Как хорошо отлаженный механизм, клан жил своей жизнью, и зачастую личное присутствие Киммуриэля требовалось не больше, чем надзор Джарлакса. Каждый знал, чем должен заниматься, и к чему им надлежит стремиться. Чётко понимал своё место, знал обязанности, применял таланты по назначению. Киммуриэль принимал решения от имени всего клана, подписывал договоры, перераспределял ресурсы, назначал лейтенантов. И регулярно с завидной дотошностью заполнял отчётности для Джарлакса.

Киммуриэль не имел понятия, получили ли благодарность жрицы, помогавшие спасённым рабам, но сам он ничего подобного от них, конечно же, так и не услышал. Впрочем, почти сразу он перестал об этом думать.

Несколько эльфов и одна девушка-человек остались в клане. Но не как агенты, а как пациенты псионика. Их рассудок был слишком повреждён, чтобы отпустить их на поверхность в таком виде. Киммуриэль сам настоял на том, чтобы они остались, заверяя, что может всё исправить, если дать ему время. Эти невольники полностью утратили способность говорить, и даже образы, которыми несчастные мыслили, представляли собой кашу воспалённых ассоциаций и чудовищных воспоминаний. Киммуриэль обжигался, проникая в их головы, его самого как будто мучили вместе с ними, он проживал всё это раз за разом... пытаясь бороться за личность и рассудок каждого из них.

Киммуриэль бесплотной размытой фигурой скользил по пульсирующей багровой клоаке, напоминающей вывернутые наизнанку внутренности, которым неведомой магией придали сходство с гуманоидами, как дьяволы гротескно напоминают людей. Эти существа то ли дрались, то ли совершали соитие - беспорядочно, все со всеми, одновременно перетекая друг в друга. Сосредоточившись, Киммуриэль попытался направленной, будто взмах клинка, волей рассечь этот Ад, но тот сопротивлялся - внушение псионика не причинило ему вреда. Мешанина глумливо расхохоталась, утробно и жутко, по ней перекатывались омерзительные волны. Тогда Киммуриэль попытался вспомнить что-то хорошее, светлое и доброе. Найти в себе то самое чувство, что подарил ему Ксан - что для каждого в этом мире ещё не всё потеряно, если не сдаваться, что жизнь имеет вовсе не единственную сторону, даже если ты успел поверить в её пустоту и беспросветность. Разум девушки был в таком плачевном состоянии, что отказывался верить - и псионику пришлось наполнить его ослепительным, как заклинание "Вспышка солнца", светом, льющимся из его собственной души. Хотя, казалось бы, откуда бы такому взяться в ней. Но с некоторых пор Киммуриэль пересмотрел многое в своём прежнем существовании и во взглядах на реальность. Свет раскрывал истинную, прежнюю суть этого воображаемого места, очищал её.

Когда Киммуриэль вернулся, то обнаружил, что девушка впервые очнулась от апатии. Она всё ещё оставалась разбитой, и ему предстояло множество визитов в её комнату, чтобы вернуть ей хоть немного веры в свои силы. Жрица, назначенная присматривать за гостьей, заново покажет ей, как совершать элементарные действия, чтобы позаботиться о себе.

***

Призыв Ксана застал его в минуту медитации. Сперва псионик всполошился так, что явился прежде, чем успел разобраться, что происходит, или понять - Ксан не зовёт его так же, как было при опасности, теперь его тон звучал куда скромнее. Киммуриэль возник посреди комнаты, готовый дать отпор чему угодно, и огляделся по сторонам.

- Что случилось? - он прямо посмотрел Ксану в глаза, не обнаружив никакой прямой угрозы.

И только после этого увидел сервированный стол.

- Ты серьёзно? - почти изумлённо, немного растерянно и как-то польщённо спросил Киммуриэль. Поколебавшись пару секунд, он всё-таки неуверенно и осторожно улыбнулся.

Он и не помнил, звал ли его хоть кто-нибудь вот так запросто. Псионик всякий раз, безусловно, был необходим для каких-то важных свершений, на него смотрели как на того, кто способен вот прямо сейчас всех выручить и спасти положение, ухитряясь совмещать это с отвращением, как при виде иллитида. А просто чтобы провести с ним свободное время - нет, никогда. Ему оставалось совершенно невдомёк, как себя вести. Не отказываться же, Ксан проявил к нему внимание и расположение.

Подпись автора

Киммуриэль медленно, настороженно и как-то почти беззащитно покачал головой. Нет, Ксан не помешал ему, дело было не в этом. Как во сне, оборвать который нет возможности, он сел за стол и взял чашку, не спеша отпить. Казалось, он занимает чьё-то место. Что Ксан его спутал с другим. Не бывает такого, чтобы для него предназначались эти приветливость и гостеприимство, чтобы на него смотрели так, будто он долгожданен и желанен, и его угощают, потому что он наконец-то из долгого странствия вернулся домой. Такие вещи обычно встречали Дзирта, даже Джарлакса или Закнафейна, но не Киммуриэля. Многим не нравился Громф, древний архимаг Мензоберранзана, его подозревали в двойной игре в пользу дроу и Дома Бэнр, у него, в конце концов, был просто дурной характер в сочетании с мощнейшей магией... но и Громф был ко двору и более уместен, чем псионик Облодра. Он не был зван на праздники, ему не выражали признательность, как будто Киммуриэль был просто инструментом, и, когда псионик выполнял своё очередное задание, то о нём предпочитали забыть до следующего раза, благо он не горел желанием общаться и быстро исчезал сам.

Ксан вёл себя непонятно. Загадочно. Не то, чтобы из-за этого с ним становилось неуютно, просто псионик не имел ни малейшего понятия, как реагировать на весь спектр эмоций, направленных на него - эмоций, которых ему отродясь не доставалось. Рай'ги дорожил им, Джарлакс ценил его, но их отношение отличалось от того, как смотрел на него и говорил с ним Ксан.

- Скажи, Ксан, ты действительно спрашиваешь, что мне нравится? Обычно это не имеет никакого значения. Я принимаю пищу, чтобы продолжать существовать, о её вкусе я не задумываюсь, это ни к чему, - сказал Киммуриэль.

Он сделал глоток, искренне стараясь распробовать напиток, чтобы угодить хозяину дома.

- Вкусно, - кивнул псионик, и его взгляд просиял теплом. - Но тебе не стоило утруждаться для меня. Я не ждал ничего подобного. Ты чересчур хорошего мнения обо мне.

Киммуриэль аккуратно отставил чашку. Как сокровище, которого не достоин. Он всё же не сумел избавиться от впечатления, что лишний здесь, в этой комнате. Не потому что надо спешить по плану, расписанному на недели вперёд, и не оттого, что его где-то ещё ждут. Нет, просто, чем больше Ксан говорил - тем неуютнее становилось псионику.

- Тебе не приходило в голову, что мои поступки могли быть продиктованы не каким-то внутренним кодексом чести, не заботой о других, а сиюминутной прихотью? Я сделал это, потому что мог. Почему ты решил, что во мне есть какой-то порыв останавливать зло или исправлять несправедливость? Что тебя надоумило, что я всегда так себя веду? Что, если, когда ты меня не видишь, я жгу дотла деревни и поставляю жертвы Матронам Матерям? Может быть, мне уже просто скучно жить настолько, что понятия добра и зла стёрлись для меня совсем, и я делаю выбор просто так, в зависимости от того, к чему сейчас душа лежит. Мне не приносят удовлетворения ни подвиги, ни преступления, я пустой внутри, просто не останавливаюсь по привычке... и потому что не тороплюсь в Стену Неверующих. Чем раньше ты перестанешь видеть во мне идеал и превозносить - тем лучше.

