Киммуриэль чувствовал себя неуместным и попросту сующим нос в чужие дела. Все эти места, где он никогда не бывал, и незнакомые люди, загадочная поверхность, где тёмный эльф всё никак не мог освоиться, сколько бы лет ни прожил - поневоле возникало откровенное недоумение, как это удалось Дзирту До'Урдену или той же Виконии. Киммуриэлю было так же странно и неуютно, как в те времена, когда Джарлакс только-только вывел клан под солнечный свет и открытое небо. Псионик не понимал, зачем они так поступают и что ищут, зачем в эти чуждые дроу края так тянет их лидера. Не то, чтобы псионик боялся - эмоция, отнимающая способность мыслить здраво и правильно оценивать степень опасности и возможности её избежать, - но скучал невыносимо, а ещё его коробила необходимость столь плотного и частого общения с многочисленными иблис. Киммуриэль был вынужден считаться с теми, кого мог подчинить или убить, даже бровью не поведя. Это казалось ему омерзительным. Но тогда его направлял Джарлакс, а ещё с ним был Рай'ги. Киммуриэль предоставил им разбираться, а сам только следовал приказам, исполнял то, чего от него хотели - и делал свою работу безупречно. И, хотя он давно уже мог, а, главное, научился принимать подобные решения сам - всё ещё считал, что ему подобным не следует выходить из Андердарка. Там он знал каждое движение паутины и каждый камень, без проблем поворачивая всё вокруг к несомненной выгоде клана.

Клан больше сотни лет оставался единственным, что приковывало Киммуриэля к материальному миру, к жизни, к другим существам. Он был вынужден возвращаться в опостылевшую реальность, потому что не мог ослушаться Джарлакса и бросить их. Возможно, если бы не они, Киммуриэль давно бы уговорил иллитидов использовать его тело в качестве инкубатора для личинки. Или перешёл бы на абсолютно иной уровень бытия и восприятия, отринув и плоть, и память, и все смертные привязанности. Киммуриэль ничего не делал из интереса, он лишь поступал как полагается. Если освободить дух и разум от какой бы то ни было зависимости, даже необходимости обеспечивать физиологические запросы тела, если избавиться от ограничений, таких как время, расстояние, пространство, вещественность объектов и запрет на их изменение по собственному усмотрению - он сделается высшим созданием. Киммуриэль не метил в боги, он не уважал даже их и стремился превзойти. Боги, по сути, такие же игрушки мироздания, их собственных страстей и принципов. Даже злые боги - вечные пленники репутации, скованных ими же для самих себя цепей. Не в чем там видеть идеал.

Если бы он был воспитан хуже и симпатизировал Ксану меньше - псионик бы попросту тихо исчез, как только избавился от пленного мага. Киммуриэль не понимал, чего Ксан от него ждёт, и чувствовал, что навязывается, а лунный эльф справится сам. Ещё одной причиной, по которой он остался, было обещание поддержки. Такое опрометчивое, не похожее на него. Киммуриэль не привык так себя вести, каждое слово и движение было частью целого нового мира, о котором он никакого понятия не имел. Он отчётливо сознавал, что дом этот ему чужой, и что с Ксаном его, по сути, ничего не связывает. Киммуриэль вдруг особенно остро воспринял своё одиночество. У него не получалось привыкнуть. Псионик хорошо ориентировался только в тех вещах, что были устроены так же, как в Мензоберранзане. Корысть. Эгоизм. Желание устранить конкурентов любой ценой. Зависть. Трусость. Преимущество силы, власти и денег над всем остальным. Зато в чём бы то ни было ещё псионик смыслил не больше маленького неразумного эльфёнка.

Есть не хотелось. В сущности, ничего не хотелось, но Киммуриэль кивнул и присоединился к трапезе из вежливости. Он улыбался, ничем не выдавая истинных эмоций. Аккуратно подцепил вилкой кусочек мяса и отправил в рот. Медленно прожевал, как будто что-то тщательно изучая или беспокоясь, что еда не пойдёт ему на пользу. Вкусно? Да, пожалуй. Киммуриэль никогда не придавал значения подобным вещам. Оболочке требовалась пища, и он удовлетворял её запросы. Не более.

- Это и правда вкусно. Спасибо, - мягко сказал он. - Я не привык оставаться у кого-то в гостях так долго, - признался псионик. - Поэтому я не совсем понимаю, как себя вести. Не мог бы ты оговорить мне правила пребывания в твоём доме?

Киммуриэль пытался сделать так, чтобы ему было проще понять и принять происходящее. Он смотрел совершенно ясным, безмятежным, кротким взглядом и ждал ответа. Правила - это нормально. Правила есть у всех и всегда. И, когда он их услышит, ему станет легче.

