Во всеобщем шуме и в потоках музыки, что срывались с лютни не самого умелого барда, никто не услышал скрипа петель входной двери. Никто не почувствовал на себе внимательного взгляда холодных голубых глаз; не присмотрел внимательнее к фигуре в поношенном тёмном плаще с изодранными полами, не прислушался к шагам, не принюхался к запаху костров и запекшейся крови. Среди множества посетителей, всех, как на подбор, необычных, подозрительных, загадочных или мрачных, он не выделялся ни капли: ещё один путник в именитой таверне, ещё один искатель приключений, сбивающий ноги в странствиях по Фаэруну.
Он пришёл незваным, под поздний вечер, и рыжие лучи закатного солнца били в его затылок, крася в бронзовый цвет каркасный шлем и кольца хауберка. Оружие – боевой топор с лезвием, изогнувшимся почти что на манер полумесяца – осталось на входе, приличное всё-таки заведение, но железная маска по-прежнему скрывала лицо.
– Твою мать...
Сквозь сонмы снующих туда-сюда служек, стайки подвыпивших танцующих посетителей и между столами, за которыми сгрудились, натягивая пониже капюшоны, подозрительнейшего вида люди и нелюди, путь лежал неровный и неспешный. Уверенной походкой и ловкими движениями городского жителя, привыкшего к узким людным улочкам, избегая столкновений, он медленно пересекал комнату, скользя по просторному залу взглядом пристальным и холодным. Словно крючки из прочной стали, он цеплялся за каждую мелкую деталь.
– Три золотых дракона? Опять?
Загнутые рожки под капюшоном. Расцвеченная тонкой вышивкой мантия. Усеянная шрамами, иссиня-чёрная кожа. Спрятанный нож в сапоге. Кольцо, повернутое печаткой вниз. Примятое сидение пустующего стула. Тихий говор на чужом наречии. Чувственный, манящий взгляд. Удивленно приподнятая бровь. Перезвон... украшений?
Он замер, медленно поворачивая голову на еле различимый звук. Тело напряглось, как перед броском, ноздри жадно потянули воздух, сладко пахнущий хмелем и жареным мясом. Глаза сощурились, и взгляд, прямой, стремительный, двумя ледяными копьями устремился в угол помещения.
– Сдаю двадцать три... мой склад пуст, проклятье. Я могу взять в долг?
За столом сидели трое. Двое из них – типичные головорезы. Сколько таких сидит по портовым кабакам Врат Балдура? Чуть выше шести футов, широки в плечах, с тяжелыми челюстями и плоскими лбами. В них хотя бы примесь орочьей крови, да есть, не хватает лишь сероватого оттенка кожи. Могучие руки с бугрящимися мускулами иссечены доброй дюжиной шрамов, красующихся, явно выставленных на показ.
Сходство этих двух было на лицо...
И третий отличался от них, как ночь отличается ото дня. Чёрные волосы. Вечный загар. Желтые глаза. Три серьги в правом ухе. Два браслета на правом запястье.
Наконец-то.
Ситуация была понятна почти что сразу: не раз и не два доводилось видеть, как играющие вдвоем жулики облапошивают третьего игрока, благо, Ставка Трех Драконов как раз на троих и рассчитана. Вдвоем вгоняют незадачливого обывателя в долги, а затем собирают их всеми правдами и неправдами. Отработанная схема, а главное – почти полностью законная и предельно простая.
Но только эти двое явно неудачно выбрали себе жертву.
– Я сам почти всё... эй, а тебе чего надо? – спросил один из верзил, заметив, что кто-то подошёл к их столу.
– Я присоединюсь к игре, – глухо звуча из-за железной маски, ответил чужак. Это был не вопрос; с наглостью и абсолютно непрошибаемой уверенностью в своих действиях, он подтащил к себе ближайший стул и вклинился аккурат между двух картежников, схожих, как близнецы, усевшись резко напротив третьего игрока.
– Тебя сюда не звали... – сердито проговорил тот, что справа, насупившись и угрожающе приподнимаясь с места.
– Я возьму твой долг, – последовал ответ. Двое переглянулись, и проигравшийся в пух и прах здоровяк вернулся в сидячее положение, что-то неразборчиво ворча под нос. Чужака это не волновало: его голубые глаза смотрели строго вперед, в молодое смуглое лицо явно выигрывавшего гура. Руки же его тем временем вытащили из-за пояса мешочек, заманчиво позвякивающий металлом.
Голубые глаза смотрели в янтарные пронзительно и жадно, почти не моргая.

– Приступим.
