Киммуриэль сам отослал свою спасительницу - недалеко, всего через пару домов, где организовали нечто вроде походного госпиталя. Там умирали дроу, его дроу, и способности жрицы были им нужнее. Состояние самого псионика стабилизировалось, за свою жизнь он не боялся, но всё же клятвенно обещал в отсутствие Аранель не вставать с постели. Она оставила ему кувшин с какой-то укрепляющей настойкой, которую нужно было пить раз в шесть часов, а для того, чтобы передвигать по комнате нужные предметы, Киммуриэлю вовсе и не требовалось покидать тёплую постель. Он поплотнее кутался в одеяло, ощущая себя беспомощным как никогда прежде. Да, сил хватало, чтобы дистанционно открыть шкаф и достать оттуда нарезанный хлеб, например, зажечь или потушить светильник, взять книгу с полки или поставить обратно, однако, на этом его нынешние ресурсы и заканчивались. Киммуриэль вскоре обнаружил, что ему не хочется ни есть, ни пить, и не как обычно, потому что он регулировал процессы в организме, а просто не было аппетита, и жажда не ощущалась. Читать - и то не получалось, взгляд не факусировался на тексте, да и смысл слов ускользал. Киммуриэль пребывал в состоянии апатичной полудрёмы. Одно хорошо - он не нарушит обещание и никуда не пойдёт. Не сможет. Псионик не являлся дураком, несмотря на болезнь, и прекрасно понимал, что, рухнув где-то без сознания, он никому не поможет. Наоборот, заставит о нём волноваться. Аранель напугается и расстроится. Даже у Вейласа или Бениаго, несмотря на положение в клане ниже, чем у него, появится право как следует отчитать нерадивого лидера.

- Кто там? - тихо отозвался Киммуриэль на стук в дверь. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы узнать палитру мыслей и эмоций, а ведь ещё недавно он считывал подобные вещи походя. - Ксан? - ещё одно усилие воли - и щеколда отодвинулась, и дверной замок щёлкнул. - Входи. Открыто.

Он мог притвориться, будто его нет, и Ксан ошибся адресом. Не хотелось представать перед магом настолько разбитым и немощным. Элементарные, прежде дававшиеся ему как дыхание, манипуляции с несложными предметами так вымотали Киммуриэля, что он закрыл глаза. Тьма под веками приносила успокоение, обещала увести от всех невзгод, бед, сомнений и страхов. Там таилось забвение, лекарство от ран, нанесённых слишком долгой памятью эльфа.

Киммуриэль отличался от себя прежнего. Белые волосы утратили всякий блеск и как будто истончились. Кожа обрела мертвенно-серый оттенок, ближе к тёмному, конечно, с поправкой на то, что псионик был дроу. Он лишь на шаг отстоял от вида обтянутого кожей скелета. Сухие губы потрескались. Казалось, Киммуриэль стал вдвое меньше, и в весе потерял изрядно. И, если бы Ксан коснулся его, то обнаружил бы, что псионик стал очень холодным. Не как мёртвое окоченевшее тело, но лишь немногим лучше.

Тем не менее, Киммуриэль пригласил Ксана войти - хотя и не ждал, что тот задержится надолго. Ксану наверняка станет неловко, неприятно, тягостно, и он уйдёт под каким-нибудь благовидным предлогом. В конечном счёте ведь всегда остаёшься один. Чем больше цепляешься за мир - тем глубже ранит, это Киммуриэль уяснил ещё в юности.

- Прости, что испугал тебя и доставил хлопот, - прошептал Киммуриэль. - Я очень отвлёк тебя от дел, когда браслет сломался? Я не уверен, был ли жив. Я помню мрак, падение, тишину... И затем зов жрицы. Спасибо, что пришёл.

Последняя фраза прозвучала искренне, но и не без горечи. Он считал себя обязанным оставаться наставником и защитником Ксана. Заставлять возиться с собой, как дряхлый сстарик или поражённый дисфункцией конечностей - постыдно.

Подпись автора

От прикосновения к лицу Киммуриэль заставил себя открыть глаза - и потому что разговаривать, не глядя на собеседника, невежливо, и так как ему действительно хотелось увидеть Ксана. Его ярко горящие тревогой, беспокойством, заботой зелёные глаза. Бледное лицо, дымящийся рукав... зрачки псионика расширились. Нет, ему не кажется, Ксан не добрался сюда без повреждений, просто храбрился, как обычно, думая в первую очередь вовсе не о себе.

- Ты ранен, - он не спросил, а констатировал факт. - И плачешь, - Киммуриэль закусил губу, с трудом поднял чуть подрагивающую руку, тыльной стороной пальцев стирая дорожки слёз со щёк Ксана. - Тебя могли убить, пока ты шёл ко мне. Я знаю, что ты талантливый и сильный маг, но поверь, сейчас в Лускане может погибнуть любой. Небезопасно было бы даже самому Эльминстеру.

Не то, чтобы он стремился в чём-то убедить Ксана, и нельзя сказать, чтобы всерьёз досадовал, ведь, говоря честно, подобного вполне стоило ожидать, но всё же псионику хотелось бы, чтобы этот невыносимый эльфёнок иногда помнил, что вообще-то он тоже важен и необходим живым, что Киммуриэль потратил столько месяцев на его охрану и попытки изловить тех, кто совершал все те назойливые покушения, не для того, чтобы Ксан погиб случайно в уличной стычке.