Подпись автора

Наверно, так бы чувствовал себя бездомный эльфёнок, которого подобрали, накормили и обогрели. Киммуриэль давно был взрослым и даже чрезмерно самостоятельным - встречались в его жизни те, кто предпочёл бы, чтобы он хоть немного больше нуждался в других. Ему было неведомо это ощущение. Но теперь он не понимал, как себя вести, прислушиваясь к тактильным ощущениям и понимая, что они положительные. Ему хотелось пробовать больше, познавать совершенно неведомые стороны всё это время существовавшего совсем рядом, только руку протяни и отодвинь тонкую перегородку собственного отрицания, мира. Может быть, Киммуриэль нуждался в общении гораздо сильнее, чем желал бы признавать. В нормальном, живом общении. Он изолировал себя от мусорных, мешающих мыслей примитивного жвачного стада, интересующегося только где бы нажиться, с кем бы переспать или что бы сегодня вечером выпить такого покрепче. Немногие интересовались большим, но в сущности их амбиции сводились всё к тому же, лишь в гораздо большем масштабе. Завладеть не горстью золотых или каким-нибудь очередным артефактом, а целой страной. Затащить в постель не просто красотку, а великую волшебницу или принцессу невероятной красоты. Или принца, о вкусах не спорят, да и женщины с манией величия тоже встречались, взять хоть Квентл. Не дешёвого пойла в трактире налакаться, а вкусить лучшего и редчайшего вина Фаэруна. И чтобы служила тебе самая известная и устрашающая армия, и драконы были бы у тебя на посылках. Банально. Скучно. Приелось ещё в детстве. От сородичей Киммуриэля тошнило. Иблис и дартиир его научили ненавидеть так же, как и всех детей дроу. Псионик всегда чувствовал себя одиноко. Чувствовал, что такова единственная уготованная ему участь.

Рассказы Ксана ошарашили его, как и отношение этого чудного на всю голову лунного эльфа. Киммуриэль так дорожил им, потому что в этой упрямой голове не находил ничего из того, что привык видеть обычно. Что-то в Ксане напоминало молодого Джарлакса, каким псионик того запомнил - бьющая через край энергия, готовность сунуться в любую авантюру просто так, потому что может. Но Ксан был спокойнее, сдержаннее, не сводил с ума водоворотом внутреннего хаоса, не ослеплял мельтешением разноцветных огней своих мыслей.

- Ты говоришь о вещах, о которых я уже много лет как перестал задумываться. Большая часть перечисленного тобой перестала иметь для меня значение, - честно сказал Киммуриэль. - Я давно перестал обращать внимание на то, где и с кем я нахожусь, мне так долго приходилось смиряться, что это решает кто-то другой за меня, что постепенно я перестал возражать даже внутренне и теперь лишь оцениваю степень проблем, с которыми мне предстоит разбираться в том или ином месте. Я подстраиваюсь к любому окружению и любой погоде, веду себя так, как от меня ждут - благодаря чтению мыслей мне чаще всего не составляет труда понять, как именно.

Он сделал паузу, задумчиво глядя на огонь.

- Но меня крайне заинтересовало то, что ты рассказал об Эвереске. Если на свете ещё осталось место, способное научить меня чему-то, о чём я не имею никакого представления, то оно находится там.

Неудивительно, что Киммуриэль никогда не слышал о стране, где ещё владеют высокой магией и обучают псиоников. Он обладал обширнейшим багажом знаний, но ещё и был дроу - а, значит, сотнями лет пренебрегал изучением "низших рас", особенно наземных эльфов. Киммуриэль ещё помнил времена, когда даже разговаривать на всеобщем у них вызывало проблемы, потому что они с Рай'ги не хотели опускаться до использования этого "жалкого подобия речи", чтобы угодить иблис. Они более чем намеренно не торопились изучать язык поверхности, а ведь речь шла о том, что доступно всем. Эвереска же свои тайны наверняка оберегала.

-Эта школа псиоников, мне любопытно, на каких принципах она работает, ведь псионике невозможно научить, если у тебя нет дара. Некие основы доступны всем разумным созданиям, высокий интеллект и сильная вола, умение сосредотачиваться и погружаться внутрь себя, отринув всё земное как лишнее, отвлекающее и мешающее, тоже весьма способствуют постижению её таинств... Но нерождённые псионики никогда не пройдут дальше определённого порога, как бы ни старались. Дар же этот, насколько мне известно, редкий, поскольку за всю мою жизнь с момента гибели Дома Облодра я не встречал ни одного псионика среди простых смертных, не считая псионических рас вроде иллитидов и аболетов. Я слышал, что в ещё одном городе дроу существует второй Дом псиоников, но никогда не был там и не проверял, что с ним теперь. Кроме того, даже сам процесс обучения псионике отличается от того, что обычно подразумевают под этим словом. Мы не зубрим наизусть никакие формулы, не творим ритуалов и не делимся знаниями, как в учебных книгах. Суть постижения псионики состоит в понимании её принципов и превращении их в часть тебя. Поэтому я бы весьма не отказался узнать, где ваша Эвереска набрала столько псиоников, чтобы их хватило на целую школу. Если ты до сих пор не осознал, насколько это изменило мою жизнь, и как много значит для меня - то вот что скажу. Абсолютно уверенный, что на Фаэруне не существует больше достойных псиоников, я половину жизни провёл, общаясь с иллитидами и живя у них в Улье, перенимая их образ бытия, стиль мышления и привычки, чтобы они приняли меня как своего и согласились помогать. Только по той причине, что они являлись единственными известными мне псиониками... достаточно могущественными, чтобы им было, что показать мне нового, чего я бы ещё не умел. Бывало, что я не покидал Улей годами. И теперь ты фактически говоришь мне, что моя жертва была напрасной, и что моя беда в том, что я родился тёмным эльфом, иначе у меня всё могло бы сложиться по-другому. Признаться, в первый момент меня шокировало осознание, насколько пустую жизнь я вёл.

