммуриэль.

Он держался ради них... но в его помутившемся рассудке забрезжила крамольная, подтачивающая, будто гусеница - яблоко, мысль: что, если Синхен прав? Если клан стал слабее с ним? И там на самом деле его вовсе не ждут, и в действительности все только рады избавиться от обузы, влекущей Брэган Д'Эрт к цели, никому не нужной, кроме самого Киммуриэля. Он виновен во всём, что происходит с кланом и с Лусканом. Наверно, ему и правда стоит умереть - медленно, чтобы успеть полностью распробовать вкус поражения и осознания каждой из ошибок.

А был ли Ксан? Существовал ли кто-то, смотрящий на него с таким обожанием и восхищением? Образ нежного возлюбленного заслонил пронизывающий до костей холод мрачного грота, вкус и запах вязкой жижи. Нелепый, абсурдный вопрос - но Киммуриэль дошёл до той степени рассинхронизации с прежней реальностью и слишком острого погружения в свою нынешнюю реальность, что уже не мог с точностью сказать ни о чём.

Он не кричал, слишком истощённый для того, чтобы издавать громкие звуки, но коротко стонал и рвано выдыхал, когда иглы входили в его тело. Уже не осталось ни одного участка, который бы не болел. Даже начало мерещиться, будто таково его нормальное состояние. Страдание абсолютно. Неестественный жар разлился по всему организму псионика, заставил пылать щёки и лоб. А вслед за жаром пришёл и бред. Синхен расплывался перед Киммуриэлем, зрение мутилось, слух тоже.

Подпись автора

Первой исчезла связь с понятием времени. Киммуриэль больше не мог определить, сколько времени прошло с момента его пленения. Стирались представления о мире снаружи - ему уже мерещилось, будто истязали его всегда, сколько он себя помнил. Боль сменялась только новой болью, и даже моменты кажущегося отдыха таковым не являлись - если учесть, что псионика всегда оставляли в состоянии медленной пытки, исполняющей сама себя. Он не мог забыться в Дремлении даже на пару часов, его не кормили и очень редко поили. Дошло до того, что Киммуриэлю несколько раз чудилось, будто он умирает, и эта мысль перестала пугать его - напротив, он ожидал погружения в небытие даже с каким-то нетерпением. Он устал не от того, что делали с ним другие, а от метания между собственными моральными дилеммами. Даже несмотря на то, что они были больше похожи не на планы на будущее, в которое Киммуриэль для себя больше не верил, а на сожаления о минувшем. И всё равно на дне сознания, как бы псионик ни заглушал это понимание, теплилась яркая мысль, что единственная его ошибка - в том, что он отрицал так много прописных истин слишком долго. Он ошибся не теперь, он ошибался большую часть жизни. Хотел познать истины о мире, не видя, по сути, в этом мире ничего. И в минуты просветления Киммуриэль отчаянно жаждал жить, он не хотел терять всё теперь, когда увидел новые возможности для себя и клана в будущем.

Ненависть к Синхену совершенно внезапно даже для самого псионика сменилась снисходительной жалостью - той самой её формой, которая унижает. И в последние несколько встреч он неизбежно встречал безумного чародея именно таким взглядом, преисполненным чего-то такого, что кто-то вроде Синхена был не способен постигнуть - потому что, если бы мог, никогда бы не занимался такими вещами и не говорил бы теми словами, что запросто срывались с его языка.

- Не моя душа здесь загублена. Твоя, - шептал Киммуриэль ему при встречах.

- Если бы ты мог представить, как много потерял, ты бы покончил с собой.

- У меня есть те, кто будет горевать обо мне.

- Согласись с тем, что, когда ты умрёшь, все порадуются.

- Ты пугаешь даже союзников.

- Никто из них на самом деле не на твоей стороне.

- Насилие обеспечивает повиновение, когда иначе ты его получить не способен.

Как бы ни затыкал его Синхен, перебивая или переходя к новым изуверствам, не позволяющим псионику вымолвить ни слова, только стонать и кричать, откуда только силы брались. Как бы ни смеялся, надёжно защищённый от любых слов бронёй изломанной психики. Киммуриэль продолжал стоять на своём.