О, да, Киммуриэль прекрасно понял, какие чувства к нему испытывал Ксан, но и что же с того? Тот восхищался вымышленным двойником псионика, кем-то добрым, светлым - и не имеющим к нему никакого отношения. Ни малейшего. Киммуриэль предпочитал не доверять так быстро и спонтанно возникающей влюблённости, он и любовь-то считал ограничивающей, обременяющей слабостью, помня, как больно она бьёт, как тяжело и надолго ранит, как не позволяет выполнять что должно, отвлекая на себя, и как потом рана от вырванной с корнем привязанности не зарастает и за сотню лет. Он не рискнёт отдаться ей вновь, когда под ним столь шаткая опора. Ксан его идеализирует, а это значит, что рано или поздно столкнётся с разочарованием - ни одно живое создание в полной мере не способно соответствовать своему безупречному образу. И, когда Ксан скажет, что иначе себе всё представлял, что он погорячился и сожалеет об этом - псионик получит новую порцию страдания.

Подпись автора

Киммуриэль потянулся, не ладонью, но чистым разумом, для него не составляло большой разницы, а, если Ксан не сдерживал омерзения от проникновения псионики в его голову, а выказывал доверие и живое любопытство, то данный способ контакта был для него предпочтительнее. Волна была успокаивающей, ободряющей - всё в порядке, всё хорошо, тебе не нужно так переживать, просто расслабься и веди себя естественно, ты это ты, я принимаю тебя таким, какой ты есть. Киммуриэль старался не давить слишком, чтобы не повлиять на психику Ксана сверх меры, пусть и с наилучшими намерениями.

- Тогда позволь, я расскажу тебе ещё кое-что, - мягко сказал он.

Пожалуй, теперь ему удастся и правда наслаждаться чаем и пирожными. Комок в горле пропал, напряжённые нервы перестали звенеть, будто перетянутые струны.

- Когда Брэган Д'Эрт распространил своё влияние на поверхность по воле Джарлакса... Теперь я понимаю, что, возможно, он хотел бы показать нам всем сияющий свет и огромный разнообразный мир, полный красок и оттенков, ни один из которых не был в полной мере ни благим, ни дурным. Но методы, которыми мы занимали место на поверхности, нельзя назвать добрыми. Создавая сеть агентуры, мы запугивали, шантажировали и убивали. Мы захватили гильдию в Калимпорте и управляли ею из теней. Впрочем, у нас не было большого выбора, если мы хотели закрепиться на позициях, нам следовало сразу поставить себя так, чтобы все конкуренты подумали сотню раз, прежде чем связаться с нами. Тогда мы вели себя не лучше Зентарим.

Картины прошлого вставали как живые. Джарлакс, способный менять приказы по десять раз на дню. Шарлотта, марионетка дроу, остающаяся, тем не менее, во многом себе на уме - пока, увы для неё, не совершила глупость и в результате не погибла. Высокомерный абрис Рай'ги, перешагивающего через трупы с той же лёгкостью, как через поленья. Мрачный и не желающий жить, но перед смертью рвущийся забрать побольше тех, кого он обвинял во всех своих бедах, Артемис Энтрери.

- У меня не было никакого особенного отношения к происходящему. Я просто выполнял то, что от меня требовалось. И действительно привык в равной степени и спасать, и проливать кровь. Мне не задавали вопросов, хочу ли я, согласен ли я... и, приученный в Мензоберранзане к послушанию вышестоящим, я даже не думал возражать. Потом того, кого я любил больше жизни, не стало, и я принял решение увести Брэган Д'Эрт обратно в Андердарк. В город, где каждая жрица с наслаждением вырезала бы мне сердце, и о котором мне нечего было вспомнить хорошего. Мне было всё равно, я просто не мог видеть светлый подлунный мир, ведь он забрал у меня Рай'ги и продолжал существовать как ни в чём не бывало. Пожалуй, я не хотел жить. Я выдержал только потому, что родился дроу. Мы не привыкли позволять себя убить просто так. Вместо любви, дружбы и семьи у меня осталась только ненависть. Глубокая, удушающая днём и ночью, что сливались в Мензоберранзане в одно, всепоглощающая. Она превратилась в мою движущую силу и источник вдохновения. Я решил выжить, чтобы не радовать врагов - и клана, и моих личных.

Это было тяжело. Прозябание во тьме, потакание Матронам, которых псионик в гробу видал. Он опускался на дно, и никто этого не замечал. Киммуриэль ведь не терпел вмешательства, он всегда преподносил себя как целиком самодостаточного, гордо и упрямо выбирал судьбу. Нет, не так - прокладывал её, как дорогу в нехоженой чаще.

- Возможно, таково было влияние Джарлакса, а, может быть, того, что реальность вокруг меня постоянно преподносила что-то новое и неожиданное. Но постепенно я стал спасать чаще, чем убивать. И порой, когда мне удавалось сохранить кому-то жизнь или вылечить рассудок благодаря моему дару, я задумывался, удалось ли бы мне исцелить безумие Рай'ги, что привело его к трагическому финалу, если бы умел подобное тогда. Такие мысли всегда бесплодны, и я пресекал их. Я смирился с его утратой, но так и не оправился. Он был единственным, кроме Джарлакса и вот теперь тебя, кто заботился обо мне и смотрел как на личность, а не способ достижения каких-то своих целей... или вообще так, будто я отродье иллитида.

Киммуриэль вздохнул, покачал головой и вернул на стол пустую чашку.

- Я хочу, чтобы ты перестал считать себя бесполезным. Мне было бы приятно видеть, что ты осознаёшь, как много сделал для меня. Я - нынешний лидер Брэган Д'Эрт, Джарлакс всё чаще отходит от дел. И я рассуждаю в категориях пользы и вреда. Мёртвые чаще всего являются напрасными тратами ресурса, которым они владели, будь то знания или навыки, если это не вынужденные жертвы ради определённого результата, например, когда в любом случае кто-то бы погиб, и лучше заранее позаботиться о том, чтобы потери были как можно меньшие. Но ты, конечно, можешь сказать, что у меня очень шаткие гарантии того, что спасённые когда-либо вернут мне долг. Знаешь, о большинстве я вовсе забываю. Кроме того, я порой прихожу на помощь сам или привожу клан, заранее не ожидая никакой отдачи, потому что мне известно - заплатить нам им будет нечем.

Киммуриэль вспомнил все эти бесчисленные авантюры Джарлакса, траты на которые значительно превышали приобретения. Он выручал Дзирта, Далию, Артемиса Энтрери, не желая ничего взамен и понимая, что останется для них чужим - хотя в этом, впрочем, ошибся. Он действительно испытывал раздражение, узнав, что Громф не собирается оказывать поддержку Лускану или дворфам Гонтлгрима, закрыв столь насущно необходимые порталы и запечатав Башню Магов, а снаружи хоть трава не расти. Псионик не собирался покидать Город Парусов, отдавая тот на растерзание, ведь от демона в человеческом обличье вряд ли стоило ждать чего-то хорошего для обывателей. Бросить всё и всех, конечно, было бы проще и дешевле. И уж подавно куда менее рискованно. Брэган Д'Эрт мог уйти. Иблис Лускана - нет. Киммуриэль даже Вульфгара уберёг, хотя вот уж кто выводил из себя, пытаясь заставить единственную убогую извилину работать.

- Я не знаю, как это объяснить, но, даря помощь, я чувствую себя спокойнее и комфортнее, чем творя насилие. Там, в Лускане, когда я взял тебя с собой на задание, ты посмотрел на меня... как на небожителя, которому подвластно всё, даже вытащить вас из той петли, куда вас загнало твоё руководство из Эверески. Я захотел соответствовать этому. Я прихожу к тем, кого отвергли боги и дьяволы, и надежды, как они уже успели поверить, нет, и заменяю собой тех и других. Гнев и милость Ада и Рая ничего не значат для моего клана. Мы поступаем, как считаем нужным, и верны лишь себе... и тем, кого выбрали друзьями.