Киммуриэль замолчал, думая, что и так выдал слишком много. Можно было считать, что его прорвало - с прекрасно себя контролирующим дроу такое происходило редко. Но он не мог сохранять спокойствие, затрагивая эту болезненную для него тему. А ведь он не мог точно знать, так ли хороши псионики Эверески, чтобы тратить на них время, или же лучше так и оставаться с опасными и омерзительными во многом, но привычными иллитидами.

Подпись автора

Вот уж никогда Киммуриэль не ожидал, что его будут жалеть. Или, выражаясь иначе, сострадать. Он был непоколебимо уверен, что его ситуация гораздо лучше, чем у многих. Псионик не утверждал, что у него нет будущего, он лишь полагал, что направление течения его судьбы предопределено. Ксан правильно заметил, что все его предыдущие поступки шаг за шагом привели ко всему тому, что он имел сейчас - и что потерял. Наблюдал плоды трудов многих лет, и нечего от них открещиваться. Остаётся лишь принять с достоинством всходы всего, что посеял за столь долгое время. Что-то получилось удачно, другое Киммуриэль не простит себе никогда. Но всё принадлежит ему. Он не поступит как трус, убегающий от ответственности и недовольный его же отражением в зеркале.

- Улей иллитидов не настолько отвратительное место, как принято думать, - спокойно начал объяснять Киммуриэль. - Они высокоорганизованный и обладающий величайшей сокровищницей знаний народ. Несмотря на то, что на Фаэруне остались только жалкие осколки их величия - они обладают такими редкими артефактами и механизмами, что аналогов не сыскать нигде на Абейр-Ториле. Они могут поведать историю всей мультивселенной. Кроме того, у них странная для большинства простых смертных культура. Они пренебрегают даже собственной гибелью, для них она - нечто незначительное, а то и вовсе инструмент достижения цели. Я даже им немного завидую, потому что, как бы я ни старался убедить себя в обратном, я всё ещё боюсь умереть. Кроме того, они посвящают себя поиску высших истин, а я никогда не мог до конца отказаться от всего мирского.

Псионик говорил с явным увлечением, со знанием дела, было заметно, что, несмотря на все разногласия с проницателями сознания и на разницу в менталитете - он их искренне уважает, ценит полученный от них опыт. Учиться у иллитидов, несмотря на всю их чуждость и циничный прагматизм, Киммуриэль считал за честь. Они не хотели от него ничего лишнего. Не привязывались к нему. Не утешали тревоги. Не зависели от него, как и он - от них.

- Ты предлагаешь мне новую жизнь, даже начать с начала, как совершенно иная личность, осознавшая заблуждения и ошибки, если я захочу. А что будет с моим кланом? С теми, кто доверился мне? С Лусканом? Я не буду чувствовать себя спокойно, если найду убежище в Эвереске один, а они останутся... У меня есть долг, которым я не могу пренебречь. Кроме того, из твоих слов я сделал вывод, что твои соотечественники поставят мне условия, на которых я смогу войти. И ты даже не знаешь, какие. Как они поступят со мной, если я откажусь их выполнять? Ты точно уверен, что уже теперь не рассказал мне ничего лишнего?

Киммуриэль заглянул Ксану в глаза. Он не хотел добавлять тому проблем, неугомонного лунного эльфа и так рвались устранить слишком многие. И не мог найти причину, для чего так рисковать. Псионик отнюдь не бедствовал. Не находился в отчаянном положении. Не скрывался от правосудия. Он прекрасно существовал сам по себе до сих пор, и Последний Приют не был для него соломинкой, за которую хватается утопающий. Его вёл больше научный и практический интерес. Насколько он сможет расширить в Эвереске область своих способностей и умений? Что почерпнёт из новых знакомств? Какие доселе невообразимые для него предметы и ритуалы увидит? Ради подобного Киммуриэль был готов весьма и весьма на многое... но отнюдь не на всё.