- Но, Ксан... я рад, что ты здесь. Это эгоистично с моей стороны, но я счастлив, что ты всё же рискнул пройти сквозь весь этот Ад ради меня, - Киммуриэль говорил про Ад предельно серьёзно, он бывал в Бааторе и мог ручаться, что безумие, буйно и пышно цветущее в Лускане, в чём-то даже даст фору дьяволам. - И, если ты хочешь остаться со мной, пусть будет так. Я не буду просить тебя занять моё место, пока я в таком состоянии, но, Ксан, ты, возможно, самый здравомыслящий здесь, и мне понадобится твоя помощь. Даже Бениаго... он слишком мягкий и осторожный с одной стороны, а с другой - не любит слишком большую ответственность. Внутренняя война во вверенном ему городе его пугает, хотя он очень старается держаться как подобает капитану.

Киммуриэль перевёл дыхание. Он старался говорить медленно и с расстановкой, чтобы его слова не сбивались в неразборчивое бормотание, но повысить голос не мог, ему не хватало сил.
,
- Расскажи мне, что творится в Лускане? Что ты видел по пути сюда? - продолжал он. - И должен ли я позвать для тебя кого-то из целителей? Хотя это дом жрицы. Думаю, у неё найдутся свитки исцеления ран, и она не будет очень возражать, если ты воспользуешься одним. Аранель... никогда не отказывает в помощи нуждающимся.

В тоне псионика прорезались симпатия и нежность. Он, казалось, души не чаял в этой девушке, причём говорил в духе отца, старшего брата или того, кто подобрал маленького ребёнка и выкормил с малых лет. Пусть Киммуриэль принял Аранель в клан уже далеко не маленькой, она была для него драгоценным ребёнком, которому он бы никогда ни в чём не отказал. Раньше причина заключалась в той исключительной пользе, которую приносят клерики, а теперь - теперь, когда псионик многое переосмыслил, то понимал, что настоящие члены семьи были всё это время рядом с ним, и она входила в их число. И Киммуриэль не позволит этой семье разделить судьбу предыдущей.

Подпись автора

Хотелось спать, а не обсуждать что-то важное. По-настоящему спать, а не медитировать, как это делают эльфы, и желательно без сновидений. Ни хороших, ни плохих. Образы, полные красок и звуков, не принесут успокоения и отдыха, лишь измотают больше. Казалось, на любые мыслительные усилия нужно затрачивать слишком много труда. Однако, Киммуриэль не мог поддаться этому желанию - из-за абсолютно иррационального, не свойственного ему страха, что, если он позволит себе, то уже никогда не проснётся. Что-то внутри шевелилось гнилостным червяком, нашёптывая, что, возможно, это вовсе не худший исход. Подлый совет избежать всех неприятностей, сбросив их на чужие плечи, и освободиться навсегда. Однако, когда Ксан возвратился в комнату, Киммуриэль улыбнулся ему. Вид лунного эльфа успокаивал, напоминал, что ему есть, ради кого держаться, и он остаётся жить не зря. Что следующий рассвет не принесёт ему только промозглую серую хмарь и колючий ветер с моря, и ещё не всё потеряно, пока Ксан с ним. Его дорогой эльфёнок, такой милый, забавный и напоминающий, для чего вообще стоит двигаться вперёд. Тот, кто воплощал собой лучшие воспоминания Киммуриэля за последние по меньшей мере полсотни лет.

- А как у тебя всё прошло? Ты не рассказал. Извини, я не могу заглянуть тебе в мысли, как обычно. Кажется, что голова лопается изнутри, когда я пытаюсь.

Это стало самым тяжёлым и мучительным в болезни. Киммуриэль воспринимал псионику как один из нормальных своих органов чувств, для него, сколько он себя помнил, было совершенно нормально походя считывать мысли всех окружающих и, пока был неразумным эльфёнком, комментировать их. И хорошо если вслух, а не прямо в чужом сознании. Ах, какое незабываемое выражение застывало на лицах слуг и гостей Дома, когда какой-то ребёнок начинал вещать там, где обычно слышен только внутренний голос. В Академии Мили-Магтир Киммуриэль любил издеваться над соучениками, заставляя неживые мишени, на которых они тренировались, двигаться и давать сдачи, или же внушая им, что верное оружие внезапно отрастило глаза и рот да заговорило с ними. Простенькая иллюзия, но глупцы велись.

И теперь он чувствовал себя как человек, который внезапно почти ослеп или оглох, еле-еле разбирая хоть что-то. Всякого расстроит и подавит такое увечье. Киммуриэль понимал, что должен дать себе время на восстановление, но ему было невыносимо просто лежать и пассивно ждать, даже не будучи в состоянии хоть как-то на это повлиять. Особенно сейчас, когда каждая минута была на счету. История знала случаи, когда считанные минуты меняли исход сражения, а тут ему придётся потратить многие часы, целые дни, может быть, даже недели. Совершенно без гарантии, что дар восстановится в полной мере - обесценивая все его годы, потраченные в Улье иллитидов, вынужденное сотрудничество с этими склизкими тварями. Киммуриэль так долго считал, что, кроме псионики, у него ничего нет, пытался избавиться от эмоций, не ценя ни свою жизнь, ни чужую, он был взрослым самостоятельным эльфом, способным устранять угрозы всему мирозданию, сыплющиеся на это самое мироздание с не каждому доступным постоянством, но в обыкновенных бытовых вещах разбирался хуже деревенского малыша с поверхности. Он на полном серьёзе упускал, для чего необходимы те или иные предметы, которыми другие пользовались каждый день, небрежно и естественно. И, хотя не раз наблюдал многие формы отношений со стороны и анализировал их - абсолютно терялся, когда требовалось применить полученные знания на практике.