Киммуриэль улыбнулся, как довольный кот. Он почти смеялся - неслыханная редкость для чопорного и замкнутого псионика.

Подпись автора

Киммуриэль воспользовался моментом и, когда Ксан уже опустил чайничек и убирал руки, поймал его правую ладонь и удержал между своими. Глаза тёмного эльфа сияли, и то, что отражалось в них, нашли бы слова описать разве что барды, и то вряд ли. Речь не шла о мимолётной романтике или какой-то лирике, но о чём-то более глубоком и крепком. Может быть, доверие, понимание, что он может полностью открыться эльфу перед ним, рассказать о чём угодно, не боясь осуждения, и безмолвное обещание, что на него самого положиться тоже можно. Киммуриэль не любил обманывать, хотя и умел это делать не хуже Ночных Теней Ваэрона. Не из-за моральных принципов или желания сохранить чистую совесть, но из соображений банального здравого смысла - не получается прочной основы для чего бы то ни было на шатком песке лжи, недомолвок и ухищрений. И не столь уж многие на Фаэруне ему искренне нравились или вызывали хотя бы намёк на симпатию. Конечно, псионик сдерживался, скрывал своё истинное отношение, кривился лишь внутренне - но всё равно его тяготила необходимость как-то общаться, взаимодействовать, помогать тем, кого он куда более охотно похоронил бы заживо.

- Ксан, я, конечно, вовсе не настаиваю, но мне бы хотелось, чтобы ты помнил - в нашем клане тебе всегда найдётся место. Тебе и всем твоим знакомым, которым некуда будет пойти. Мы защищаем от политического преследования или проблем с законом, не прощаем только предательства клана и выдачи его секретов. Вынужден донести до твоего сведения, что среди наших агентов принято любым способом убивать себя или, если это невозможно, делать так, чтобы их убили, если есть вероятность, что будет допрос, которого они не выдержат. Каждый из нас, включая меня, готов пойти на это. Такова плата за все возможности и ресурсы, которые предоставляет Брэган Д'Эрт. А дать мы можем многое. Золото, власть там, где понравится, даже корону какого-то государства или любой статус при каком угодно дворе можем добыть, и мы щедро делимся этим с каждым, кто работает на нас, даже с осведомителями и помощниками клана, не состоящими в нём.

Киммуриэль усмехнулся, вспоминая Дамару, Ваасу и короля Артемиса Первого. Тогда его выводила из себя глупость Джарлакса и стремление рисковать кланом по такому нелепому и бессмысленному поводу - ради иблис, да ещё и не самого интересного из них. Заниматься такой ерундой в то время, когда самому Киммуриэлю позарез требовалась его помощь! Оставшись один на один с насущной необходимостью управлять чем-то таким обширным и сложным, псионик, конечно, не паниковал - характер не тот, но порой ему хотелось забиться в угол и никого не видеть. Его и впрямь раздражала возня их лидера с примитивным человеком, только и умеющим, что мечом махать. Теперь Киммуриэль вспоминал об этом со странными, смешанными чувствами - томящая, будто смутный образ в голубой рассветной дымке, ностальгия, изумление от того, как всё изменилось с тех пор между ними всеми, да ещё и ощущение как от удачного розыгрыша, который мог стоить им слишком дорого, но всё ведь обошлось, и, наверно, ради этого-то Джарлакс и влезал раз за разом во все свои передряги, находя их буквально на ровном месте, сочинял сам, чуть ли не на ходу.

Однако, говоря о троне, псионик имел в виду не шутку, не кратковременное марионеточное правление, а настоящий статус, обладание большой территорией и управление судьбами всех, кто жил на ней. Пришлось бы повозиться, но ничего такого невозможного в этом для клана не было. Может быть, то, к чему они стремились столько лет, приобретённый опыт, влияние и связи, теперь пригодятся для чего-то, что поможет им запомниться как нечто большее, чем просто очередной клан наёмников, пусть и удачливый, и богатый, и много в чём преуспевший.

Подпись автора

А привык ли сам Киммуриэль к своему одиночеству? У него ведь не было никого, кто мог бы выслушать и понять его. Предводитель не вправе слишком приближать к себе нижестоящих, ведь для них он тот, кто может решить их проблемы и должен оставаться незыблемой скалой. Не вспоминая уж о том, что речь шла о дроу - почуяв слабину, они вцепятся, как голодные волки или акулы, когда воду наполняет кровь. Не все, конечно же, но многие. Киммуриэль привык к постоянной борьбе - и в клане, и в Улье иллитидов. Они признавали его как сильного, чей дар превосходит их собственный, но не более; дай Киммуриэль им повод, и его растерзают, будто бык - красную тряпку. Псионик избегал всего, что могло причинить ему боль. Он никем не дорожил сверх меры, его не пробирали до глубины души ужасы Андердарка и не пугали капризы Матрон Матерей. Ни от кого не зависеть, ни о чём не просить.

Киммуриэль умел довольствоваться собой и полностью отрешаться от мирских желаний. Он созерцал мир, ни во что не вовлекаясь по-настоящему, хотя и отзывался, когда его участие требовалось. События ничего не значили для псионика, он лишь констатировал их. Но что-то ведь заставляло его сейчас оставаться с Ксаном. Жалость ли? Сочувствие этому эльфу, оставшемуся в состоянии, с которым не умел обращаться? Ксан казался таким же всюду неуместным, нежеланным, потерянным, как и сам Киммуриэль - дроу, существование которого терпели, сцепив зубы.

- Мне не понадобится тёплая одежда, я могу управлять температурой тела так, чтобы ему никогда не было ни холодно, ни жарко, - безразлично сказал Киммуриэль. - Кроме того, любое окружение для меня приемлемо. Большую часть жизни я провёл в местах, которые не хотел видеть, и твой город с ними не сравнится. Предлагаю тебе выбрать, куда мы направимся.

Псионик убрал руку из хватки Ксана - чтобы безо всякой причины, повинуясь странному наитию, необоснованному желанию открыть его лицо чуть больше, убрал прядь волос за длинное эльфийское ухо. Словно ненароком он на миг дотронулся до кончика этого ушка пальцами. Возможно, Киммуриэль поступал жестоко, ведь он замечал отношение Ксана и делал кое-какие выводы, но, увы, не мог удержаться. Ему нравилось, что происходит с молодым эльфом, псионик не привык, чтобы так реагировали на него - без принуждения с его стороны, без псионического внушения, без попытки подольститься или обмануть. Невинное смущение, прелесть чистой и открытой - потому что Ксан попросту не умел скрывать подобные вещи, и не телепат понял бы за несколько минут, - влюблённости. Всё это решили подарить именно ему. Как первый аромат едва распустившегося цветка с нежными лепестками.

Цветка, который он никогда не сорвёт. Эта красота, это пленительная, умилительная непосредственность, наивность, юность, хотя Ксан подростком уже давно не был, но всё равно впечатление оставлял именно такое, никогда не будут ему принадлежать.

Киммуриэль знал, всё ещё прекрасно помнил, как это - ловить малейшие знаки внимания кого-то, тянуться за ними, боясь испортить нечто невидимое и навсегда потерять. Киммуриэль находил это чрезвычайно глупым - как дроу, он считал подобное изъяном. Из-за того, что оказывались не способны обойтись без личностей, что успели стать близкими и важными, ограниченные умы утрачивали себя. Рассудок трескался проще, чем яичная скорлупа в кулаке. Даже лучшие, те, кто, казалось, был подобен тёмным эльфам, как, например, Артемис Энтрери, становились беззащитнее младенцев рядом с теми, на кого запали. И Калийа над ним, опять, и опять, и опять бьющая по обнажённой груди кинжалом в исступлении внезапного, и отого лишь более шокирующего свирепостью помешательства - боль, любовь, страх, ненависть переплавлялись в единую густую массу, имя которой было кромешное отчаяние. Калийа дала себе свободу тогда - или потеряла, превратившись в игрушку её же эмоций? Вот чего псионик избегал всю жизнь. Стать таким же. Уподобиться воющему и рычащему животному.