- Ты отлично знаешь, что я прав, но тебе удобно всё отрицать.

- Бить и калечить - всё, что ты умеешь, не так ли?

- Мечтаешь сделать всех такими же калеками, как ты.

- Моя плоть изранена, но ты несёшь куда худшие увечья внутри.

- Твой разум неполноценен, а личность больна.

- Вы правда хотите, чтобы с вами обращались так? - псионик смотрел в глаза очередному исполнителю сумасшедших приказов так прямо, насколько позволяло его состояние. - Для него вы мусор под ногами. Вы попадёте следующими на моё место, когда я ему наскучу.

- Он вас использует. Потом выбросит. Вы идёте к пропасти.

Он продолжал говорить, несмотря на все их стремления его заткнуть. Киммуриэль замолкал, только когда у него физически отнимали возможность что-то произнести. Или оставляли одного. Псионик был уверен, что они вспомнят - он никогда не отказывал им в просьбах, давал гораздо больше сверх того, в чём они нуждались. Даже если Синхен делал для них то же самое сейчас, Киммуриэль не сомневался, что они уже почуяли, чем для них пахнет. Насколько тонка грань, перешагнув которую, они сами угодят в оковы у стены или на пыточный стол и будут рыдать от ужаса и унижений.

Возможно, только это и позволяло ему не рассыпаться на части, снова и снова терпеть, выживать, продолжать дышать и упрямо отказываться как просить пощады, так и умолять поскорее добить. Псионик не боялся смерти, но и навстречу ей бросаться не спешил. Ему ещё было чем встретить будущее и что дать - любому из тех, кто пожелает брать у него.

***

Двое дроу, стоявшие рядом с Киммуриэлем в тот момент, отшатнулись от того, как вспыхнули его глаза. Они ощущали исходящую от него силу - нечто, до сих пор не проявлявшееся в нём, пока он находился в плену. Казалось, это вдоль и поперёк изрезанное и избитое тело, несколько раз наскоро залеченное - только для того, чтобы не скончалось чересчур рано, не способно уже на эмоциональные порывы или вообще хоть на что-то. Казалось, раздетый эльф с чуть ли не половиной переломанных костей, покрытый безобразными шрамами - их ему оставили нарочно, - низведён на такое дно, что удивительно, почему он вообще хоть как-то шевелился.

Только казалось.

По гроту будто вихрь пронёсся, расшвыривая в стороны всех присутствовавших. Мальчишку, которого Киммуриэль принимал за Ксана, окутал тёплый кокон кинетического барьера, полностью нейтрализуя все возможные удары по нему, как намеренные, так и случайные.

- Как ты посмел до него дотронуться, мразь? - прохрипел псионик, и звучал он свирепо и кровожадно, как никогда прежде за всю свою жизнь, даже в те годы, когда был лишь немногим лучше самого Синхена.

Дроу и моргнуть не успели, как он превратился в смазанную нематериальную тень, попросту прошёл сквозь все достойные садистов приспособления, что удерживали его в одной позе у стены. Киммуриэль дотронулся до плеча поддельного Ксана - и тот исчез из грота, перемещённый на площадь неподалёку от особняка Капитана Курта.

Ещё псионная волна - и кто-то из предателей испустил предсмертный вопль, прежде чем его раздавило в мясное месиво, а кости искрошило в труху.

Киммуриэль с разметавшимися, как у баньши, волосами подплыл по воздуху к Синхену, прижимая его к стене. Невидимая лапа сомкнулась на горле колдуна, вторая проникла в его грудную клетку и сжала сердце, потянув то наружу. Для него это было настолько же легко, как щёлкнуть пальцами, в эти мгновения он видел Синхена насквозь, в буквальном смысле - все внутренние органы как тысячи вариантов причинить смерть. Всего секунда отделяла ублюдка от смерти, но тут возможности Киммуриэля иссякли - здоровье подвело, проклятие напомнило о себе. И, потеряв то необходимое для него состояние души, когда он мог игнорировать присутствие блокатора ментальных способностей, Киммуриэль получил разряд прямо в беззащитный мозг и от шока потерял сознание.