Подпись автора

Киммуриэль вздохнул. Он отчасти мог разделить чувства Ксана. Его крайне мало объединяло с К'йорл, начиная от взглядов на псионику и заканчивая политическими замашками, однако, он был по-настоящему рад видеть её живой. Хотя бы относительно живой, такой, с кем можно поговорить, кто равен ему по восприятию мира. Всё же их ментальный дар во многом менял всё - оба знали о других больше, чем те сами бы хотели о себе кому бы то ни было говорить, и подвергались остракизму из-за этого. Как бы они друг к другу ни относились, насколько бы Киммуриэль ни осуждал те действия Матроны, что привели к гибели Дома, и даже несмотря на то, что когда-то он боялся её - в тот день он был почти счастлив возможности встретиться. Для них обоих мир делился на псиоников и не-псиоников, и вторые, какими бы сочувствующими и принимающими ни были, никогда не поймут их до конца.

Очень трудно окончательно потерять такую личность. Трудно, потому что всё равно всегда остаются какие-то внутрисемейные вещи, которыми не поделишься ни с кем другим. Начинаешь осознавать, только когда родственника окончательно и бесповоротно не стало, и с ним уже точно никогда не встретишься и ничего не исправишь. Возможно, они с Ксаном оба питали болезненную потребность заслужить одобрение своих матерей, даже если Матрона Киммуриэля не была ему кровной родительницей. И, пусть миновали сотни лет с тех пор, как существовал Дом Облодра, несмотря на некое внутреннее освобождение от всего, что было с ней связано - её воли, оценки его действий, приказов и капризов, Киммуриэль обрёл и некую внутреннюю дыру, вакуум, который уже никогда ничем не заполнится. Считала ли она его хорошим сыном или нет - ничего бы для него не изменило, но всё же отчего-то он бы не отказался услышать от К'йорл похвалу. Отрицал это в себе, полностью убеждённый, что такие наивные детские желания недостойны его, но недолюбленный эльфёнок так и прятался где-то глубоко внутри.

- Тебе следует поразмыслить об этом больше, Ксан, и, может быть, хотя бы попробовать её спасти. Я не из тех, кто предсказывает будущее - не гарантирую, что у тебя получится убедить судей, и не поручусь, что даже сама твоя мать оценит такое рвение, но однажды ты пожалеешь и неизбежно будешь думать, не упустил ли шанс. У меня было немного выбора, да и к мысли о том, что моя Матрона Мать никогда не вернётся из Абисса, я успел привыкнуть, но всё же, когда она появилась, я, признаться, надеялся... и был немного разочарован тем, как всё обернулось.

Он договорил и перевёл было дух в ожидании ответа, но вскинулся, почувствовав снаружи присутствие враждебных разумов. Киммуриэль насчитал четверых, трёх мужчин и одну женщину. В следующую секунду входная дверь содрогнулась от крепкого пинка.

- Этот дом принадлежит дроу! - прокричал один из незваных визитёров.

- Все недроу могут покинуть дом, никто из них не пострадает! - добавила женщина.

- Ксан, там два мечника, ловкач и волшебница, - шёпотом сообщил Киммуриэль. - И, хотя может показаться иначе, именно она лидер группы.

Ещё недавно Киммуриэлю не стоило бы и пяти минут разделаться с ними, но теперь он был не уверен, что совладает и с единственным противником. Кроме того, он не мог ни взобраться на крышу и атаковать оттуда, ни выйти на улицу, чтобы принять бой вблизи. Он мог сражаться только внутри дома, а впускать их было никак нельзя, этим бы они сразу расписались в поражении. Аранель и её дом заслуживали лучшей участи, чем усыпать этот всегда так аккуратно подметённый пол свежими трупами. Киммуриэль не имел права допустить это, она так ненавидела насилие, вся её семья погибла в чудовищной резне.

Подпись автора

Смертоносные намерения Киммуриэль видел внутренним взором как пылающие алые клинки, и теперь они исчезали, дрожа, как пламя на ветру. Вместо решимости резать головы люди теперь испытывали неловкость и даже стыд. Кажется, они впервые за всё время начали задумываться, что вовсе не за справедливость сражаются. Как-никак, отнюдь не дроу начали эту безобразную резню. И не дроу много лет назад подняли на воздух Башню Магов вместе с половиной города. Однако, пара логических аргументов мало что значили против яростного нежелания некоторой части лусканцев, к которой относились и эти налётчики, терпеть чужаков.

Дроу были злом, но не только дроу. Борцы за "чистоту" Лускана довольно холодно смотрели и на лунного эльфа. Все не-люди были здесь лишними, нежеланными, и пока не предвиделось, что это когда-нибудь изменится. Казалось, за такой долгий срок они должны были уже привыкнуть, но нет. Башня Магов, куда принимали всех желающих с достаточным магическим потенциалом, амбициями и желанием учиться, всегда стояла особняком, она не вмешивалась в дела остального Лускана, а они не лезли к ней.

- Лускан не слишком-то сейчас приспособлен для жизни простых людей. Вам с дочерью стоило бы покинуть город до того момента, как беспорядки улягутся, - сказала волшебница и, сделав своей группе знак следовать за ней, пошла прочь вдоль улицы.