Комната, лишённая света, как бы пустая, несмотря на то, что вещи остались нетронутыми - одушевлявший их вихрь, придававший всему смысл весёлый и яркий пламень пропал. Немигающие глаза яшмового паука, мерцающие в дальнем углу потолка. Магическое сияние артефактов, на которое было тошно смотреть, но вместе с тем оно стало величайшим сокровищем, напоминая о присутствии, почти утешая, играя слабую, ничтожную, издевательски недостаточную замену.

Киммуриэль ни за что не пройдёт через это снова. Но блестящие глаза Ксана... в них должна плескаться радость, пусть он любит свою жизнь. Ни в коем случае нельзя причинить ему боль.

- Ты, конечно, без меня не упражнялся в ментальном даре? Хорошо. На первых порах я планирую курировать тебя во избежание новых опасных инцидентов. В данный момент я вижу предпочтительным для тебя направлением усиление магии псионикой. Если даже архимаг Громф Бэнр справился - ты тем более сможешь, - Киммуриэль улыбнулся, он не мог не подпустить шпильку в адрес несносного волшебника.

Псионик допил чай с видом кота, лакающего свежую сметану, и всем видом показал, что готов выходить.

- Пока гуляем - расскажешь мне о своём распорядке дел, чтобы я смог подстроить под него свой. Заодно поведаешь мне больше о себе. Я, бесспорно, могу заглянуть в твою память, но не хочу нарушать твоё право на личное. Поделишься тем, чем считаешь нужным, я всё выслушаю.

Киммуриэль продолжал говорить ласково и мягко, выказывая симпатию и уважение. Он прикладывал все усилия, чтобы не давить даже случайно.

Подпись автора

Киммуриэль чуть не вздрогнул, осознав, каким уязвимым и уже надломленным ему теперь видится теплящийся внутри Ксана свет. Как одинокая лампадка, оставленная на окне, где любой порыв ветра легко задует её. Бледное лицо лунного эльфа, его грустные глаза и тонкие ушки казались драгоценностью, но не из тех, что запирают в шкатулку и оставляют в тайном подвале под охраной сотни заклинаний, чтобы уж точно никто не похитил. Если поступить с Ксаном так, он и вовсе превратится в полупрозрачную, почти неживую тень.

- Мне интересно всё, что связано с тобой, иначе я бы не находился здесь и не спрашивал.

Возможно, сказать фразу вроде "ты дорог мне, и я хочу узнать тебя ближе" было бы проще всего, чтобы объяснить чувства псионика, но он бы не был собой, если бы умел объясняться так прямо. По крайней мере, в области эмоций он совершенно не разбирался. Что хуже, Киммуриэль не понимал, сколько от него осталось после всех потрясений и утрат, и что он может предложить Ксану, если ничего из отработанных и привычных ему вариантов не годилось. Псионик был растерян - взаимоотношения всю жизнь были для него чем-то слишком скучным, элементарным, приевшимся, требующим больших и не окупающихся вложений, но внезапно они предстали перед ним куда более занятным явлением, чем изучение Улья иллитидов и постижение древних секретов мироздания. Он мог сотворить что угодно с чужими разумами, но поймёт ли хоть один из них, не применяя своих выдающихся способностей, действуя как все нормальные индивиды? Общаясь, предпринимая те или иные шаги, замечая невербальные знаки. Ещё бы, не пользоваться даром Киммуриэль не привык, но, если он хочет, чтобы между ними всё получилось по-настоящему, ему предстоит освоить это загадочное пространство.

Когда Ксан замолчал, Киммуриэль положил руку ему на плечо, мягко обозначая свою вовлечённость в историю и неподдельное участие, и не говорил ни слова, никак не обосновывая этот жест, пока лунный эльф не заговорил дальше. Ксан закончил, а псионик не сразу подобрал нужные, по его оценке, формулировки.

- Мне хорошо известно, каково это - не оправдывать ожидания семейства. Или бояться этого так, что чуть ли не дар речи теряешь, когда к тебе обращается кто-то из старших - потому что их внимание обещает только новую порцию мучений и вывернутую наизнанку душу. Хотя я никогда не подводил мой Дом, я знал, что моя Матрона убьёт меня, если я навлеку на них позор. Она всё прощала только лучшим, и я обязан был оставаться безупречным, чтобы просто выжить. Среди всех Домов Мензоберранзана у Облодра была самая высокая смертность среди благородных членов. Я знаю, что значит постоянно находиться под оценивающими тебя взглядами и каждую минуту жизни выдерживать какие-то испытания, ведомые только им, и о которых тебе даже не сообщают. То, что ты прошёл через подобное, выдержал всё это, заслуживает уважения.

Киммуриэль сказал это с куда большим жаром, чем сам от себя ожидал. Хотя со стороны это выглядело как простая эмоциональная вспышка, ничего сверх обыкновения, но псионик никогда себя так не вёл. Ему было физически больно от многих частей рассказа Ксана, хотя он и не скажет об этом, чтобы маг не замкнулся в себе или не начал смягчать краски. Псионик хотел знать правду - он выдержит её. Ведь сам он поделился своим ужасным прошлым без утайки, хотя многое там могло начисто отбить всякое желание проникать глубже, соприкасаться с чем-то ещё из его кошмаров.

- Но я всё ещё не совсем понимаю, по какому поводу вышел скандал, если у тебя, как они и хотели, обнаружился хороший волшебный потенциал. Для меня ты никогда не выглядел как разочарование или нечто недостойное. Я восхищаюсь тобой. И не могу поверить, что родственники за весь срок твоего существования не заметили того, что сразу же стало очевидно мне.

От него действительно ускользали все эти нюансы образа жизни чуждой расы, о которой он впервые получал так много сведений, отличающихся от мерзкой пропаганды в академиях дроу. У них всё было проще. Есть магическая сила - идёшь в Сорцере, лучше предрасположен ко владению оружием - тебя примет Мили-Магтир, а, если ты девочка, то можешь выбирать, хотя, конечно, Арах-Тинилит по-прежнему считался наиболее престижным направлением образования. Мужчинам не нравилось, что даже их законные прежде места в Сорцере занимает всё больше женщин. Но, видимо, после всех случаев вроде Смутного Времени или Молчания Ллос до жриц дошло, что на священной магии свет клином не сошёлся.

Подпись автора

Прикосновения облегчали ментальный контакт, усиливали его, обеспечивали дополнительные возможности, которых лишала дистанционная псионика. Трогать чьи-то виски или лоб для поверхностного чтения мыслей или внушения не требовалось, но для более тонкого взаимодействия Киммуриэль в этом нуждался, причём желательно было и добровольное согласие объекта. Но теперь никакого дополнительного смысла они не несли - он искренне наслаждался тем, что происходило, и больше не застывал, постепенно начиная разбираться в том, как всё устроено и для чего предназначено. Поэтому псионик поддался иррациональному импульсу, осторожно привлёк Ксана к себе и заключил в объятия. Несмотря на то, что лунный эльф был повыше, хватка рук Киммуриэля была покровительственной... впрочем, в большей степени заботливой и ободряющей. Киммуриэль делился теплом, которого, как ему казалось доселе, у него вовсе не оставалось. Словно еле-еле сочащийся источник очистился от грязи, земли, сора и забил полноводным ключом.