Непрошеный гость вел себя за столом с уверенностью и спокойствием, которые может себе позволить лишь человек, надежно защищенный броней. Верзилы по обе стороны от него, конечно, тоже не сидели в обычных рубахах – дублеты из толстой кожи, но с грубо оборванными рукавами, могли предоставить некоторую защиту от удара по касательно или не слишком острого лезвия, но и близко не шли в сравнение с кольчугой. И уж точно кольчуга была намного, намного более надежной защитой, чем просторная, частично расстегнутая рубаха, которую носил третий игрок, явно выигрывавший, судя по количеству золота, что было на его части стола.
– Меня зовут Дравин, – проговорил мужчина, невозмутимо отсыпая щедрую горсть монет, чтобы оплатить долг игрока, чьё место занял, и сделать ставку для нового раунда. Протянув руку последним, он немного неловко из-за кольчужной перчатки вытянул шесть карт из колоды, а затем уставился в них совершенно равнодушным взглядом. Возможно, отчасти помогала маска, скрывавшая его лицо, но глаза были по-прежнему холодны и сосредоточены, будто у профессионального игрока. Или человека, совершенно не понимавшего правил игры.
Дравин двигался медленно, апатично, не торопясь и не пытаясь выиграть – лишь смотря поверх своей руки с картами на Ферку. И, как ни странно, не выигрывал. Первый гамбит, второй, третий – каждый раз действуя последним, не торопясь и с явным интересом наблюдая за другими игроками и будто бы даже повторяя их действия. Ставки каждый раз росли: две, пять, десять монет, но ни разу его стая не оказалась самой сильной, ни разу он не забрал "банк". Пару раз он даже просто отказывался использовать "злых" цветных драконов, предпочитая играть металлическими, но достаточно сильных карт в руки ему просто не попадало.
Верзила по левую руку от него, к слову, не удосужившийся представиться в ответ и явно с подозрением следивший за незнакомым игроком, был ничуть не успешнее, и после каждого гамбита сетовал на то, что Тимора отвернулась от него и уступила место Бешабе. Он старался выглядеть расслабленным и шутливым, не тревожащимся о проигрыше, но  получалось плохо: нервное постукивание ногой по полу и желваки на скулах выдавали его недовольство и гнев. Но отказываться от игры он не спешил, продолжая делать новые и новые ставки, каждый раз выкладывая карту с числом побольше, чтобы начать гамбит первым – и каждый раз, выложив соответствующее количество денег в банк, проигрывал, хотя играл явно со знанием дела и цветными драконами постоянно тянул деньги из "банка" в свой "склад".
Время от времени то он, то его напарник пытались начать разговор, но Дравин явно не был настроен на беседу, отвечая по-прежнему короткими, отрывистыми фразами и с хладнокровным упрямством сдавая всё больше, и больше денег.
Шел финальный раунд очередного гамбита. В этом раунде первым походил головорез (всё ещё оставшийся неназванным), и он с гордостью смотрел на свою стаю: Зеленый Дракон на четыре, Жрец (принесший ему лидерство в этом раунде) и, наконец, Вор с семёркой силы, позволивший забрать весьма солидную часть "банка" ещё до конца гамбита. В сумме это было шестнадцать очков – неплохой результат, особенно учитывая стаи остальных.
– Наконец-то! Тимора вернулась ко мне, всегда возвращается! – довольно прорычал он, насмешливо поглядывая на своих противников по игре. Тот же равнодушно оглядел свои две карты на столе: Серебряный Дракон на два очка, Синий Дракон на одно очко. Очень слабый расклад. Даже слабее, чем пара Белых Драконов у Ферки на два и три очка. Немного поворочав мозгами, Дравин перевернул третью карту, закончив свою стаю: это оказался Медный Дракон на пять очков.
– Надеешься, что колода тебя спасёт? Ха, гнилое дело, если даже там лежит Тиамат или Бахамут, то я всё равно впереди! – распаленный азартом, прокомментировал "победитель". Дравин не слушал его: немного замедлившись, словно вспоминая, какое особое свойство у этой карты, он скинул "медяка" в сброс, а затем потянул из опустошенной общей колоды последнюю карту. – Твою мать! Друид! Да как так!.. ха-ха, видно тебе всё же улыбнется сегодня удача. Снимешь масочку в честь такого дела?
Дравин лишь с небольшим запозданием вспомнил, что Друид переворачивает правила с ног на голову: если разыграна эта карта, то в гамбите побеждает самая слабая стая. Ну и, разумеется, надо сдать в банк монету. На предложение показать лицо он лишь покачал головой и уставился на Ферку, ожидая, чтобы он показал свою последнюю карту.