Киммуриэль встретил Ксана тихим смехом. Он-то и вовсе не подумал о таком мирном варианте, и это решение расценивал как почти гениальное.

- А ты неплохой актёр. Никогда не задумывался о сценическом поприще? Ты собирал бы немало публики, - сказал он одновременно с признательностью и насмешливо. - Ума не приложу, что бы я делал, если бы тебя здесь не оказалось, - уже куда более серьёзно продолжал псионик.

И правда, не ответь им никто - и они наверняка выломали бы дверь, а, если бы Киммуриэль отозвался - безусловно бы настаивали, чтобы он открыл, либо всё так же бы вломились сами. Увидев же его внешность, эти налётчики и слушать бы ничего не стали. А с ослабленной до такой степени псионикой Киммуриэль вряд ли справился бы со всеми четырьмя сразу. Кто-то бы точно добрался до него.

Подпись автора

Просто держаться за руки было недостаточно. Слабых, не только не несущих магии, но даже обыкновенной веры слов тоже было недостаточно. Вполне естественно, что Киммуриэль решил предложить вариант, которым у него обычно лучше всего получалось объясниться. Сбросить липкие тенёта их кошмаров и творящегося снаружи всеобщего помешательства. Он подвинулся на кровати, достаточно просторной для того, чтобы Ксан мог устроиться рядом, и потянул к себе. У него не появились силы на движение, он черпал необходимую для них энергию из почти детского невинного желания обнимать того, кто ему дорог, не говоря о том, что для запланированной псиоником небольшой выходки требовался прямой телесный контакт.

- Раздели со мной сон, соединись со мной на эту ночь, - прошептал он. - Я хочу создать для нас осознанное видение, где мы оба отдохнём от мирских тягот. Нам обоим это необходимо. Ты ведь тоже не хочешь разлучаться, не так ли? Мы будем там лишь вдвоём. Всё, что огорчает нас или причиняет боль, останется вовне. Приди же ко мне. Я сделаю всё, чтобы нам было хорошо.

Он знал, что покажет Ксану. Нет-нет, вовсе не какие-то пейзажи Андердарка, которые только дроу могли оценить по достоинству, но и не слишком светлые, яркие и цветастые картины наземных стран, в которых ему довелось побывать.

Киммуриэль хотел воссоздать аккуратный уютный небольшой грот, такой изящный и красивый, что казался почти рукотворным, спрятанный за бурлящим потоком голубого водопада, низвергающегося с огромной высоты. Впрочем, шум падающей воды был здесь гораздо тише, чем в этом же месте в реальности. Внутри грота росла зелень и даже цвели какие-то тропические, экзотически пышные бутоны. Здесь было не жарко и не холодно, не светло и не темно, а, если пройти по узенькой, почти незаметной тропинке в расщелине между камнями, из которых состояла одна из стен, переходящая наверху в потолок - можно было попасть в небольшой апельсиновый сад.

Высоко не только над головами, но и над горой, где находился этот милый маленький грот, бежали тонкой перистой пеленой облака, влекомые ветром, и, судя по положению солнца, стоял белый день. Ночью же,разумеется, можно было увидеть звёзды - безбрежный океан далёких созвездий, то ли душ усопших, наблюдающих за следующими поколениями, то ли иных неведомых миров. Густая трава позволяла лечь и лирически наблюдать за изменениями небесного купола.

Подпись автора

Здесь, в сновидении, Киммуриэль казался вполне здоровым, и по меньшей мере лет на сто моложе, чем в реальности. Его длинные волосы разметались по спине и плечам, частично спадая вперёд, на грудь - чистые, как свежевыпавший снег или едва распустившиеся яблоневы цветы. Он был одет в белую накидку, нижний край её почти касался каменного пола грота. Киммуриэль выглядел безмятежным, даже каким-то странно просветлённым, будто никакого мира снаружи не существовало вовсе. И никакого прошлого, и нет нужды тревожиться о будущем - что вообще могло случиться с ними в подобном маленьком раю.

- Со мной всё будет в порядке, - заверил он, улыбаясь. - Не сомневайся в этом, пожалуйста. Я просто хочу разделить с тобой удовольствие. Пойдём.

Переплетя пальцы Ксана со своими, псионик повёл его в тайную трещину между камнями, ту самую, что вела в сад, и она расступилась перед ними и сомкнулась за спинами. Сад дышал той же свежестью и прохладной, ароматом цитрусовых. Киммуриэль протянул руку, и один из плодов упал ему точно в ладонь. Он снял с диковинной фруктоягоды плотную толстую сочно-оранжевую кожуру, и, отламывая от мякоти дольки, по очереди клал в рот то себе, то Ксану. Киммуриэль полностью воспроизвёл вкус и запах. В настоящем мире пришлось бы убирать очистки и мыть руки, но здесь все последствия поедания пачкающегося лакомства сами исчезли.

- Тебе понравилось, мой эльфёнок? - заинтересованно спросил Киммуриэль. - Если захочешь ещё - скажи мне.