Ладонь легла на спину Ксана, пальцы второй перебирали его волосы, а сам Киммуриэль, уткнувшись лицом в плечо мага, вдыхал его запах и улыбался. Пахло приятно, уютно, по-домашнему - хотя откуда ему, дроу, знать о таком понятии, у него подобное случалось только раз за всю жизнь, но о том периоде было горько вспоминать. Кроме того, в тот период определённого дома у них и не было - клан быстро отправился странствовать на враждебную им поверхность. И ради друг друга и себя им обоим с Рай'ги слишком долго приходилось изображать тех, кем они не являлись.

- Мне жаль, что тебя использовали в собственных целях те, чьего поощрения ты искал, - тихо сказал Киммуриэль. - Они не смогли распознать сокровище под собственными носами.

Как же тяжело, наверно, пришлось Ксану с детства расти в отчётливом понимании, что его произвели на свет исключительно с определёнными планами, расписанными далеко вперёд, и эти планы он не оправдал. Как будто изначально лишний ребёнок, не личность даже, а одушевлённый инструмент в чужих руках, который, вот беда, не функционирует как надо. Если в этом и была причина подавленного состояния Ксана и его неуверенности в себе, любому начинанию вредящего убеждения, что у него априори не получится ничего как надо... вылечить его самооценку быстро не получится. Да Киммуриэль и не рассчитывал. Только бы Ксан, вообразив, что не заслуживает таких хлопот, не решил его избегать. Рано или поздно он докажет Ксану, что его расположение не является минутной прихотью или развлечением на досуге.

- Как бы ты ни поступил, нет смысла винить себя. Можно что-то исправить, если осталась такая возможность, а если нет - учесть свои ошибки и жить дальше. Ты больше не будешь один, и я никогда не стану тебя осуждать.

По крайней мере, Киммуриэль сейчас не мог представить, насколько дурной или безумный поступок Ксан должен совершить, чтобы от него пришлось отвернуться. Псионик сталкивался за свой срок жизни с очень многим, ему приходилось сотрудничать с До'Урденами - настоящими До'Урденами, Квентл и Громфом Бэнр, Джарлаксом, Артемисом Энтрери, Далией. Он мог себе вообразить какие угодно капризы и выходки, поворчать, но всё же смириться с ними и даже подсказать, как с этим разобраться без далекоидущих плохих последствий.

Подпись автора

Из всех моментов, что были между ними до сих пор, нынешний Киммуриэль расценивал сперва как самый невинный. Там, в Андердарке, во время рассказа о Доме Облодра, ситуация и то казалась более подходящей, но псионик не решился. И хорошо - получилось бы чересчур поспешно, да и место не располагало, близость Мензоберранзана отравила бы всё. Сейчас же, как говорится, ничто не предвещало. Киммуриэль, вероятно, сам виноват, но не видел в своём поступке совершенно ничего предосудительного. Обнимаются члены семьи, друзья, давно и хорошо знакомые соседи, а в некоторых городах псионик видел традицию, когда случайные люди на улице предлагают это в дни крупных праздников, чтобы поделиться хорошим настроением и отметить, например, приход лета или торжество в честь одного из светлых богов. Джарлакс с удовольствием обнимал всех подряд, кто ему хоть немного нравился. Киммуриэль бы ни за что не позволил себе что-то другое прилюдно, да и с тем, кто для него Ксан, и насколько близок к этому магу псионик хочет стать, ещё не определился. Киммуриэль всего лишь хотел выразить сочувствие, симпатию, готовность на более частые физические контакты... но вовсе не такие, как тот, который он на самом деле получил. Всё получилось внезапно. Ксан тоже не производил впечатление того, кто способен настолько потерять голову прямо посреди улицы. Дать волю чувствам, не прояснив в доскональности все вопросы, даже те, в ответах на какие реальная надобность вряд ли возникнет. И не только обсудит, но и заверит в письменном виде, официальным документом. Видимо, Киммуриэль очень недооценил чувства Ксана - или его решительность. Робкий и скромный лунный эльф проявил удивительную активность.

И псионик не стал отталкивать его или высмеивать. С тех пор, как он похоронил Рай'ги, Киммуриэль был абсолютно уверен, что ему больше до самой смерти не изведать подобного. Но вокруг кипела жизнь, и жизнь была в его руках. Доверчивая, тёплая, открытая ему навстречу. Ксан ни на что не надеялся и даже не ждал понимания, но Киммуриэль не нашёл в себе сил отстраниться. Рай'ги бы этого не потерпел, но Рай'ги был давно мёртв. Очень давно. Никакие смертные расы не требуют так долго блюсти траур, но псионик словно заживо поместил себя в могилу и попросту отказывался видеть что-либо вокруг, что утешало или радовало бы его. Он остыл, потеряв того, кто щедро наполнял его огнём. И пусть пламя опалило бы мир - Киммуриэль смотрел бы на него вечно.

Ксан огнём не был, напоминая, скорее, плавно текущую, но способную сокрушить наводнениями и цунами воду.

Мелькнула было у Киммуриэля мысль, что ему бы следовало исчезнуть и никогда впредь не появляться, едва лишь он заметил чувства Ксана. Было ли бы это честнее и правильнее? Или же ему давно следует прекратить убегать - от мира и от себя? Постоянно пытаться прервать своё существование, не прямым самоубийством, даже не косвенным, когда подстраиваешь обстоятельства и позволяешь им себя поглотить, но безразличием к будущему, участием в авантюрах, затягивающих петлю на его шее, отсутствием мотивации пробовать варианты. Отрешённо смотреть в стены и потолок пустой комнаты. Безысходно тосковать и вздыхать по тому, что уже не сбудется. Хотел ли бы он сам, если бы всё получилось наоборот, чтобы его возлюбленный нашёл что-то, приносящее ему счастье? Да, безусловно. Хотя Киммуриэль бы тогда беспокоился о том, кому в этом мире ещё нужна память о нём, если с ним расстались. При условии, что из Стены Неверующих можно наблюдать за живыми. Но Киммуриэль ведь не забудет. Куда бы он ни шёл и что бы ни делал - часть его всегда будет принадлежать Рай'ги... Но можно ли с такой тяжестью на сердце подпустить к себе кого-то другого? Обратиться за советом не к кому, да и такой выбор всегда совершаешь сам, без оглядки на других.

- Ксан, я... Прости, я пока не готов. Дай мне, пожалуйста, ещё время, - виновато сказал псионик, глядя в чужие глаза. - Но не можешь ли ты объяснить, что для тебя это значит? Я хочу услышать, вслух, теми словами, которые ты подберёшь.

Он не оттолкнул, потому что не так уж много у него было тех, с кем получалось быть искренним и точно знать, что они не ударят в спину. Киммуриэль был польщён этой влюблённостью, успокаивал ею, как безопасной гаванью на огромном и шумном Фаэруне, где все то и дело пожирали более слабых или менее удачливых. Псионик нашёл того, с кем легко было делиться любыми переживаниями, болтать обо всём и ни о чём. Верного и очень доброго, делающего его самого лучше, мягче, благороднее. Согревающего. Прогоняющего тьму, что окутала душу и разум дроу. Киммуриэль ни за что не отречётся от этой милости судьбы.