Подпись автора

Киммуриэль насилу и нехотя разлепил веки. Мир вокруг оставался ужасным. Минуты забытья стали первым подобием отдыха за долгое время, но теперь ему пришлось вернуться. Для чего? Ни на одном лице вокруг он не видел хотя бы намёка на пощаду. Никто даже не предложил ему воды. Его поставили на ноги, привязав руки над головой, чтобы не упал и оставался в удобном положении, и пороли, пока не натешились, сменяя друг друга. Когда им надоело, чуть ли не вся кожа на спине, груди и плечах Киммуриэля была изорвана в клочья, как старая рубаха, заношенная до полной непригодности.
Он не сразу понял, что они делали после этого. Нацепили на него подобие упряжи, только для человека, чуть великоватой для невысокого щуплого дроу. Судя по всему, ему предстояло тащить какой-то большой ящик. Когда же до псионика дошло, что они собираются с ним делать, он просто сел на землю, глядя на них как упрямый мул, и разомкнул разбитые губы с запёкшейся на них кровью:
- Я не пойду. И что вы сделаете? Раз собрались - убивайте. В балагане не участвую.
В горле Киммуриэля пересохло так, что он надсадно хрипел, еле заставляя слова звучать более-менее внятно.

Им доходчиво объяснили - не потащит сам, потащат они, подгоняемые плетьми, да только на этот раз - огненными. Шутить Синхен не любил да и в юмор не умел, его подчинённые об этом знали.
- Хочешь подохнуть - тащи. Или ещё пару месяцев здесь просидишь.
Пока что они пробовали без применения грубой силы, словами, но один из них, что стоял сбоку и чуть позади смертника, заметно нервничал, боясь, как бы в помещение не зашёл колдун.

- Логики у вас, конечно... - Киммуриэль попытался проговорить это насмешливо и даже головой покачать, но ему было слишком больно
Их послушать, так он мог продлить себе жизнь на целых два месяца, исходя из такой формулировки. Его откровенно забавляло выражение их лиц, когда они, кажется, трепетали перед тем, чтобы предстоящая казнь прошла по плану, чем он от перспективы так скоро отправиться в могилу. Ага, распробовали, с каким уродом связались, да на попятный идти поздно. Позлорадствовать впору, но псионик не стал. Он не так мелочен.
- Ладно, пощажу ваши штаны, не отстираете ведь, - почти что фыркнул псионик, кое-как поднимаясь на ноги и этак с видом огромного одолжения плебеям, как только он умел, взялся за дело.

Киммуриэля не подгоняли, но и не спешили помогать, идя по обе стороны и наблюдая, чтобы тот в точности исполнял, что велено. А падал он там или останавливался от слабости и боли - никого не волновало. Яркий свет после полумрака грота ослепил бы даже не-дроу, и если конвоиры выходили наружу и более-менее привыкли к демонову солнцу, то Киммуриэлю после пребывания в плену оно должно было показаться нестерпимо ярким.
Наружу его уже вывели, взяв под руки - экономия времени, и чтобы не заставлять Синхена ждать дольше необходимого. Идти пришлось недалеко - справа от грота имелся пригорок с по-зимнему мёрзлой землёй.
- Прекрасное место, - не оборачиваясь сказал колдун, стоящий на том самом возвышении и с ненавистью смотрящий на беспокойное море. - Для могилы.
Когда они дошли, Киммуриэлю выдали лопату и указали на участок земли, мол, копай.

Ему было тошно. Мутило, голова кружилась, а в могилу отчаянно не хотелось. До слёз. Но чёрта с два он попросит хотя бы отсрочки или даже крохотной поблажки. Они не дождутся от него проявлений отчаяния и уныния, равно как и ползания у них в ногах за хотя бы грошовую милость.
- Я тоже рад тебя приветствовать, Синхен. Ты очень любезен, что составил мне компанию, - если бы не севший, сухой, хриплый и надтреснутый голос, тон Киммуриэля сошёл бы за великосветский.
Однако,в следующий момент он застыл в недоумении. Странный инструмент выглядел нелепо и смешно. Киммуриэль никогда в жизни не пользовался таким приспособлением и сперва с искренним любопытством повертел то в руках. Зачем бы ему было, если за него во времена жизни в Доме могли всё делать невольники, а, кроме того, он мог псионикой сотворить многое, в том числе и выворачивать телекинезом любой величины пласты почвы. Наконец, сообразив, как этим пользоваться, он вонзил лопату в землю и приступил к работе.
Хотя до первой необходимости в хотя бы минутном перерыве его хватило ненадолго.
- Может, расскажешь что-нибудь? Мы здесь задержимся. Последнее желание приговорённого и всё в таком духе, - тяжело  всем весом, так как стоять ему давалось немалыми усилиями, опираясь на лопату, чтобы выдохнуть хоть ненадолго, с максимальной небрежностью спросил Киммуриэль.