Его руки неуверенно касались одежды Ксана, осторожно снимая её - робко, словно он был готов в любую минуту получить отпор и отступить. Киммуриэль действительно не знал, стоило ли заходить так далеко, и не представлял себе, как воспримет это Ксан. Получится или нет - всё, что произойдёт дальше, если он сейчас не остановится, изменит их отношения окончательно и навсегда. Притвориться, что они любят друг друга как друзья, братья или просто очень близкие личности, желающие счастливо проводить время вместе, безо всякого романтического подтекста, больше не выйдет. Не то, чтобы Киммуриэль так хотел, или стыдился отношений с дартиир или Ксана персонально. Просто он очень и очень давно отвык быть инициатором подобных моментов. С Далией всё вышло случайно, и без её порыва у него бы и мысли не возникло. Теперь он делал каждое движение вполне осознанно, точно зная, какого эффекта добивается и зачем. Для Киммуриэля в этом заключался некий рубеж, отмечающий, что это уж точно не интрижка, не самообман и не мимолётное удовлетворение похоти, что между ними всё серьёзно, и он брал на себя ответственность. Ксан не имел опыта - судя по всему, ни с мужчинами, ни с женщинами. Сегодняшнее событие, безусловно, скажется на его способности иметь подобную форму отношений с кем-либо в целом.

- Позволишь ли ты мне... взять тебя? - прошептал он, заглядывая Ксану в глаза. - Это ведь будет твой первый раз? - уточнил псионик так же тихо.

У него были причины сделать всё во сне. Если что-то пойдёт не так, если Ксану будет слишком больно или не понравится сам акт, если он сочтёт подобное занятие низменным, грязным или попросту тягостным - их попытка не принесёт негативных последствий организму или самовосприятию Ксана в реальном мире. Он останется невинным, нетронутым, и, если всё обернётся совсем плохо, Киммуриэль милосердно уберёт воспоминание, уберегая психику лунного эльфа от травмы. Стирать же из памяти сновидения было куда проще и безопаснее, чем подлинные события в материальном мире.

Подпись автора

Киммуриэль знал, что среди всех псиоников, которые ему встречались, он единственный такой. Кувайлин не отказывала себе в простых радостях жизни, ей это нравилось. К'йорл, скорее, просто использовала для того, чтобы увеличить число псиоников в семье, но никаких затруднений ей данный акт не доставлял. И лишь он сам воспринимал всё как нечто, о чём и подумать-то уже ниже его достоинства. Он не испытывал таких потребностей... хотя знакомство с Рай'ги доказало, что, скорее, совершенно не знал себя и боялся изучать.

Теперь Киммуриэль понимал, чего так смутно хотел, искал и ни в ком не находил. Хотя он бы этого никогда не выразил вслух и даже не признался бы самому себе, но чувствовал разочарование, когда с ним занимались любовью, видя при этом вовсе не его. Было что-то подлое и омерзительное в том, что он смог расположить к себе только женщину, находящуюся глубоко не в себе, одурманенную и пленённую, притворившись кем-то другим. Его задевало, что нет никого, кто смотрел бы на него настоящего так же, как Далия смотрела на Дзирта До'Урдена. Добровольно - что немаловажно. Внушил себе, что его это ни с какой стороны не интересует, но, будь это правдой, он бы не стал принимать её ласки. Киммуриэль сравнивал. Вспоминал. Подмечал любую мельчайшую разницу. Остаточные воспоминания о Дзирте оказались так сильны, что пробились сквозь апатию и спутанные мысли. Как же связаны влечение и привязанность, привязанность и любовь, любовь и зависимость? Киммуриэль до сих пор не до конца разобрался.

Потом он встретил Ксана, и многое прояснилось само собой. Псионик получил такие же восторженные влюблённые глаза, как у всех тех, за кем прежде мог только наблюдать со стороны, то и дело отпуская едкие комментарии о звериных замашках и похотливых наклонностях, которые они не могли держать в узде. На него прежде только один разумный индивид смотрел подобным образом, и Киммуриэль уже не помнил достаточно хорошо, как это было. Общие моменты, ощущения, впечатления - да, но не подробности.

Ксан не таращился на него как обыватели - на иллитида, не ожидал подвоха, не кривил губы в плохо сдерживаемом отвращении, не называл телепатию назойливой или оскорбительной, вторжением в личное пространство. Даже Рай'ги скрывал от Киммуриэля некоторые вещи. Защита, может быть, не была чем-то абсолютно надёжным, но крайней мере, служила намёком не лезть, пока не пригласят. Но что бы запретил ему видеть Ксан, он даже не мог себе представить.

Киммуриэль сомневался, что счастье в какой бы то ни было форме доступно для него как таковое, и пределом его мечтаний были покой и умиротворение. Но Ксан... если в его силах осчастливить Ксана, пусть так непременно будет.

- Я и правда... правда очень тебя люблю, - проговорил псионик, чувствуя, что его сердце сжимается, и не сказал бы, что переживание это хорошее. Но Киммуриэль уже понял, что эти слова необходимо говорить, и точно стоит повторять, получив подходящий шанс, когда они звучат гармонично с ситуацией.

Нет ничего горше упущенной возможности. Или вообще понять, что такое любовь, когда партнёр уже давно мёртв. Понять, что именно так называлось всё, что ты испытывал.

Киммуриэль осторожно уложил Ксана на мягкую густую траву, начал покрывать лёгкими поцелуями лицо, спускаясь к шее, затем к правому надплечью и плечу. Он провёл ладонью по обнажённой груди лунного эльфа, любуясь бледной кожей. Коснулся пальцами правого соска, аккуратно лаская левый губами и языком.

- Тебе ведь говорили, насколько ты красив?