Подпись автора

Любовь была для Киммуриэля инструментом хаоса, и он нередко на полном серьёзе недоумевал, почему Ллос запрещает это чувство своим последователям и клеймит его слабым и ничтожным, достойным разбалованных наземных эльфов. Ведь как часто происходили государственные перевороты, кто-то совершал подвиги, объявлял войны, творил сумасбродства мирового размаха ради своего объекта воздыханий - чтобы завоевать благосклонность, отомстить за то, что был отвергнут, порадовать избранника, убив всех его или её врагов. Какие сложные изощрённые планы вынашивали многие из тех, кого эта страсть сжигала изнутри, и как они упускали из своих рук бразды правления или, наоборот, захватывали их, устраивали мезальянсы, бросали трон и свою страну, предавали союзников ради улыбки возлюбленного. Впрочем, отчасти Киммуриэль мог понять Паучью Королеву - запретный плод всегда гораздо более сладок, и как же забавно, должно быть, как опрометчиво и безрассудно вели себя дроу, когда их тёмные души посещало то самое чувство, которое они с самого рождения всеми силами отрицали. В пароксизме отчаяния или восторга от впервые полученной взаимности они, не моргнув глазом, творили выходки, на какие никогда бы не отважились в здоровом и трезвом состоянии рассудка.

Размеренная, выверенная, чётко структурированная жизнь псионика избегала погружения в неуравновешенный до такой степени ураган спонтанных эмоций. У него не было ни времени, ни возможности позволить себе эту роскошь. Авантюра с Рай'ги раз и навсегда научила Киммуриэля, что больше пробовать не стоит. Это плохо заканчивается - и забирает с собой на тот свет слишком многое.

Но Ксан нравился ему, и псионик застыл, будто его ледяной водой окатили - он забеспокоился, что ранил мага. У него было так мало опыта, а прежде - и потребности этот опыт получать, что Киммуриэль не понимал ни Ксана, ни себя. Хорониться от любой чересчур глубокой вовлечённости во что бы то ни было, не воспринимать ничто близко к промороженному насквозь сердцу - лишь для того, чтобы теперь все преграды рухнули? Киммуриэль даже не заметил, как это произошло. Ничего такого не происходило между ним и Ксаном, но вдруг тот оказался значимее большей части остального мира. Для псионика с ними обоими происходило что-то странное, будто лавина увлекла их за собой, и от неё не скрыться, не вырваться, и, пусть даже не видно, куда она тебя тащит, зачем, как далеко осталось и что будет потом - деваться из неё некуда.

Внезапно Киммуриэль осознал, до какой степени ему страшно. Нет, не так - жутко. До одури жутко, до смерзающегося нутра. Не того, что Ксан прозреет и отвернётся от него, не трудностей на их пути друг к другу - последствий, если всё получится.

Киммуриэль медленно протянул руку, коснулся ладонью затылка сидящего перед ним Ксана... плавно, точно остерегаясь что-то важное спугнуть, погладил по волосам. Это ведь не ухудшит их положение, правда? Ему нравилось трогать лунного эльфа - а ведь сто лет назад он кривился при одном лишь упоминании дартиир. Уже успех. Ничего, совершенно ничего не происходило, он пробовал раз за разом - и не получал проклятие, на его руках не оставалось никакой грязи от соприкосновения с осквернённым созданием.

Ксан не был осквернён. Кто угодно на всём Фаэруне из ныне живущих - только не он.

- Я пойду с тобой, куда бы ты ни пригласил, и буду слушать, о чём ты бы ни захотел рассказать. Я бы хотел узнать, что с тобой происходило дальше, с того момента, где ты остановился, но, если тебе это тяжело, мы можем никогда впредь не вспоминать об Эвереске. И я ничего не собираюсь тебе запрещать. Тень прошлого стоит за моей спиной, подкреплённая множеством лет в одиночестве. Но это не значит, что мне подписан приговор, и, кроме того, я привык решать проблемы по мере их поступления. Я признателен тебе за веру в меня и за то, чему эта вера меня учит. Ты вызываешь у меня исключительно приятные ощущения, и я считаю тебя достойным немедленного положительного ответа на твои чувства. Мне совестно, что я не могу тебе его дать сейчас. Я не могу предсказать, что произойдёт дальше, но я не стану больше отвергать возможности.

Прежде Киммуриэль отметал их все, даже не пытаясь рассмотреть. Но ведь его жизнь ещё вовсе не закончилась и даже не близилась к завершению. Ксан заразил его надеждой. Псионик и не представлял себе, что подобное возможно, и, тем не менее, это произошло. Хотя Киммуриэль не сформулировал бы точно, при всём его безупречном владении словом, в чём конкретно эта надежда состоит.

Подпись автора

Ксану было ни к чему его прикрывать, Киммуриэль отлично умел о себе позаботиться и мгновенно стал неосязаемым - сначала его фигура стала полупрозрачной и смазанной, а секунду спустя и вовсе растворилась в воздухе. Разум псионика коснулся волшебников, проник в их сознание, разделяясь на три взаимосвязанные части, одновременно остающиеся целым, его безупречными копиями - Киммуриэль одновременно оставался в своём бесплотном сейчас теле и находился в каждом из этих негодяев. Попутно он чувствовал всю улицу, ловил ничем не защищённые мыслепотоки, потому что банальные материалы вроде металла, дерева или камня не могли ему воспрепятствовать. Но на простых обывателей Киммуриэль не стал тратить время, тут же сузив фокус восприятия. Он перебрал арсеналы заклинаний обоих противников, нашёл "Истинное развеивание чар" и заставил применить, обнуляя область немоты, в которой Ксан не мог колдовать. После этого Киммуриэль жёстким и хлёстким приказом заставил одного из магов выйти из невидимости, а второго - атаковать его огненными стрелами. Псионик покинул мозг несчастного за миг до того, как пылающие снаряды прошили его тело. Рассудок второго Киммуриэль погрузил в сон, сравнимый с летаргическим - пробудить его мог теперь только голос самого псионика, ни тормошить, ни пытаться расколдовать не имело смысла. А, если Киммуриэль велел бы ему прекратить дышать - пленник бы немедленно повиновался. Естественное сопротивление организма ничего бы не значило, и никакая воля не спасла бы его.

- Ксан, - проговорил спокойно Киммуриэль прямо в бедовой голове лунного эльфа, - прими мою силу, откройся мне.

Псионик подарил ему энергию, что сформировала кинетический барьер - и тот обволок Ксана, будто вторая одежда. Тёплые токи наполнили каждый мускул и нерв. Всякий намёк на усталость покинул Ксана, зато плеснули бодрость и что-то вроде боевого азарта. Нет, Киммуриэль не внушал ему никаких переживаний, таков был, скорее, побочный эффект.

- Не закрывайся от его ударов, - хладнокровно посоветовал псионик тоном инструктора какой-нибудь Академии. - Защита выдержит их, вберёт в себя... А потом верни их ему.

Разговаривая, он пристально следил за третьим магом. Тот, явно не понимая, что за чертовщина происходит, перетрусил и кинулся наутёк, только, как говорится, пятки засверкали. Киммуриэль не стал его преследовать, хотя, возможно, стоило дотянуться и прикончить, он был способен сделать это на любом расстоянии в черте города, не двигаясь с места ни на шаг, он улавливал заячье биение чужого сердца и мечущиеся в панике мысли... но Ксан бы наверняка настаивал на милосердии. Понятии, неведомом в Андердарке, но они-то находились на поверхности, и в кои-то веки, сам не до конца тому веря, псионик осознавал, для чего Джарлакс когда-то затеял дикую эскападу клана. Он буквально ткнул их всех носами в абсолютно другую жизнь. Они ерепенились, упирались, отвергали его подарок - а тот всё не оставлял их в покое. Нет чести в том, чтобы добивать в спину заведомо более слабого - как сказал бы Дзирт До'Урден. Киммуриэль был весьма далёк от подобной сентиментальности, но что-то в тех словах Ксана его зацепило. Хотелось соответствовать им. Отпускать врага живым - как непрактично и неразумно, среди дроу и дети малые не совершают такой ошибки. Но, если уж меняться - то меняться. Псионик понимал, что, возможно, горько пожалеет о своей минутной слабости в будущем, но что-то действительно мешало ему поступить как обычно.