Синхен посмотрел на Киммуриэля через плечо и задумчиво улыбнулся. Ему было, о чём рассказать.
- Как там зовут твоего ручного дартиир? А, впрочем, не так важно. Потрясающий юноша, думаю, будет следующим. Даже жаль, что их поганый вид не столь вынослив, как истинные дроу, - он повернулся всем телом и посмотрел на псионика с превосходством, как тот, кто задаёт правила. - Хотел посоветоваться, что ему по нраву - насекомые или крысы? Личинки, я думаю, подойдут личинки.

- Я думал, ты рассказчик получше, - хмыкнул псионик. - И всё же наивно верил, что тебе достанет интеллекта говорить не о пытках.
Сердце его, само собой, нехорошо ёкнуло, он чуть не вздрогнул, но тут же успокоил себя тем, что Ксан не один, и защита у него превосходная, а ещё отлично умеет за себя постоять.

- А ты надеялся, я стану говорить о планах на клан? О том, как без тебя хорошего всё распадётся? Брось. Мне не о чем разговаривать с предателем всех имевшихся у нас идеалов, - он кивнул одному из своих и тот с недовольным "копай живей" выдал псионику затрещину. - У тебя нет времени на разговоры.

- Ошибаешься, Синхен. Это у тебя его нет, - возразил псионик. - Думаешь, я не знаю, зачем ты так торопишься? - он бросил ещё одну горсть земли на кучу, что уже успела образоваться за его первый заход. - Ты сам виноват, что я не могу делать это быстрее.
Мерно повторяя одни и те же движения, Киммуриэль больше не пытался отдохнуть. Он вошёл в некое подобие режима, когда никаких ресурсов не осталось, но ты каким-то образом всё ещё держишься вопреки всему.
- Я получил этот клан от основателя. Я определяю его идеалы. Уж никак не ты. Но он не распадётся без меня, самовлюблённый ты иблис, - иногда слово "дерьмо" применялось не только к людям, но и к нечестивым  отвратительных по меркам их же расы дроу. - Моё дело есть, кому продолжить.
Ему становилось всё больше и больше жутко с каждым взмахом лопаты. И он не имел понятия, какой глубины яму придётся рыть. Поэтому он остановился, как только посчитал достаточным. Близко к поверхности, но гроб помещался целиком, и можно было набросать земли сверху. Быстро похоронить, но и раскопать обратно недолго.

- Глубже! - почти рявкнул один из дроу, что стоял ближе всех, потому что колдун после прошлого опыта держался на неком подобии безопасного расстояния. И морской рыбке понятно, что если Киммуриэль применит псионику, то никакие меры не спасут, но Синхен не был уверен, что этот кретин не попробует выкинуть что-то ещё, что-то помимо своих хвалённых способностей.

Киммуриэль фыркнул, но ничего не прибавил. Он их насквозь видел - и это действительно выглядело забавно. Они до сих пор его боялись, даже теперь. Даже Синхен, сперва не воспринимавший пленённого псионика всерьёз. Как дети, пакостничающие, но оглядывающиеся на взрослого, не надерёт ли он им уши, когда перестанет терпеть. Кажется, они сочли, что он остался чересчур бодрым, раз не свалился с ног сразу, едва завершил делать могилу устраивающей Синхена глубины. Как иначе объяснить, что они сломали ему руки в локтях и ноги в коленях перед тем, как швырнуть в гроб. Не заботясь о том, удобно ли ему лежать, дроу захлопнули крышку и начали заколачивать - не так быстро, чтобы псионик внутри совсем не проникся неотвратимостью происходящего, но и не настолько медленно, чтобы взбесить Синхена. Нервничали они все - если мелкий шкет добрался до врагов, то им ещё предстояло успеть убраться восвояси.