Две карты, что уже лежали, по силе уступали стаям обеих противников, но колода была почти пуста, сброс почти полон, и у Ферки в руке оставалась лишь одна карта. У Дравина не было никаких сомнений, какая это карта должна быть. "Если даже там лежит Тиамат..." – под металлическим наличником он даже ухмыльнулся. Тиамат не там; Тиамат даже не в Девяти Преисподних. Тиамат – в руке этого победно ухмыляющегося, самоуверенного, абсолютно спокойного парня. И Тиамат – это тринадцать очков силы и почти всегда гарантированная победа, а ещё очень удобная карта для сбора цветной стаи, особенно в условиях, когда это, должен был быть, по идее, последний шанс на победу.
Должен был быть, если бы не внезапно поменявший всё Друид на дне колоды, сделавший слабую стаю выигрышной.
Ещё до того, как Ферка показал "лицо" своей карты, Дравин уже понимал, что произойдёт. Всю игру он следил за манерами молодого гура, за малейшим изменением выражения его лица, прислушивался к интонациям его голова, следил за руками и постоянно считал карты. Разумеется, он знал, что ищет, к чему присматривается, и лишь поэтому был успешен; никто менее опытный и менее подготовленный не заметил еле заметных, молниеносных и точных движений его рук...
– Чёрный Дракон на единичку? Вах, скажи спасибо Тиморе... – пробормотал головорез, глядя, как Ферка завершает свою "стаю" самой слабой картой в игре. Обычным утешением для доставшего её были бы пара монет, украденных из "банка", но в этот раз оставалось лишь сгрести всю эту кучку денег в честь завершения очередного гамбита. – Вот кому на самом деле повезло с Друидом! А, Дравин? А?
– Да, – коротко кивнув, Дравин стремительно поднялся на ноги и сгреб со стола разбросанные карты. Действовал он быстро и без предупреждения, лишь уже пост-фактум пояснив: – В этот раз тасую я.
Его руки неторопливыми, но уверенными движениями сложили карты в одну стопку, выровняли её и принялись перемешивать, не уронив ни одной. Дравин даже не смотрел на них, а вместо этого сверху вниз буравил Ферку взглядом.
– Эта "Ставка Трёх Драконов", – проговорил он, не повышая голоса, но звуча отчетливо и строго. – И это обычная колода на семьдесят карт. Семь раз по десять. Десять – предельное число карт в одной руке... Десять.
Десять отсчитанных карт легли аккуратной стопочкой на стол, и оба картежника-головореза озадаченно уставились на Дравина, а затем переглянулись. Их лица стали медленно озаряться пониманием, а затем они уставились на Ферку, пока рядом с первой стопкой уже оказалась вторая, затем третья, четвертая...
– И седьмая... раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... – голубые глаза смотрели без злобы, даже без раздражения; скорее устало и слегка разочарованно. Показав совершенно пустые руки, пусть и облаченные в кольчужные рукавицы, Дравин постучал пальцем по рубашке верхней карты последней колоды, и строго спросил: – Ферка Ангелешти, где же последняя карта? Где Тиамат?

Под стальной маской Дравин улыбался уголками рта. Всё шло по плану: сейчас эти двое попробуют выяснить отношения с Феркой, вспугнут его, и он покинет таверну. Затем всю троицу можно будет перехватить на улице, и всё обойдётся без лишнего внимания и риска для окружающих...
– Н-на! – рявкнул верзила, стоило гуру кинуть в него одну из карт, и внезапно ударил не его, а своего собрата, переворачивая следом стол. Застанный врасплох Дравин не успел ни вскочить, ни увернуться, а потому, накренившись спиной назад, вместе со стулом грохнулся на пол, задев в падении соседний столик, перевернув и его. С грохотом полетели на пол кружки пива, зазвенела битая посуда, и изрядно подвыпивший дварф взревел:
– С-сука длинноногая! Моё пиво! – и прежде, чем Дравин вскочил на ноги, ему в лицо прилетела широкая подошва сапога с комьями грязи на ней. Боли почти не было – шлем, койф и подшлемник защищали надежно, но все равно пришлось проморгаться от сора в глазах.
Всё определенно пошло не по плану.
Два недо-полуорка схватились в яростной драке, один полный обиды и злобы, а другой, тот, что ударил первым, озадаченный и не понимающий, что произошло. Шулер-гур же уже скрылся, и лишь кончики его чёрной шевелюры мелькнули в толпе. Ворча себе под нос, Дравин попытался подняться, поднимая руки в примирительном жесте:
– Простите, я случайно задел ваш стол... я заплачу...
– Да мне по пояс! – раздался голос ещё одного дварфа, зашедшего сзади, схватившего за плащ и потянувшего так сильно, что Дравин вновь оказался на спине. Прилетел ещё один удар ногой, теперь уже в бок, и снова броня защитила превосходно. Удар скорее навредил самому дварфу, потому что он ойкнул и принялся подпрыгивать на одной ноге.