Подпись автора

Ксан вряд ли хоть что-то понял, но получилось у него хорошо. Ни попыток спорить, ни вопросов, ни истерики. Возможно, позже, в более подходящей ситуации, он начнёт разузнавать в подробностях, что именно произошло, как так умер его противник, и что это за сила его наполняла. Киммуриэлю нравились маги за эту любознательность, перевешивающую отвращение и естественный страх.

- Не стоит извиняться, или ты забыл, как выглядит мой собственный город? - улыбнулся Киммуриэль, возникая рядом с лунным эльфом, как ни в чём не бывало. - Там убийц судят не за то, что они сделали, а за глупость, из-за которой они попались, - он на секунду бросил взгляд туда, где скрылся запаниковавший чародей. - Безусловно, этот ещё доставит нам хлопот. Он успокоится, соберётся с мыслями, и тогда расскажет всё, что видел, без утайки. Но что-то не позволило мне его добить. Он простой наёмник, пусть и стоивший немалых денег. Я... возможно, увидел в нём всех молодых магов из моего клана, которые не вернулись с заданий. У нас принято, что выживает сильнейший, а проигравших мы редко спасаем. Но, познакомившись с тобой, я начал много думать об этом. Они ведь так же хотят жить, как и ты, и те рабы, которых мы спасли. Бедственное и безнадёжное положение ещё не делает кого-то не заслуживающим жизни.

Киммуриэль ничуть не выглядел взволнованным, испуганным или раздражённым. Встревоженным только, пожалуй. Ему было совершенно не так важно, пусть Врата Балдура хоть вверх дном перевернут - но не пока Ксан здесь живёт.

- Мы можем обратиться к клерикам Келемвора, если ты покажешь мне, где их храм. Скажем, что стали невольными свидетелями уличной потасовки, и попросим отпеть и похоронить трупы. Золото решит все проблемы и поможет нам избежать лишних вопросов как от них, так и со стороны стражи, - он говорил с деловитым спокойствием того, кому уже приходилось решать подобные затруднения не раз, не два и даже не десять. - Всего лишь два тела, бывало и хуже. Один живой, и я бы предпочёл сперва допросить его. Ты согласишься принять в этом участие, или предпочитаешь избегать подобного? Обещаю, что мы не станем истязать его сверх необходимости. Разумеется, не здесь, я заберу его с собой.

Псионик недобро покосился на лежащего мага. Он не собирался щадить никого, кто действовал столь нагло и поднимал руку на кого-то под его опекой. Но, поскольку напали на Ксана, и поскольку Киммуриэль уважал его мнение - он не станет позволять себе с пленником всего того же, что обычно. Было как-то противно сначала кого-то пытать, наслаждаясь болью, а потом разговаривать с Ксаном как ни в чём не бывало. Словно это увеличивало и без того огромную разницу между ними, делало расстояние непреодолимым.

- Но что кажется мне предметом, куда более достойным дискуссии - это причина, по которой они здесь появились. Я говорил тебе, что кто-то из наших бойцов или волшебников всё время приглядывает за тобой и твоим домом? К сожалению, я не могу постоянно заниматься этим сам, я несу ответственность за дела всего клана, да ещё и вынужден разбираться с проблемами Лускана в целом и Братства Магов в частности. Но и оставить тебя надолго без защиты не готов. А теперь у меня возникает настойчивое желание остаться у тебя по крайней мере на несколько дней... мне ведь не так важно, где находиться, здесь, в Андердарке или в Городе Парусов. Я могу отправиться туда утром и вернуться до обеда. Или отдавать приказы на расстоянии. Кроме того, наши лейтенанты прекрасно знают, как им себя вести в моё отсутствие. Ты не будешь чрезмерно обременён, если примешь меня?

Киммуриэль смущённым не звучал, но кончики ушей явственно дрогнули, выдавая его настоящее душевное состояние. Он действительно переживал, что навяжется Ксану, а тот и не откажет ему, потому что не посмеет. Псионик не понимал, насколько много готов ему позволить этот молодой маг, и не желал нарушать чужие персональные границы слишком глубоко, пользуясь расположением Ксана.

Подпись автора

Иногда Киммуриэлю казалось, что, если он подведёт Ксана к самому краю тёмной пропасти и скажет прыгнуть, тот прыгнет, но не оттого, что жизнь не дорога, или он побоялся бы ослушаться - нет, но доверие к нему Ксана было или выглядело именно настолько безграничным. Дроу сочли бы его умственно отсталым или помешанным, но лунный эльф прекрасно владел собой, обладал острым пытливым умом, и он прекрасно понимал всё, что ему рассказывал о себе Киммуриэль. Да, кошмарное прошлое, да, действия, которыми трудно гордиться, если у тебя есть хоть капля совести, да, множество ошибок. Это не имело для Ксана значения, пока он пылал убеждённостью, что поступки в настоящем тоже решают, и, что бы ни натворил когда-то - сейчас, осознав, что поступал неправильно, можешь отвернуться от пагубного пути, стать лучше.

- Ксан... Подожди, - Киммуриэль шагнул к нему, развернул к себе за плечи, заглянул в лицо. - Возможно, дальше тебе встретятся ещё убийцы, и, если так окажется, не забывай о защите. Кинетический барьер не способен накапливать энергию постоянно, его нужно разряжать. Но целью не обязательно должно быть живое существо. Направь заряд на любой предмет или даже в небо, если поймёшь, что удерживать его становится сложно.

Псионик нерешительно потянул его к себе, деликатно и осторожно дотрагиваясь губами до губ, позволяя себе немного вольности. Давно забытые ощущения - больше сотни лет Киммуриэль не делал этого по своей инициативе. Его сердце заныло - сладко, мучительно, виновато и почему-то очень легко. Такой поцелуй был не прелюдией к обладанию, но желанием поделиться теплом и напомнить, что Ксан не один, и его жизнь кому-то дорога.

Несколько коротких - и невероятно долгих, - секунд он не останавливался, не одёргивал себя тем, что так нельзя, и, даже если речь не о тенях прошлого и обязательствах перед ними, перед незримым призраком Рай'ги, то он не должен ни с кем сближаться, не должен втягивать Ксана в тот полный крови и конкуренции, лжи и интриг мир, в котором вынужденно вертелся сам псионик. Киммуриэль не зря сказал, что Ксана могут счесть его уязвимостью, тем, что может уколоть в самое сердце, ранить так, что останется новый шрам. Либо сделать что-то с самим магом, такое,что все клерики и знахари Фаэруна не справятся, либо заставить того предать.

Но Киммуриэль и без того чересчур долго отказывал себе буквально во всём.

- Я так часто терял... Друзей, соратников, семью, возлюбленного. Я измучен этим, - с болью и грустью прошептал псионик. - Так многих я не смог, не успел или не захотел из слепого высокомерия или глупых предрассудков спасти. Бессчётно многих... И я не готов отдать ещё и тебя. Я не хочу снова это пережить. Только не теперь, когда я вспомнил...

Вспомнил, что значит быть с кем-то, быть нужным, знать, что тебя ждут и непременно обрадуются. Привыкнуть к факту, что теперь ему есть, куда пойти, кроме Улья иллитидов или одной из многочисленных баз клана. Место, где Киммуриэлю не придётся каждую секунду отстаивать своё право на существование. Место, где жизнь странного псионика имеет значение. И дверь гостеприимно распахнётся ему навстречу, и его обнимут, говоря, что соскучились.

- Здесь я оставлю портал, видимый лишь тебе одному, - псионик провёл по воздуху ладонью, и голубоватая арка открылась в нескольких шагах от того места, где они стояли. - Отвод глаз. Шагнёшь в него и очутишься дома. Я не начну до твоего возвращения.