Киммуриэль сломался, когда комья земли застучали по крышке гроба. Тонкими солёными ручейками потекли слёзы, попадая в рот, но псионик сдерживал рыдания, чтобы не тратить драгоценный воздух. Неизвестно, на чём вообще в почти что обтянутом кожей скелете - он исхудал, был чуть ли не полупрозрачным ещё из-за болезни, и содержание у Синхена, мягко говоря, не поправило положения, - сохранялся дух.

Он лежал с закрытыми глазами, не шевелясь, не имея никакого представления, сколько времени прошло. И... сколько ещё осталось в запасе. В непроглядной тьме, в полном одиночестве, искалеченный, мучимый лихорадкой и жаждой. Мерещился смех ублюдков, что закапывали его, и он как наяву слышал их оскорбления и празднование знаменательного дня, когда они расстались с плохим лидером.

Среди сонма кошмаров, снедавших его не только от приближения удушья, но и от высокой температуры, Киммуриэль вспомнил - он не должен уйти в мир иной, не выполнив кое-что крайне важное.

- Ксан... Ксан, ты слышишь меня, родной? - он старался звучать ласково, посылая эту мысль. Виски сразу обожгло обручем, в котором его так и оставили, но какая теперь разница. - Прости, Ксан. Мне так жаль. Мы, наверно, больше не увидимся, разве что Кореллон примет меня в Арвандор. Я старался, но больше не могу. Здесь нечем дышать. Я умираю. Прости, пожалуйста. Я очень тебя люблю. Не дай Синхену больше никого убить. Прошу, защити клан. Те, кто знает тебя и уважал меня, не отмахнутся. Я верю в вас... Твой образ со мной до самого конца. Прощай, Ксан. Спасибо за всё.

Вместе с последней мыслью погасла и его жизнь. Кислорода не осталось. Киммуриэль умер, так и не узнав, дошло ли его послание до адресата, ни даже было ли это усилие отправить ментальный импульс наружу, или же он всего-навсего тихо бредил сам с собой. Он бы всё отдал за то, чтобы увидеть лицо Ксана, успокоить и утешить, гладя по щекам, заверить, что всё в порядке... но у него ничего не осталось, чтобы отдать. Ни один дьявол и то не пойдёт на такую сделку.

Подпись автора

Киммуриэль не помнил ничего, что творилось с ним в посмертии, не помнил, попадал ли на План какого-то из богов, разговаривал ли с ним кто-нибудь. Переход обратно смазался, и первым вернулся ужас. Псионик сжался чуть ли не в комок, не способный распознать, дружественные ли его держат руки, поначалу, совершенно запутавшийся и сбитый с толку, он даже голос не узнал, так что первыми словами, что сорвались с его губ, оказалась мольба дрожащим голосом, в котором не осталось той прежней духовной силы, с которой он противостоял своим истязателям.

- Нет... Пожалуйста, нет... Не надо больше... - пролепетал Киммуриэль безнадёжно, в почти исступлённой панике, слабо выраженной внешне только потому, что фантомные боли остались, и тело, не забыв ничего из перенесённого им, отказывалось двигаться.

Казалось, он хотел прибавить что-то ещё, но осёкся, напоминая, что мучителям неведомы жалость и сострадание, и его вытащили обратно, лишь чтобы продолжить абсолютный кошмар, наполненный издевательствами и унижениями.

Однако, как бы мало ни мог шевелиться псионик, он повёл себя как совершенно затравленное, забитое, не верящее больше, что для него возможно что-то хорошее, существо. Киммуриэль не видел лица того, кто обнимал его. Он вообще ничего не видел, хотя чувствовал, как открываются и закрываются его веки. Но, пусть и не сразу, псионик осознал, что сдерживающий обруч исчез с головы, на что никогда не пошли бы его враги. Забота и ласка, в которой его буквально купали, шепча слова поддержки, тоже казались знакомыми.