В молодости Киммуриэль и вообразить бы не сумел, что когда-либо скажет подобное дартиир. Недроу пригодны лишь для того, чтобы ими пользоваться, когда скучно - так он рассуждал. Хотя бы допустить, что их чувства имеют значение, что они воспринимают мир так же глубоко, как и "полноценная" раса, уже казалось диким.

Подпись автора

Киммуриэль рос в обществе дроу, где у слова "принадлежать" было множество значений, и все - испачканные липкой омерзительной хваткой похоти, рабства, иерархического подчинения. Отвратительная смесь всего низменного, порочного, развратного и гнусного. Называя кого-то своим, его сородичи обычно низводили этого кого-то до уровня вещи. Или, в лучшем случае, питомца. Любовников, друзей, знакомых часто заводили, чтобы просто развлечься с ними, немедленно бросая и хорошо если не убивая, как только те надоедали. И тогда слово "мой" или "моя" приобретали значение некоего клейма, которым метили кого-то, чтобы никто другой не посягнул. Абсолютное индивидуальное право ласкать или пытать.

Но этот эльф принадлежал ему, охотно и добровольно, и ощущалось в этом что-то даже возвышенное. Не подобострастие, безволие или жертвенность, а что-то уютное, очень интимное и доверительное. Дело даже не в доступе к телу - нет, скорее, к душе.

У Киммуриэля чуть дёрнулось ухо, когда его кончик игриво прихватил Ксан. Это вышло настолько неожиданно, что псионик мягко и немного удивлённо улыбнулся. Предвкушение чего-то хорошего и тёплого переполнило его. Чувствовать себя настолько живым, настоящим - здесь, в иллюзии? Почему бы и нет. Разве существует какая-то разница, если разум воспринимает всё как подлинное? Имелись, конечно, тонкие нюансы о том, случится ли в подобном сне что-то такое, чего ни один из них никогда не испытывал в реальности, и, если влплотится, то как будет для них выглядеть. Но это не вызывало затруднений или колебаний, скорее - любопытство проверить на практике. Теоретически должен получиться некий идеальный, сказочный вариант, сотканный из их лучших представлений о том, что должно получиться, ведь обычно ментальные эксперименты такого рода черпали именно из воображения... хотя к чёрту теорию, когда они занимаются практикой.

- Для меня ты всегда выглядел красивым до такой степени, что я был намерен наблюдать за тобой со стороны, как за чем-то недосягаемым, - сказал Киммуриэль, целуя живот Ксана. - Я боялся всё испортить. Наверно, я казался холодным и чопорным. Клянусь, я сделал всё, чтобы наши отношения оставались деловым союзом, но всё-таки не устоял, - он усмехнулся, не прекращая своего занятия, лишь на несколько секунд прижавшись к светлой коже щекой.

Его ладонь медленно скользнула по внутренней стороне бедра Ксана и поднялась выше, пальцы обхватили член, ласково и бережно погладили головку, обхватили ствол, начали двигаться.

- Я чувствую себя так, словно совращаю малолетнего эльфёнка, хотя и понимаю, что ты уже давно не ребёнок, - с толикой шутливости признался Киммуриэль. - Ты очень забавно краснеешь, если хочешь знать, - весело добавил он.

Останавливать процесс смущения Ксана псионик ничуть не собирался. Когда-то для него то, что он сотворил дальше, было очень дерзко и смело. Теперь же вышло само собой. Киммуриэль, словно желая превратить Ксана в какой-то ярко-алый фрукт, взял его член в рот и как ни в чём не бывало продолжил.

Подпись автора

Для первого раза всё должно было пройти безупречно, потому что Ксан заслужил самого бережного и трепетно го отношения. Даже тень возможности, что ему будет плохо или хотя бы дискомфортно, следовало исключить. Слушая стоны как самую изысканную музыку, во всех тонкостях ощущая, как лунный эльф рядом с ним познаёт совершенно новые грани наслаждения, да и реакции своего тела тоже, Киммуриэль растягивал удовольствие, используя язык и губы так, словно в мире не осталось больше стыда, то беря целиком, то выпуская почти полностью и лишь чуть прихватывая кончик головки. Всё, что произойдёт в этом фантомном измерении, останется только между ними, разделённой на двоих тайной. Ксан, о котором столькие безнадёжно мечтали, теперь его. Да и сам Киммуриэль - холоднее и бесстрастнее вечной мерзлоты, игнорирующий все обычные для живых созданий страсти и влечения, вдруг открылся как чувственный и нежный.

Киммуриэль прекрасно знал, как неловко и даже отчасти стыдно Ксану, однако, когда дошло до финала, сознательно не отстранился, сделав вид, что не понимает попыток любовника что-то выговорить. Ксан, возможно, вовсе не представлял себе, как это должно быть, когда ты не просто читаешь, а участвуешь. Наверняка он даже от невинных ласк, описанных в книгах, уже рдел как маков цвет. Поэтому псионик и завершил начатое, показывая - всё происходящее нормально, в этом нет ничего запретного, грязного или противного.

Дав Ксану немного отдышаться, прийти в себя и успокоиться, Киммуриэль чуть шутливо сказал, не меняя позы:

- Ну и неприличные же вещи вам снятся, господин уполномоченный посол Эверески, а с виду были таким скромным юношей! - он довольно облизнулся и продолжал как ни в чём не бывало: - Соблаговолите ли пробудиться, или хотите продолжить?