Подпись автора

Ксан, видимо, недооценивал одержимость Киммуриэля псионическими знаниями. Если он попадёт туда - по доброй воле уже не покинет, забудет всё и вся, полностью окунувшись в таинства чистого волшебства разума. Впервые за последнюю сотню лет он встретил что-то настолько интересное для него лично, а не потому что ему навязал это Джарлакс, Громф или кто-нибудь ещё. Если всё получится - Киммуриэль, возможно, будет проводить свободное от дел клана время среди них, а не в Улье иллитидов. Несмотря на то, что проницатели сознания считались сильнейшими псиониками, Киммуриэль знал их слишком давно и хорошо, он отчаянно нуждался в чём-то свежем, незамыленном - ином взгляде на жизнь, другой системе ценностей, потому что не мог ограничить себя лишь одной стороной бытия, которую иллитиды представляли собой. Он получал истинное удовольствие исследователя, наблюдая, как множество самых разных красок играет в миллиардах граней мерцающего таинственным светом кристалла мироздания, преломляясь и выдавая удивительные результаты и невообразимые сочетания. Или, если угодно, это можно было сравнить с мозаикой из бессчётного числа мелких деталей, приобретающих значение, лишь если их сложить вместе в правильном порядке. А, может быть, колоссальное полотно, сотканное из немыслимо переплетающихся нитей, в каждой из которых заключена целая богатая история, только потяни за кончик.

Киммуриэль увидел впереди что-то, позволяющее ему зайти гораздо дальше, чем он мог когда-либо до сих пор. Он увидит себе подобных, теплокровных живых существ, а не монстров с осминожьими головами, но при этом разительно отличающихся от дроу. Не похожих не только на иллитидов, но и на представителей его бывшего Дома. Киммуриэль изучал не только псионику, но и её носителей, в более широком смысле - объектами изучения становились все, кого он когда-либо встречал. И не только разумные создания - любые места, которые он посещал, их традиции и уклад, культура, архитектура, общественный строй.

- Это вовсе не так, Ксан, не позволяй прискорбному заблуждению завладеть тобой, - тихо промолвил Киммуриэль, разворачивая к себе Ксана за плечо. - Наши разговоры никогда не казались мне скучными или напрасными. Поверь, мы бы не разговаривали, если бы это было не так. Ты даже представить себе не можешь, как много мне даёшь.

Он коснулся ладонью щеки лунного эльфа ласкающим жестом, осторожно приобнял второй рукой. Киммуриэль всегда избегал не только прикосновений, но и слишком короткой дистанции между собой и всеми остальными индивидами, предпочитая держаться наособицу. Одно лишь возникновение желания дотрагиваться стало для него внове. Веер тонких нюансов, открывающийся при таком близком взаимодействии, ускользал от него, и псионик не всегда умел отличить дружеское прикосновение от страстного или любовного, похоть от любви, любовь от влюблённости. Не то, чтобы для него это выглядело тёмным лесом, он вполне неплохо ориентировался, когда речь шла о других, но в себе самом испытывал сложности. Например, несмотря на то, что взаимодействия между ним и Рай'ги быстро перешли в область интимных, он долго не понимал, что с ним происходит, как всё это устроено, для чего нужно всё то утомляющее множество мелочей, из которых, как ему объясняли, и состоят отношения, а восприятие Киммуриэля необходимость помнить столько всего попросту перегружала.

- Надеюсь, это может выразить всю мою благодарность тебе и всё уважение. Прошу понять меня правильно, я не привык передавать эмоции через тактильный контакт, поэтому не вполне уверен в том, что делаю, но именно так поступить я сейчас чувствую необходимым.

Поцелуй вышел ещё более стеснительным, робким, но зато и куда нежнее, чем тогда, на улице. Киммуриэль закрыл глаза, полностью отдаваясь этим ощущениям. Он думал, что перед ним появятся образы из прошлого, но этого не случилось. Рай'ги был слишком другим - более напористым, пылким, его самоуверенности хватило бы на Киммуриэля с Ксаном обоих, вместе взятых, и сам бы он даже не заметил, что её поубавилось. Жрец никогда не сомневался в своём праве получить абсолютно всё, что захочет. Ксан как будто бы не до конца признавал за собой право коптить небо вообще, словно бы всем видом извиняясь за то, что до сих пор живёт и мозолит всем глаза. Перепутать или подменить впечатления от них было бы невозможно при всём желании. И псионик признал, что ему нравится целовать именно этого эльфа, а не воображать того кем-то другим. Нравится вкус его губ, его запах, тепло тела.