- Ксан?.. - Киммуриэль робко поднял руку и наощупь кончиками пальцев обвёл лицо Ксана, его щёки, нос, губы, подбородок. - Эльфёнок мой... Это правда ты? - теперь он, наоборот, не пытался отстраниться, но плотнее прижался к любимому, больше не подавляя дрожь и позволяя Ксану разделить с ним всю палитру эмоций, от постепенно отступающей истерики до облегчения и, наконец, счастья.

- Зрение вернётся позже, - поспешила пояснить одна из жриц. - Возможно, ещё какие-то второстепенные органы будут функционировать медленнее, чем обычно, или со сбоями. Отнеситесь с пониманием, прошу вас, не позволяйте себе перенапрягаться, или вы можете слечь на несколько недель.

Киммуриэль, казалось, не слушал. Он гладил Ксана как в последний раз, словно вот-вот мог испустить дух и больше не вернуться, с замирающим сердцем водил ладонью по коже любимого, как если бы прикасался к величайшей святыне в мироздании.

- Прости, - шепнул псионик совсем потерянно. - Я расстроил тебя, - он нащупал влагу и осознал, что Ксан плачет.

- Послушайте хотя бы вы, - не выдержала жрица. - Ему можно вставать и ходить, разговаривать и заниматься несложными делами, но берегите его от любых новых потрясений и вообще сильных переживаний, или он останется калекой.

Между тем Киммуриэль, мягко, хотя и слабо, улыбаясь Ксану, уютно устроился на тёплых  руках своего ненаглядного мага,  явно не собираясь пока никуда отправляться. Он ни о чём не думал, не переживал, как им быть дальше, и насколько могло измениться отношение Ксана к нему - в эти минуты безмятежности и покоя просто наслаждался близостью возлюбленного.

Подпись автора

Ксан умел быть убедительным, и Киммуриэль поверил ему. Уткнувшись лицом и продолжая молча улыбаться, он слушал и слушал любимый голос, обещающий ему свободу, радость, жизнь. Псионик даже перестал стыдиться своей нынешней немощности, не позволяющей ему даже двигаться на собственных ногах. Если бы Ксан позволил ему шагать самому, он бы упал, и Киммуриэль это знал. Его всё ещё трясло, и он пока больше не насиловал себя речью - даже она давалась слишком тяжело. Киммуриэль расслабился, принимая заботу о себе, как если бы он был младенцем.

Когда его окунули в тёплую ароматную воду, помогая оттирать всю грязь и мерзость, псионик настолько оправился, что даже немного поплескался, будто озорной ребёнок - примерно на третьей смене содержимого купальни, потому что в первых двух задерживаться явно не следовало, судя по тому, сколько всего там плавал. Элементы нормальной, каждодневной жизни ощущались для него сейчас как невиданная роскошь. Он постепенно приходил в себя, возвращался в огромный мир. Восторгался ванной так, будто впервые познакомился с чем-то подобным. Каждое крохотное напоминание о том, что он действительно вернулся в мир без истязаний и боли, что он полноценное разумное существо, а не чья-то живая игрушка, трогало сердце псионика, и он сейчас искренне любил каждого, кто пришёл ему на выручку, любил запахи, составляющие в совокупности домашний комфорт. Киммуриэль вёл себя как ребёнок, у которого день рождения, и ему преподнесли целую лавку плюшевых и заводных игрушек, да ещё и лоток сладостей в придачу.

Завёрнутый в огромное, в несколько оборотов вокруг него, махровое полотенце, Киммуриэль виновато опустил голову и покаянно признался:

- Кажется, тебе придётся меня кормить, Ксан. Я всё ещё ничего не вижу.

Псионик лукавил. Ему не требовались глаза, чтобы определить, где что находится в комнате, и какой предмет для чего предназначен. И даже не нуждался в руках, чтобы их перемещать как угодно. Он просто хотел чувствовать, что Ксан около него, что ему не мерещится. Хотя на секунду его пробило дрожью - в сознании воскресло воспоминание о том, как ему совали в рот всякую дрянь, которой и собака бы побрезговала. Они делали это лишь для того, чтобы показать свою власть. Если Киммуриэль отказывался, они всё равно добивались своего, но он получал ещё пару порезов, переломов или кровоподтёков.