Ему было, пожалуй, даже весело. Нравилось смотреть, как Ксан постепенно раскрепощается, переставая сразу осуждать и отвергать то, чего ни разу не пробовал. Как бутон, расправляющий лепесток за лепестком навстречу розовому утру.

- Можно ли спросить тебя? Ты сказал, что многие делали тебе предложения. Неужели среди них не нашлось никого достаточно привлекательного для тебя, чтобы дать ему или ей шанс? И почему ты позволил теперь? Мне не верится, что ни один из них не был наделён теми же качествами, которые ты считаешь положительными во мне. Те, о которых ты уже не раз говорил ранее.

Это и правда было странно. Отвергнуть симпатии, домогательства, ухаживания, намёки и прямые приглашения, только чтобы беззастенчиво отдаться дроу. Кому-то с прошлым настолько тёмным, что не героические легенды, но воровские саги слагать впору. Существу, которое даже половина его, Ксана, отзывчивых и гостепримных лунных собратьев не пустит на порог.

Подпись автора

Для Киммуриэля Ксан был тем, кто поверил в него. Не в могущественного псионика, пугающего даже поболее, чем иллитиды - таких он встречал хоть отбавляй. Не в главу клана наёмников, шутя переворачивающего любые правила и устои, которые ему не нравятся - этих тоже хватало более чем. Нет - в тёмного эльфа, в котором ещё остались добро, честь и благородство, не глянцево сверкающие заслуги народных героев, а добро, крадущееся в тени, приходящее будто бы случайно, выбирающее сторону как будто броском игральных костей, однако, всегда протягивающее руку там, где не стоит рассчитывать на награду, и где другой надежды ни у кого не осталось. Вот что взращивал в них Джарлакс - небезразличие. Брэган Д'Эрт возникали тенями на порогах и так же внезапно пропадали вновь. Киммуриэль тянул клан в сторону расчётливости и корысти, прекрасно понимая, что лидер не одобряет подобное. Когда Джарлакс пропал, псионик задавался вопросом, не такой ли чересчур прагматичный и бесчувственный подход стал одной из причин, по которым тот отстранился от дел. Правда, он бы не определил точно, до какой степени это предположение оказало влияние на его поведение, но это совершенно точно случилось. Возможно, немного запоздало, но как есть. Киммуриэль иногда сожалел, что уже не выведает у Джарлакса истину, да и тот не увидит его прогресс. Псионик не мог найти его нигде на Фаэруне. Джарлакс как сквозь землю провалился... ах, если бы! Под землёй чёртов Бэнр тоже не обнаружился. Киммуриэль готов был перетряхнуть весь Андердарк, но, увы, не помогло бы.

Полный отчаянной мольбы взгляд Ксана тогда переломил всё. И, хотя этот чудной лунный эльф не понимал ни величины ставок, ни даже их сути, он угадал безошибочно. Такое же решение наверняка принял бы Джарлакс, и, хотя Киммуриэль несколько раз пытался представить себе, что бы вышло, прими он предложение Серых Плащей - то, как всё получилось, нравилось ему больше. Клан угодил бы в липкие сети чужого заговора, им бы пользовались, как удобным оружием, а потом, когда бы необходимость в них исчерпалась, выбросили за ненадобностью. Ещё бы и подставили, чтобы избавиться от проблем, всем же известно, насколько дроу злопамятны.

- Не пожалеешь ли ты о том, что происходит сейчас? - всё же спросил псионик. - Ты уверен, что телесная близость не встанет между нами тем, что тебе не нравится вспоминать? Если ты сейчас хоть немного принуждаешь себя, чтобы угодить мне - давай прекратим.

Киммуриэль говорил это вполне серьёзно, при том, что одной рукой обнимал Ксана, а второй водил по его животу. Не всегда ведь изнасилование - когда жертва сопротивляется и кричит или плачет. Иногда себя заставляют для того, чтобы понравиться любимому, считая, что таков долг партнёра в отношениях. Иногда просто не знают, как отказать, чтобы не обидеть. Или же это на самом деле не нужно, однако, так выражается потребность в любви и внимании при отсутствии других известных способов таковые получить. Киммуриэль хотел убедиться, что Ксан знает, зачем идёт на это, представляет себе вероятные последствия и никогда не раскается в выборе.

Подпись автора

Ну, конечно же, его мнение о Ксане ничуть не испортится. Тот волновался, как будто они занимались не вполне житейским делом, обыденным для всех вокруг, а чем-то запретным и подсудным. Но в интимной близости не было ничего порочного или грязного - особенно в близости с возлюбленным. Киммуриэль не пользуется им для собственных утех, не заставляет заниматься этим против воли. Всё хорошо. Не от чего так густо краснеть и стыдиться. Они пара, и псионик, как бы ни претили ему лишние формальности и публичность, относился ко всему, что касалось Ксана, так серьёзно, что уже почти был готов предложить ему официальное обручение, и даже настоящую свадьбу, когда они окончательно разберутся и в Лускане, и в Эвереске. На Фаэруне полно клериков, готовых обвенчать любые пары, в том числе и одного пола. Лично Киммуриэль не видел в подобных условностях необходимости, но, если это придаст Ксану надёжности и опоры - пусть свершится.

Впрочем, даже если бы они вытворяли здесь что-то неприличное, бросающее вызов самим устоям общества и в высшей степени возмутительное, Киммуриэль бы не остановился, потому что на мнение посторонних ему было глубоко наплевать. Единственный, кто имел право решать, продолжат они или нет, и как именно продолжат - это Ксан. Тому достаточно было хотя бы взглядом или вздохом показать, что ему плохо, или что дальше он не готов, как Киммуриэль тут же бы всё прекратил.