Подпись автора

Отдавало чем-то сюрреалистичным от этой вполне мирной ситуации, в которой две такие разные личности, выходцы из народов, обычно на дух друг друга не переносящих, сидели рядом, в обнимку, и весь остальной мир как будто вовсе не существовал. Непривычное ощущение, что не надо никуда спешить, и Фаэрун там, снаружи, не обрушится от того, что Киммуриэль позволит себе немного больше. Никто не появляется ни в чьей судьбе просто так, и нет на свете более лживого слова, чем "случайность". Киммуриэль мог не пощадить Ксана, как никогда и никого не жалел, ориентируясь только на принципы целесообразности и выгоды. Мог не отозваться на зов, сочтя, что тратить время и усилия на простого осведомителя - непозволительное расточительство. Мог ничего не предлагать и отказаться от общения. Для чего-то они встретились, зачем-то всё между ними получилось именно так. И, хотя Киммуриэль не отличался склонностью к фатализму, не очень-то верил в предначертание свыше и всю жизнь игнорировал и гнев богов, и их же милость - сейчас он был с неожиданной даже для него самого твёрдостью уверен, что всё идёт как должно.

- Я бы не определил твою необходимость для меня исключительно как пользу, - тихо сказал псионик. - Ты не похож ни на кого из тех, с кем я знаком. Уже очень давно никто не смотрел на меня так, как ты, и не думал обо мне так. Даже восхищались прежде совсем по иным причинам. Ты первый, кто впечатлился мной не как убийцей и разрушителем, но как спасителем и творцом. Мне хочется быть таким, как ты меня видишь. Ты чистый, невинный, открытый, как ребёнок... и скажи, не первый ли я, с кем ты целовался?

Неопытность Ксана и смущение каждый раз, как между ними происходило подобное, нравились Киммуриэлю. Ни принуждения, ни боли, ни грязных липких мыслей, похожих на слизней или червей, что через ходатайство псионика можно что-то получить, для этого нужно лишь правильно и ловко подольститься к нему. Ксан не просил от него даже того, на что имел полное право. Не пользовался им. Многие отдали бы целое состояние за возможность подобной власти, но Ксан обходился сам, и ему будто бы даже в голову не приходило, что у него под рукой личная армия... и тот, кому не составит труда узнать что угодно о ком угодно, кто ходит в чужие память и подсознание как к себе домой. Киммуриэль сожалел, что способен дать ему так мало. Ксану бы подошёл отнюдь не повидавший все сорта Ада, циничный и прожжённый дроу. Рядом с таким нетронутым чудом Киммуриэль ощущал себя грязным. Он никогда не рассматривал свои поступки как жестокость и преступления, но теперь он бы желал, чтобы всё это не числилось за ним, не волочилось мёртвым грузом. Он не герой с туго натянутой в груди звонкой струной обострённого чувства справедливости. Не отважный рыцарь, бросающийся в бой против многократно превосходящих орд зла с улыбкой истовой веры на губах. Он - ночная тварь, сотканная из теней и ненависти. И, когда Ксан зто поймёт - то ужаснётся. Легко принять, лишь выслушав слова. Обычный рассказ не производит того же впечатления. Ксан не наблюдал воочию за всем тем, что Киммуриэль вытворял, год за годом, снова и снова. Не сбился со счёта, хороня жертв. Не застывал под ледяным бездушным взглядом псионика. Киммуриэль не показал ему эту свою сторону, даже не приоткрыл, но тайное всегда становится явным.

Подпись автора

Многие считают, что нужно прощать другим ошибки детства и молодости, промахи и скотское поведение, если прошло много лет, личность повзрослела, изменилась и сама стыдится содеянного когда-то. В конце концов, никто не идеален, и, если не быть друг к другу снисходительными, терпеливыми и милосердными, можно вовсе не знакомиться и не начинать никакие отношения. Находиться в этом мире стало бы невыносимо, если бы разумные создания не находили способы преодолеть свои недостатки, жить дальше, стать кем-то лучшим. Да, исправления требуют огромной работы над собой, и получается не у всех, но подобное вполне возможно, если действительно хотеть.

Вот только для Киммуриэля срок давности преступления отсутствовал как понятие априори. Иначе он не смог бы столько десятков лет ненавидеть Дом Бэнр, хотя истинная виновница трагедии, что произошла с его Домом, Ивоннель Вечная, давно умерла, многие другие были не очень-то при делах, и немало ныне живущих представителей Бэнров родились уже после гибели Облодра. Киммуриэль не делал исключения ни для кого. Он из тех, кто, выбирая кого-то врагом, проклинает "вас, и всю родню вашу, и всех знакомых, и всех сочувствующих вам, и потомков вплоть до полного угасания вашего рода". Такое понятие, как прощение, было, как казалось абсолютно всем, кто хоть немного изучил характер псионика, ему неведомо, и доселе только два индивида во всём мире знали, что Киммуриэль вообще на это способен - Джарлакс и Рай'ги.

- Этот солнечный эльф... Я уже видел его, - тяжело и глухо сказал Киммуриэль. - Я не знаю, извинился ли он перед тобой, но величайшее заблуждение - верить, что слов достаточно после таких поступков.

Пальцы псионика с нежностью прошлись по щеке Ксана. Киммуриэль смотрел на него очень серьёзно, даже сурово.

- Он унизил тебя при других. Причинил тебе боль. В наших Академиях за такое выпускают всю кровь до последней капли на том же месте, где подобное произошло бы.

