Сэнд устало потёр переносицу, отстраняясь от стола, заваленного пергаментами, испещрёнными чертежами, расчётами, заметками и схемами. Многие сломили бы ногу в этом изобилии магических формул, переплетающихся между собой, соединяющихся в единую стройную закономерность... впрочем, без какого-то определённого результата. Где-то был провал, которого Сэнд не замечал, чего-то недоставало. Бишоп определённо был жив, обладал тёплым и вполне настоящим человеческим телом, его сердце билось, он дышал, нуждался в пище и сне, как все нормальные смертные. Единственное отличие заключалось только в том, что следопыт не старел и не умирал. С тех пор, как его извлекли из Стены, он вообще не менялся, словно бы само время для него застыло, шокированное подобной дерзостью - тот, кто уже ушёл в посмертие, попал в Стену Неверующих, был возвращён на Материальный План как ни в чём не бывало. Человек, уже выброшенный этим миром, никому не пригодившийся, завершивший жизнь как предатель, получил свободу и новый шанс, в то время как множеству доблестных героев, да и умных талантливых злодеев, отнюдь так не повезло. Погибли Элани и Гробнар, упокоился Чёрный Гариус, так искавший величия, вечности, всемогущества. Бишоп не просил, не хотел, не мечтал о такой участи - но она досталась ему сама. Справедливо или нет - слепой случай не спрашивал.
Сэнд изучил всё, что было в книгохранилище Крепости. Всё, что уже содержалось там, когда они получили это место в качестве "награды за особые заслуги", и что приобрёл он сам на собственные деньги, получил в знак расположения от других знакомых магов либо в награду за услуги, или же выменял. Пусто, словно подобный случай был уникальным во всей истории. Никакими заклинаниями нельзя было достигнуть такого же эффекта на постоянной основе и так, чтобы на него не действовало разрушение магии, и также никакие известные Сэнду чары не позволяли это снять. Не то, чтобы Бишоп так уж рвался обратно умереть, но ведь важно понимать, как вообще теперь устроена твоя природа. А то вдруг, например, его теперь исцелять жреческими чарами нельзя. Может, раны сами будут заживать, потому что, раз избавившись от смерти, Бишоп ей больше неподвластен. Или, наоборот, заживать сами по себе перестанут вовсе, но вмешательство божественных сил лишь ухудшит положение, потому что Бишоп, например, отвержен всеми богами, и они расценят это как оскорбление им лично, а нужно вместо этого использовать простые народные средства, всякие там зелья, травяные припарки, экстракты и прочее в том же духе.
У Сэнда оставалось только одно известное место, где он ещё не проверял, и ему там вряд ли будут рады.
- Бишоп, - не здороваясь, Сэнд вошёл к следопыту и встал рядом с ним с тем самым видом, когда лучше не возражать - вся крепость уже знала, как выглядит всегда такой хладнокровный и сдержанный лунный эльф, когда чем-то загорается. - У меня к тебе дело. Мне нужно, чтобы ты поехал со мной в Лускан. Я должен попасть в Башню Братства Магов. Если где-то на Ториле и есть разгадка твоего случая, то у них. Однако, видишь ли, из-за множества недоразумений и неприятных моментов прошлого я не могу просто приехать и попросить аудиенции. Нам предстоит проникнуть в Башню тайно и позаимствовать сокровища их знаний без разрешения.
Он улыбался, как если бы предлагал не почти откровенное двойное самоубийство, а увлекательную авантюру, где победа гарантирована. Маг действительно хотел навестить место, с которым у него было связано столько воспоминаний, посмотреть, что и насколько изменилось. Нельзя сказать, чтобы его ненависть к Лускану улеглась, но прежде он чётко представлял себе облик врага, а теперь, спустя так много лет, с трудом понимал, что такое нынешний Город Парусов. Отсюда и отношение его к презираемому некогда городу изменилось, размылось, словно подёрнулось дымчатой пеленой. Сэнд отлично сознавал, что почти никто из живущих в Лускане на сегодняшний день его и близко не помнит, и даже сами трения Невервинтера и Лускана эпохи лорда Нашера для них лишь не слишком интересная история на страницах летописей, над которыми впору только зевать и засыпать. У него там не осталось настоящих врагов. Он даже, наверно, мог в любой момент вернуться в Братство, и его примут там как с чистого листа. Всё, что мешало Сэнду - это лояльность Райне и вера в то, что в Крепости он пока ещё нужнее. Он успеет и ещё через сто лет, когда из тех товарищей, что стояли с ним плечом к плечу против Короля Теней, не останется никого. Ну, разве что Келгар - благодаря долголетию дворфов. Но и через двести лет жизнь Сэнда не окончится и даже не приблизится к завершению, а из нынешних обитателей Крепости не останется и вовсе никого.
Он был эльфом. Для товарищества с представителями младших рас это всё равно что приговор - ты соглашаешься на дружбу или романтические отношения, изначально хорошо понимая, что похоронишь их всех, и при этом будешь ещё молодым. Но, как ни забавно и ни парадоксально, если то ли благословение, то ли проклятие Бишопа работало именно так, как Сэнд подозревал - они разделят долгожительство, и уже Бишоп похоронит его. Сэнд так хлопотал с ним, бывшим предателем, потому что Бишоп предатель и правда бывший - странно и удивительно думать, что та боль, разочарование, обида, злость, смятение, что испытывали все они, когда Бишоп заявил им, что меняет сторону, и что они, защитники Невервинтера, обречены, тоже стали давней историей, смягчившейся за прошедшее время и прекратившей мучительно саднить в груди. Бишоп сделался слишком своим. И мага волновала его судьба. Их, тех, кто помнил ту эпоху, осталось мало, и дорожить следовало каждым.