Киммуриэль облизал пальцы и очень аккуратно, медленно проник внутрь. Сначала одним, но постепенно вводя другие - видя, что Ксан достаточно освоился. Псионик двигал ими осторожно, наблюдая за лицом любовника. Нормально ли ему, не передумал ли он. Киммуриэль старался быть бережным и ласковым. Таким же он и остался, когда перестал действовать пальцами и начал входить сам.

- Если тебе будет дискомфортно - прошу, не пытайся это скрыть, - прошептал псионик, останавливаясь там, внизу, чтобы Ксан привык к новому ощущению, и стараясь скрасить неизбежную для первого раза боль тёплым и чувственным поцелуем в губы. - Первый раз... всегда тяжелее. Я выбрал сон для того, чтобы ты попробовал, как это, не рискуя собственным телом там, в настоящем мире. Оно останется нетронутым, если ты решишь, что любовные ласки не для тебя, - ещё один поцелуй, в шею.

Договорив, псионик продолжил знакомить Ксана с тем, как именно происходит интимность между мужчинами. Киммуриэль продолжил целовать его, чтобы Ксан не смотрел туда, вниз, и не переживал, как бы ему провалиться сквозь землю. Когда долгое время спать с кем-то для тебя было чем-то средним между сакральным табу и предельно омерзительным, подобающим животным занятием - такие порывы возникают. Киммуриэль помнил - в юности он настолько презирал постельные игры, что даже без партнёра пытаться сделать приятно своему телу ему казалось зазорным. В результате он был не осведомлён ни в чём до полного абсурда, словно потустороннее создание с абсолютно другой физиологией, дивясь и дичась узнавать подробности.

- Но, если ты захочешь повторить в реальности, - прошептал Киммуриэль, уже не останавливаясь, - я найду самое красивое место, которое знаю, и приготовлюсь гораздо лучше. Ты заслуживаешь этого.

Пробовать Ксана одновременно и здесь, и там доставляло так много удовольствия, что Киммуриэль почти сразу понял - долго их первый акт не продлится. Он достигнет разрядки очень быстро. Не сказать, чтобы у псионика у самого опыта было так уж много, так что на самом деле он и сам был не до конца уверен в себе. И это заставляло его быть ещё заботливее, предупредительнее, тактичнее, трепетнее. Возможно, Киммуриэль мог позволить себе и больше напора, но он не решался. Такому сексу, куда откровенно вложили больше обожания и чувственного внимания, чем прямой страсти, больше подошло бы даже не определение "брать кого-то", а, скорее, "дарить другому себя".

Подпись автора

Киммуриэль смотрел на Ксана со всей сердечностью и теплом, на которые был способен. Обнаружить их в своей застывшей душе и измученном теле было вовсе не просто, но этот лунный эльф совершил такое чудо для него. И эта собственная внутренняя трансформация значила куда больше, чем все чудеса псионики, известные ему. Такое влияние невозможно спрогнозировать, игральные кости судьбы выпали на невозможную, даже немного пугающую удачу. Как в древней сказке про императора, так одарённого и богатством, и славой, и победами над любыми врагами, что это пугало гостей города и провидцев, предрекающих, что расплатиться за счастье придётся, и удар грянет страшный. Они предложили императору раздать часть его сокровищ беднякам и даже случайным прохожим на улицах его столицы, и тот сделал, как они велели, но сокровища все до последней монеты вернулись к нему обратно, и тогда прозорливые мудрецы горестно сказали, что он проклят и обречён. Спустя несколько лет пришли корабли другого государства и захватили всю страну, а самого императора убили на пороге его же дворца.

Но нет, у них всё будет хорошо, они заслужили светлое будущее. Тучи, что сейчас скрывают небосвод, разойдутся, и радость придёт на смену горю и отчаянию. Мрачные события постепенно забудутся, сотрутся новыми достижениями, и они выберут дальнейший путь вместе. Рука об руку.

Поцелуи Ксана были приятны, физическое недомогание никак не мешало наслаждаться ими. Наоброт, отчего-то так ощущалось лишь острее. Может быть, потому что на краю небытия, хотя и отдалившегося стараниями Аранель, но всё ещё поджидающего, острее становится сам вкус жизни.

- Я знаю всё, что ты хочешь сказать, родной мой, - Киммуриэль погладил любовника по щеке, успокаивая, показывая, что всё в порядке. - И я хочу сказать, что твои чувства взаимны, - теперь он сказал это гораздо увереннее, чем признавался в первый раз. - Но скажи мне, что и почему тебя так беспокоит? Не нужно таиться и подбирать слова, просто скажи как есть, я пойму.

Он и впрямь не думал, что Ксану было что скрывать или стоило осторожничать. В конце концов, любые проблемы всегда решаются своевременным обсуждением.

- Откуда в тебе столько страха быть отвергнутым и ненужным? Разве я дал тебе повод усомниться во мне? - уточнил псионик свой предыдущий вопрос.

Киммуриэль всем - выражением лица, взглядом, интонацией, - показывал, что Ксану нечего бояться, и вовсе незачем обмирать и смотреть затравленным оленёнком на обсуждение таких откровенных и сложных тем. Он от всей души желал успокоить его и дать ощущение надёжности, опоры, веры в себя.

Подпись автора