Он вспомнил. Отчётливо и ярко. Нет, самого Киммуриэля насильно не целовали, даже не прикасались, выродок Облодра был для них чем-то настолько невыносимо тошнотворным, что они старались избегать задевать его даже случайно. Вокруг Киммуриэля всегда было некоторое запретное пространство. Мёртвая зона, словно незримая разделительная черта.

Но некоторые всё же не могли удержаться от того, чтобы хоть изредка поддеть его. Говорили, что он тощий, как нерадивый раб, не способный трудиться даже для того, чтобы получить еду. Что похож на конструкт, и спрашивали, не голем ли он, оживлённый К'йорл Одран, чтобы дурачить отпрысков благородных семей и выставлять их дураками. Что у него нет личности, и они не понимают, зачем вообще тратят время, обращаясь к нему, мол, осмысленнее беседовать с камнями. А, поскольку Матрона ему запретила поддерживать какие бы то ни было конфликты, привлекать внимание и выдавать истинную силу дара, Киммуриэль терпел до последнего. Притворялся, играл чуждую и противную ему роль.

А потом из очередного патруля вернулся только Киммуриэль. Сказал, что их растерзали подземные твари, умолчав о собственной злой радости, когда мага, смешно и нелепо размахивавшего руками в тщетных стараниях использовать хоть какое-то заклинание, перекусили пополам, а орущего во всю глотку плута куда-то поволокли, опутав длинными и тонкими чёрными щупальцами, покрытыми крохотными присосками, через которые тварь и питалась, постепенно высасывая добычу.

Впрочем, двое из его обидчиков в ту группу не вошли, и с ними псионик разобрался отдельно.

Мечника он спровоцировал на нападение, принял на кинетический щит под сотню ударов мечом, а потом вернул все разом и с удовольствием наблюдал, как тело несчастного чуть ли не в буквальном смысле разодрало в клочья.

Ещё была жрица. Киммуриэль незримо следил за ней, когда она молилась Ллос, и, осторожно, неощутимо для неё, вторгаясь в разум, делал так, чтобы её воззвания к богине оставались без ответа. Превращал её страстные речи в обычные слова, не имеющие никакой силы. Жрица, раз за разом не получая никакого отклика, а, следовательно, и новых священных заклинаний, вообразила, будто Ллос отвернулась от неё, и спустя месяц бесплодных попыток больше не смогла этого выносить и покончила с собой.

- Хочешь, я разыщу это ничтожество и прекращу его существование навсегда, и ни один жрец не сможет его воскресить? Мне под силу сделать так, чтобы он исчез бесследно.

Киммуриэль спросил это самым преданным, самым искренним тоном, какой был ему доступен. Псионик смотрел на Ксана глазами того, кто готов на всё ради него, достаточно лишь любому пожеланию слететь с языка или просто мелькнуть в мыслях.

Подпись автора

Киммуриэль улыбнулся. Не позволяя Ксану убрать руку, поднёс её к губам и почтительно поцеловал тыльную сторону ладони. Словно какую-то клятву приносил, объявлял себя вассалом. Конечно, он ничего подобного не имел в виду, но каждое движение выглядело настолько торжественно, что иного впечатления не возникало. Светлая до бледности кожа Ксана разительно контрастировала с чернотой дроу, всё ещё казалось, что Киммуриэль вот-вот запятнает этот удивительный, нездешний, почти сакральный оттенок, как если бы перед ним был ангел в облике эльфа, и душа Ксана погибнет, словно бабочка в тенётах.

Псионику чудилось, будто Ксан сияет изнутри. Так странно. Он не видел в лунном эльфе ничего из того, к чему привык. В том, кто смог поверить в дроу, настолько испорченного, что его ненавидел даже собственный народ, ещё непримиримее, чем илитиири в целом не выносят друг друга. Даже среди них Киммуриэль был изгоем. Иллитиды приняли его, потому что столь жалкие мирские условности ничуть их не волновали. Им хватало того, что ему под силу использовать дар наравне с ними, в остальном ему позволялось быть каким угодно. Трусом, предателем, преступником, лжецом, или же великим героем. Проницателям разума всё равно. Но Ксан был не таков. Он так относился к Киммуриэлю не из безразличия к личности, напротив - он нашёл в этой личности что-то, что можно любить.

- Полагаю, лунный клинок чувствует в тебе то же, что привлекло и меня. Я не ошибаюсь в оценке других. В тебе есть нечто особенное, притягательное, необъяснимое, - задумчиво сказал псионик. - Иногда ты кажешься мне небожителем, который спустился из Верхних Планов для того, чтобы спасти мою заблудшую душу. С самого начала нашего знакомства я догадывался, что ты гораздо лучше меня, и теперь я окончательно убедился в этом.