И эта унизительная, вызывающая нервную дрожь по всему телу картина толкнула псионика на следующую фразу, вырванную из самых недр его страха.

- Ксан, прошу, скажи мне всё как есть на самом деле. Не нужно щадить мои чувства. Ты говоришь, что любишь меня, не только для того, чтобы успокоить и отложить неприятные признания на более подходящий момент? Ведь невозможно... Невозможно, чтобы ты всё ещё любил меня после всего, что со мной сделали.

Увещевание о том, что сам он, конечно же, никогда не отвернулся бы от Ксана в аналогичной ситуации, и его безграничное обожание ничто бы не поколебало, он разве что корил бы себя за то, что допустил такое с любимым, не сработало бы. Киммуриэль перенёс ужасы того чудовищного грота на себе, и, конечно, ему казалось, что он больше не заслуживает взаимности. Да кто добровольно притронется к существу, замученному почти до утраты облика - и до смерти? Зачем Ксану такой, как он, если вокруг полно здоровых, куда более достойных? Киммуриэль даже не был уверен, что поправится до конца, что к нему вернётся зрение. И не желал превращаться для Ксана в обузу.

Подпись автора

От одного момента в словах Ксана Киммуриэль перестал жевать и недоуменно уставился на него. Впрочем, ненадолго, почти тут же он расхохотался. Подобная реакция на такую речь могла показаться нездоровой, но у него вовсе не сдали нервы, и, взяв себя под контроль, псионик объяснил истинные причины своего поведения.

- Так вот оно что. Я мог бы догадаться, что ты не пришёл бы туда один, но эмоции затмили мой разум, - Киммуриэль усмехнулся, больше над собой, чем даже над ситуацией. - Они использовали магию, чтобы превратить его в тебя и пытать передо мной. Верный расчёт - если не можешь сломить жертву, возьми того, кто для неё дороже всего.

Он промолчал, что раньше и сам не гнушался этим способом. Осознавая всю тяжесть и жестокость тех вещей, что вытворял, Киммуриэль сгорал от стыда и клялся себе, что больше никогда так ни с кем не поступит. Даже если они стократные преступники, он убьёт при необходимости, но не станет истязать.

- К счастью для него, они не успели ничего сделать. Я настолько вышел из себя, что почти разорвал того ублюдка. Увы, но моё же тело подвело меня, и я потерял сознание в последний миг. Если бы мальчик не выглядел как ты, боюсь, мне недостало бы сил перебороть артефакт. Тот обруч. Он плавил мне мозг, если я пробовал сделать хоть что-то. Когда я говорил с тобой перед смертью, он жёг меня так, что я думал, моя голова расколется на части.

Киммуриэль говорил правду. Хотя он и симпатизировал подростку-дроу, но всё же не до такой степени, чтобы ради него настолько надорваться. Синхену крупно повезло тогда, что псионик был уже болен и истощён, иначе всё закончилось бы совершенно иначе. Киммуриэль не оказал бы ему снисхождения, не остановился бы. А затем он растерзал бы всех остальных. Свирепо, не хуже дикого зверя, предал бы их лютой гибели. И наслаждался бы побоищем.

- Возможно, само провидение остановило меня, не дав совершить ошибку и выступить в роли кровавого палача для них всех. Не уверен, что гордился бы свободой, полученной так. И что смог бы смотреть на тебя так же прямо, как раньше, настолько замарав свои руки. Меня не волновало это прежде, я управлял кланом при помощи страха. Наверно, я вёл себя не лучше этого мага... По крайней мере, моим жертвам и его наверняка не составляло никакой разницы, кто именно из нас их замучил. - Киммуриэль с сожалением вздохнул. - Но, встретив тебя, я решил, что эта часть моей жизни насовсем позади. Я всегда мечтал найти способ стать лучше, честнее, милосерднее - для тебя, чтобы быть тебе равным. С того самого дня, как мы встретились, я пересматривал свои взгляды и мнения. Если бы я снова пал так же низко, я бы больше не посмел приблизиться к тебе.

Сердце билось часто-часто, дыхание прерывалось от глубины переживаний.

- Я верю тебе, любовь моя. И обещаю, что буду себя беречь, - проникновенно сказал псионик, глядя в ясные зелёные глаза лунного эльфа.