Сказав это, Киммуриэль поднял пленника ментальными тисками и отправил в сияющий разлом межпространственных врат. Сам вошёл сразу следом.

Время до возвращения Ксана он потратил на то, чтобы активировать артефакт, связать мага по рукам и ногам и оставить лежать на полу у стены. Ксан, конечно же, не держал у себя наборы пыточных инструментов, но к чему они, когда способен сотворить с чужими телом и разумом что угодно силой мысли.

Подпись автора

Ксан как будто избегал соприкасаться с чем-то, настолько от него далёким. То ли он никогда подобным не занимался, то ли забыл, как это делается - не понимал, куда себя деть, и хотел отойти, но Киммуриэль считал, что Ксан как пострадавший должен играть в  допросе ключевую роль. Присутствие того, чьё устранение не удалось, его прожигающий взгляд и обвиняющий голос обычно неплохо сбивали спесь с самоуверенных ассасинов. Даже если они давно продали свои души за медные гроши, яркий, не дающий от него отвернуться образ неудачи и позора вставал перед ними во плоти. Они знали, что не смогут вернуться ни в свои гильдии, ни к нанимателям - и те, и другие убьют их за такую неисполнительность. И единственный, на чьё милосердие и понимание им стоило рассчитывать - тот, в чьи руки они попали, так унизительно провалившись. Следовало также отметить, что ни Ксан, ни тем более Киммуриэль не имели никакого отношения к официальной исполнительной власти, и, следовательно, в методах добычи нужных сведений ограничены не были.

Тех, кто попадал в застенки Брэган Д'Эрт, не находил никто и никогда. Но псионик не был в своём обычном положении абсолютного превосходства, он находился в чужом доме и полагал, что обязан придерживаться чужих правил. Когда всё завершится - Ксан определит судьбу наёмника. А Киммуриэль охотно поддержит любой его вердикт.

- Можем оставить здесь, не столь уж важно, в каком именно месте я вскрою его разум, - хладнокровно ответил псионик, в котором и следа не осталось недавней минутной чувствительности. - Он пытался отнять твою жизнь, следовательно, я считаю, что задавать вопросы должен именно ты. Я же смогу определить, правду он говорит или лжёт. Помимо того, тебе наверняка известны тонкости, неведомые мне, и ты наверняка имеешь предположения, кто несёт ответственность за данное покушение. Если ты представляешь себе телепатию как непрерывное чтение любых мыслей, даже тех, которые ты сам за собой не признаёшь - тебе многое предстоит ещё о ней узнать. Конечно же, мне по силам такое, но, как уже говорил, я не прикасаюсь к твоей памяти без согласия.

Киммуриэль сосредоточился и строго направленным, не подразумевающим возможность отказаться волевым повелением разбудил пленника. Тот медленно открыл глаза - веки будто бы весили тонну, и возвращался из блаженного небытия в грешный мир маг неохотно. Вздрогнул всем телом, затрепыхался в путах, озираясь в ужасе - и застыл, встретившись глазами с полным неумолимого презрения ледяным взглядом псионика. Киммуриэль ни во что не ставил этот кусок мяса и совершенно не скрывал своего отношения. В нём давно не примешивалось так много личной злости - с того самого момента, как Киммуриэль узнал об истинной подоплёке падения Дома Облодра, и кто был ответственен за неспособность его могущественной семьи хоть сколько-нибудь защищаться, применяя дар, помимо сумасшедшей Паучихи. Киммуриэль обычно больше демонстрировал гнев, чем всерьёз испытывал эту иррациональную и вредную эмоцию, и обычно его вспышки были гораздо слабее, чем сегодняшняя. Не ярость, а, скорее, всего лишь раздражение на очередных недоумков, решивших перейти ему дорогу. Но теперь... о, теперь он всерьёз рассвирепел. Псионик чаще проявлял сопереживание и жалость, чем замечал за собой, но настолько участие в ком-то редко принимал, и настолько вступаться за кого-то любой ценой за ним не числилось.

Подпись автора

Киммуриэль скрестил руки на груди, слушая, как Ксан задаёт вопросы с пристрастием. Тот как будто имел большой опыт в делах вроде этого... или от природы получил хорошие задатки. Ощущалось, что лунный эльф владеет процессом полностью, прекрасно освоился с ним - точно рыба в воде. Он задумчиво потёр пальцами переносицу - жестом того, кому кажется, будто он что-то упускает. Что-то очень важное. Признание налётчика заставило растеряться даже его - неужели Ксан успел настолько отличиться, что за ним охотятся даже амнийцы? Что-то здесь не так, этот с виду хрупкий и незаметный лунный эльф, каких, казалось бы, полно на Фаэруне, ухитряется оказываться в эпицентре удивительных событий. Чего стоят его приключения в группе спасителей Врат Балдура. И даже теперь Ксан ухитрился побывать в Лускане и Мензоберранзане, бросить вызов собственному клану одним лишь фактом своего выживания. Невероятно, как вообще этот юноша дожил до своих лет в целости и сохранности. Киммуриэль мысленно отметил, что, должно быть, лидер их группы, эта Мара, была замечательным человеком и талантливым руководителем, но эта история осталась в далёком прошлом а после-то каким волшебством это чудо выжило, хотелось бы знать. Не всё же время его опекали на каждом шагу.

- Амн, значит, - задумчиво произнёс Киммуриэль. - Там бывать нашему клану ещё не доводилось, - хотя Джарлакса, может, и заносило даже туда когда-нибудь, но псионик не постоянно за ним следил, и такой информации у него не было. Впрочем, он бы ничуть не удивился. - Повод создать новые связи и расширить горизонты влияния, - он не шутил. Никогда не шутил на такие темы.

Оставалось признать - Ксан не только умел встревать в самое средоточие смертельно опасных проблем, но и разбираться с ними, и вовсе не исключительно потому, что ему всегда во всём везло. Киммуриэль вспомнил, как Ксан орудовал мечом, оценил его владение магией - и впервые за всё это время по-настоящему понял, что может положиться на него как на равного, а не младшего и того, за кем нужно всегда присматривать, сдувая пылинки, чтобы не зашибся случайно. Открытие было весьма неожиданным, но полезным. Не то, чтобы Киммуриэль прямо его недооценивал, но считал более изнеженным, впечатлительным, чувствительным и ранимым, чем Ксан был на самом деле.

- Нам нужно выйти на этого Дракана, потолковать уже с ним, - сказал псионик. - Расскажи всё, что тебе известно о нём. Любые твои наблюдения, а также следующие из них предположения тоже принимаются. Я, конечно, не ожидаю от тебя выдающегося ума, но ты маг, а, следовательно, должен кое-как да соображать, поэтому скажи, как нам его найти, не прочёсывая все Врата Балдура, особенно если твой сообщник, которого я отпустил, поведает ему о вашем провале.

Киммуриэль, конечно, мог поднять весь клан, и дроу вытащили бы нужного им человека хоть из крепости, хоть из канализации, хоть из борделя, суток бы не прошло, как его притащили бы избитого, в слезах от страха, и поставили бы на колени, чтобы отвечал в этой уничижительной позиции. Но это было бы слишком топорной работой. Брэган Д'Эрт славились неуловимостью и способностью проникнуть куда угодно, и никто даже представить себе не мог, как им удавалось подобное провернуть. Для них не существовало запертых дверей ни в таинственных башнях архимагов, ни в тайных убежищах многочисленных странных и зловещих культах Фаэруна... но они не разбойники, что банально вламываются внутрь, они скользят едва уловимыми тенями на периферии зрения и появляются без предупреждения и когда их совсем не ждали. И, если потребуется, они отправятся в самый Амн, размотают весь клубок до основания.

Подпись автора