Под "лучше" Киммуриэль не имел в виду всё, что обычно - умнее, сильнее, талантливее, красивее. В данном смысле Ксан был просто слишком другим. Псионик же подразумевал, что морально Ксан стоит настолько выше него, что ему, возможно, до конца жизни не взобраться на эту непреодолимую гору. Это могло бы довести до отчаяния кого-то другого, но и такая эмоция Киммуриэлю не была свойственна. Он по-настоящему надеялся, что, даже когда Ксан осознает всю правду, и его влюблённость развеется, как дым по ветру, как улетающие лепестки вишен - то позволит хотя бы служить ему.

- Как пожелаете, ваше величество. Ваша доброта обезоруживает меня, - по лицу Киммуриэля было невозможно понять или хотя бы предположить, шутит он или действительно будет теперь относиться к Ксану так, словно перед ним венценосная особа. - Но я прихожу к выводу, что на сегодня достаточно разговоров. Я вижу, что вы измучены и нуждаетесь в отдыхе. Необходимо ли вам моё активное содействие, чтобы лечь в постель, или мне следует деликатно отойти?

Из ответа Ксана псионик логически вывел, что о чём-то большем и говорить не стоит. Скорее всего, у Ксана не было вовсе никакого опыта в отношениях. Куда там - с него вполне станется стесняться раздеться в чьём-то присутствии. И, хотя он не был дроу с их непрекращающимися приступами паранойи, спать, когда кто-то рядом, Ксану, возможно, тоже было непросто. Разумеется, вынужденные ситуации вроде совместных странствий и относительно небольшого по площади лагеря, какой обычно разбивают путешественники, не в счёт. Там просто нет выбора, и, если не хочешь подвести всю группу, тебе нужно отдыхать хоть иногда.

В данном случае Киммуриэль ничего особенного не имел в виду. Даже если бы он нашёл гармонию со своими эмоциями, воспоминаниями о прошлом, проблемами в настоящем и предполагаемым ворохом забот и хлопот в будущем, и решил бы, что может позволить себе сблизиться с Ксаном больше, чем как с другом - сейчас он что-то интимнее, чем уже произошло, расценил бы как "чересчур рано". Киммуриэль порой был чопорным педантом даже в отношениях. Это Рай'ги мог сократить дистанцию за час, чем, собственно, и растопил сердце никого прежде не подпускавшего псионика. А в их с Ксаном случае оба, судя по всему, отличались неспешностью и обстоятельностью.

Подпись автора

Когда Ксан вышел, Киммуриэль прошёлся до книжных полок и, проведя по корешкам подушечкой пальца, втайне удивляясь, что не чувствует никаких смертоносных или по меньшей мере способных парализовать неосторожного гостя заклинаний вокруг них, выбрал одну, потолще. Фолиант был толстым, чуть ли не в оба сложенных вместе запястья дроу, и казалось, что размером почти что в треть его роста. Сторонний наблюдатель бы, пожалуй, решил, что удивительно, почему Киммуриэль держал эту книгу с той же лёгкостью, как тонкую лёгкую брошюру о лучших трактирах Берега Мечей, по три строчки на каждый и только по крупным городам. Книга повествовала об эволюции магии с древних времён до нынешних дней, затрагивая, конечно, такие катаклизмы, как Смутное Время и Колдовской Мор. Киммуриэль не был магом и арканным искусством не интересовался, но стиль книги и обстоятельность автора пришлись ему по душе, и он не замечал, как шло время, пока различать текст на страницах не стало невозможно. Дроу видели в темноте, но, чтобы читать, им требовались свечи, шары волшебной иллюминации или фосфоресцирующие кристаллы. Момент был весьма занимательным, так как исследование коснулось Братства Магов, и Киммуриэль получил возможность оценить, насколько рассказчик солгал здесь, а, следовательно, и во всём остальном, потому что, по его убеждению, кто позволяет себе вольность в одном - делает то же самое во всём. Некий враль и фантазёр Волотамп Геддарм, например, весьма грешил. Псионик вздохнул, закрыл книгу и оставил её лежать у себя на коленях, поглядывая то в окно, то туда, куда ушёл Ксан.

Наконец это бледное привидение во всём белом предстало перед ним. Киммуриэль улыбнулся, но тут же отвёл взгляд - догадывался, как выглядят в темноте при столь жалком освещении его горящие алые глаза, чёрная кожа и эта улыбка. В очередной раз Киммуриэль почувствовал себя здесь лишним. Монстром из Андердарка, тварью, что всё портит, достаточно лишь его присутствия.

- Спасибо, - кивнул псионик. - Я воспользуюсь вашим гостеприимным и любезным предложением, мой король. Я надеюсь, что не обременю вас. Хорошего вам отдыха, - поднявшись с кресла, он изысканно поклонился, как и полагается благовоспитанному представителю благородного Дома. Правда, так кланялись Верховным Матерям, не дартиир.

Ему явно доставляло отдельное удовольствие обращаться к Ксану так. То ли он подшучивал, то ли действительно воспринимал лунного эльфа как некоронованного правителя - оставалось неизвестным.