Пока Киммуриэль нужен Ксану и не разочаровал его. Тот гарантировал, что будет любить его всегда, но мало ли что в жизни случается. Псионик не собирался приковывать любимого к себе насильно.

Подпись автора

Попытка заткнуть ему рот порцией вкусной снеди засчитана, но надолго успеха не хватило. Прожевал Киммуриэль быстро. Успел как раз вовремя, чтобы не подавиться от заключающей фразы Ксана. Зрачки псионика расширились, он, затаив дыхание, смотрел на любимого и корил себя за недостаточно точные формулировки. Если он перегнул палку, и Ксан стерпел лишь из-за того, что старался не усугублять его состояние ссорой - Киммуриэль просто обязан перед ним объясниться. Благо сил вернулось достаточно для этого. Его зрение восстановилось, правда, пока оставалось очень плохим, всё расплывалось и казалось тусклым. Псионик понял это, когда до него дошло, что видит очертания лица Ксана и два ярко-зелёных изумруда на нём. Какой же всё-таки изумительно красивый оттенок.

- Я не имел в виду, что никогда больше не буду защищаться, когда стоит выбор - или я, или мой враг. И я не буду носиться с теми, кто давно вышел за пределы добра и зла, вроде Синхена, которого не исправят сами боги. Но я не умею различать, где допустимая самооборона, а где уже я становлюсь тираном, способным убить за ошибку тех, кто ещё способен одуматься. Если даже такой, как я, смог стать любимым таким сокровищем, как ты, то у скольких я отнял шанс? И я не желаю продолжать в том же духе. Встретив тебя, я узнал, что между нашими народами нет разницы, кроме воспитания и образа жизни. Все мы - эльфы, и никто не превосходит остальных. Но у моих сородичей такого подарка судьбы не было. Я забрал многих из тьмы Андердарка, вывел на поверхность воспитанных среди кровопролития, в эгоизме, зависти и непринятии всего, что от них отличается. Они убили меня за это. За то, что я сказал клану, что дроу и дартиир одинаковые по сути и должны отринуть предрассудки и ложные идеи. За то, что я хочу привести их в Эвереску. За то, что учусь заботиться о них, а не использовать. Нам с малых лет внушают, что вы чудовища, заставляющие нашу великую расу жить под землёй, что мы сможем выйти не раньше, чем вы все будете истреблены. Но я говорю, что хватит резни. Хватит взаимных счетов и оскорблений. Мир не поделен на чёрное и белое. Не ты ли сказал, что, если я буду всех их запугивать или убивать, то они никогда не поймут, а мир не изменится к лучшему?

Раньше он не задавался всеми этими вопросами. Раньше всё было проще, измерялось только пользой или вредом для дела. Киммуриэль жертвовал всеми, кем считал нужным, если так требовалось ради поставленной цели. Смерть была итогом, неизбежным для всех, кроме него. Но теперь, прочувствовав на собственной шкуре, каково это - процесс умирания, что такое ощущать, как последняя искра жизни гаснет в тебе, псионик понял, что прежние его методы внушают ему лишь отвращение. Он не готов снова и снова обрекать других на то, через что вынужденно прошёл сам.

- Я не представляю себе будущее без тебя, Ксан. Без твоей улыбки, твоей уверенности и поддержки. Я напоминал древнего цветного дракона, накапливающего в логове богатства, чтобы их не тратить, могущественного, но никому не помогающего, наоборот, применяющего дарованное природой великолепие во зло. Мне был безразличен окружающий мир, а его проблемы казались мелочными. Ты перевернул всё моё восприятие. И теперь у меня и моего клана есть цели, кроме того, как снова и снова сражаться по чужим приказам ради денег, - "нашего клана", поправил бы Джарлакс, если бы здесь был, но где ж его сыскать. - У нас достаточно ресурсов и возможностей, чтобы сделать Фаэрун более свободным и мирным местом. Любовь моя, мой эльфёнок, встань со мной бок о бок, давай пройдём по этой дороге вместе.

И гадай тут, приглашение это в клан или обвенчаться, едва гражданская война в Лускане завершится. Навсегда, на все их долгие эльфийские века.

Подпись автора