Киммуриэль положил книгу на стол, использовав удобно прикреплённую к ней плетёную закладку, и исчез - чтобы забрать некоторые вещи из собственного гардероба. Конечно, это были чёрно-красные вещи - рубашка с тремя пуговицами у воротника в виде крохотных ониксовых паучков с рубиновыми глазками и свободные штаны. На спине и плечах был вышит тонкими красными нитями паутинный узор. Но, конечно, надел он этот наряд только после купания. Не менее десяти минут Киммуриэль потратил на то, чтобы уложить волосы настолько безупречно, как ему нравилось.

Он вернулся в комнату, снова устроился в кресле, закинув ногу на ногу, и при мерцающем свете оставленной Ксаном свечи продолжил чтение, целиком погружаясь в повествование.

Подпись автора

Ложиться в постель рядом с Ксаном было неприлично, попросту неприемлемо. Киммуриэль, возможно, воспринимал это совершенно не так же, как лунный эльф. Что-то более интимное, более личное. Вынужденно, например, если приходилось путешествовать на корабле в ограниченном пространстве каюты с кем-то, потому что разные им не сочли нужным выделить, он мог погружаться в Дремление в чужом близком присутствии, даже лечь на одну постель. Но сейчас такой необходимости псионик не видел. Слишком уж приглашение напоминало другие дни и другие ситуации. Ксан был ему дорог, интересен, очень нравился, но пока не настолько, чтобы переступить этот внутренний запрет. Киммуриэль слишком отчётливо представлял себе, как бы скривился Рай'ги, если бы узнал, что его бывший любовник теперь делит ложе с дартиир. Даже если никакого особенного подтекста в этом нет. То, чему Киммуриэль научился благодаря ему, что принадлежало только им двоим, вскоре, возможно, включит третьего. И, безусловно, жрец бы неумолимо сказал бы, что третий тут лишний, пусть сам Киммуриэль и думал бы иначе. Да, Рай'ги был давно мёртв, точно и бесповоротно, и да, Ллос не вернёт его, и он никогда не увидит того, что происходит здесь, между ними - но слишком уж отдавало изменой. Если бы только Киммуриэль похоронил свои чувства к жрецу вместе с самим жрецом - было бы легче. Что-то приходило к нему, что-то другое, не заменяло, но, пожалуй, могло бы встать вровень... однако, не так быстро.

Ксан, конечно же, вовсе не имел в виду ничего подобного, Киммуриэль понимал, что проблема заключена лишь в нём самом, в его восприятии, но пока не знал, что с ней делать. Было бы проще, если бы их разлучила не смерть, а расстались бы они из-за угасания влечения. И если бы произошедшее кровоточило до сих пор незажившим шрамом, травмой, что не исчезала вот уже больше сотни лет.

И, кроме того, если мыслить здраво, Киммуриэль годился Ксану в отцы. Судя же по тому, что лунный эльф поведал ему о настоящих родителях - с обоими не повезло. Псионик мог дать ему ту заботу и то отношение, которого они Ксана незаслуженно лишили. И Киммуриэль пока не определился с тем, какого рода его симпатия к этому магу. Он много лет избегал абсолютно любых форм привязанности к кому или чему бы то ни было. Ему было необходимо, чтобы всё происходило постепенно. Однозначно, они не будут просто лежать рядом, как два бревна в лесу. Захочется прикасаться, а потом - большего и большего. Киммуриэль желал бы, чтобы им, если они когда-либо придут к тому, что являются парой, не сделалось мучительно неловко и стыдно ни за что, происходившее ранее. Чтобы всё случилось осознанно и с полным принятием любых последствий.

- Я не нуждаюсь в отдыхе. Моё тело не будет способно на усталость, пока я осознанно не разрешу ему. Я могу полностью восстановить всю растраченную энергию концентрированным продолжительным усилием воли. Мне доводилось не спать месяцы, пока я существовал в Улье иллитидов. Я не мог доверять им достаточно, поскольку каждая секунда пребывания в Улье - непрекращающийся поединок разумов, - вполне честно сказал Киммуриэль. Это было правдой, хотя причина отказа и заключалась в другом. - Не обращай на моё присутствие, пожалуйста, внимания, отдыхай так, словно меня здесь нет.

И, словно подкрепляя слова действием, Киммуриэль растворился в воздухе, сначала приобретя сходство с бесплотной тенью, а затем и вовсе исчезнув. Он всё ещё находился в комнате и прекрасно видел Ксана, но знал, что Ксан не видит и не чувствует его, и даже наощупь не найдёт.

- А, если ты не будешь спать, - строго заговорил псионик прямо в голове у Ксана, - то я усыплю тебя сам прежде, чем ты попытаешься встать с кровати.

Для Киммуриэля это являлось своеобразной стороной заботы. Он привык вольно поступать с теми, кто позволял ему подобное.

Подпись автора