– Бородатые животные! Отпустите его!.. – раздался чей-то крик с резким эльфийским акцентом, затем зазвучал треск дерева и чьё-то тело грузно рухнуло на пол. Музыка на фоне внезапно заиграла намного бодрее, поднялся шум и гам, и стало ясно, что крупной драки не избежать, дела миром не решить.
Раздраженно вздохнув, Дравин снова попытался встать, оттолкнув дварфа от себя, но тут ему снова прилетело в голову, в этот раз ножкой то ли от стула, то ли от стола, и пусть шлем вновь оказался надежной защитой, он, покачнувшись, чуть опять не упал и привалился спиной к стене. Кто ударил – неясно, вокруг уже куча-мала.
"Ладно, в Бездну всё", – подумал Дравин, торопливо оглядываясь. Двое головорезов, оба с разбитыми мордами, видимо, помирились и теперь прокладывали путь сквозь толпу, явно направляясь за Феркой, которого и след простыл. Пойти сразу же за ними не вышло: первый из дварфов, размахивая импровизированной дубинкой (ах, так вот кто это был!) бросился к нему. В этот раз говорить Дравин не стал, а сделал резкий шаг вперед, заблокировал размашистый удар дубинки предплечьем и резко совершил прямой удар кулаком в лицо. Дварф, разумеется, был достаточно стойким, и остался стоять на ногах, пусть и оступившись назад. Перехватить его запястье, отнимая дубинку, а затем завалить на пол, подставив ногу, не составило труда, но только стоило попытаться встать, как драчун, пьяный от выпивки и боевого ража, вцепился в сюрко, не желая отпускать противника.
– Прошу прощения, – проговорил Дравин, не сразу подумав, что его в толпе не будет слышно, а затем с размаху ударился лбом в лоб с дварфом. Крепкий железный шлем оказался покрепче толстого лба, и последний вырубился, раскинувшись на полу. Надеясь, что не убил его ненароком, Дравин пополз на четвереньках к выходу, стараясь избегать столкновений с людьми – все больше подвыпивших посетителей присоединялось к драке. Кое-как уворачиваясь от летающих туда-сюда предметов посуды и ударов кулаками, ногами и импровизированным оружием, он прополз футов десять, прежде чем кто-то снова потянул его за плащ. В этот раз реакция сработала лучше и удалось вырваться, вскочив на ноги и мгновенно развернувшись. Второй из дварфов – тот, что отбил себе ногу – ринулся на Дравина, но почти сразу же столкнулся с каким-то человеком плечом, и тут же получил такой удар пустой кружкой, что та разлетелась на куски, а он сам вырубился.
Загрохотали подбитые металлом сапоги по полу – это охрана таверны побежала разнимать дерущихся. Времени тратить больше было нельзя: в толпе не было видно уж и головорезов, и они могли уже догнать Ферку... или тот мог скрыться. Вопрос ещё, что хуже: если эти двое нарвутся на смертоносного чародея, или если он скроется?
Протиснувшись как мимо посетителей, так и мимо воинов, ринувшихся в драку разнимать тех, кого ещё не вспугнуло появление охраны, Дравин вывалился на улицу, и на этот раз, к счастью, его плащ никто не хватал, и никто не остановил его, как участника драки. Или в суматохе его не заметили, что странно, с учетом доспеха, или охрана волновалась о том, чтобы разнять людей, а не задержать зачинщиков. Не городские стражники всё-таки... да и что бы они сделали, выгнали?
На выходе он забрал свой топор, и каждая секунда ожидания была смерти подобна. Схватив оружие, Дравин выскочил на пустынную ночную улочку, оставив позади шум и духоту. Вокруг было свежо, прохладно и почти идеально тихо – не считая стрекотания сверчков. Разглядеть следы Ферки не представлялось возможным на подходящей к таверне тропе, он был слишком легконог, да и иных следов здесь было сполна... зато вот отпечатки громадных башмаков двух бандитов, что ринулись за ним, видны были вполне отчётливо.
Дравин за ними не последовал.
Он знал, где остановились гуры, и был более чем уверен, что туда Ферка и двинется: в городе нет иных таверн, иных укрытий. Лучший способ – перехватить его на пути домой... а потому Дравин сорвался на бег, срезая путь через чужие дворы. Кольчужный доспех, покрывавший его тело почти полностью, весил не мало, но он был достаточно силен и вынослив, даже после пары ударов по шлему, чтобы бежать быстро, уверенно перемахивая через препятствия.
Главная улица в Перепутье была лишь одна и она вела через весь город, изгибаясь, и выводила прямо к окраине, за которой и встали табором гуры. Дравин же уверенно двигался поперек, двигаясь по маршруту, который подметил заранее, как только прибыл в городок и начал планировать свои действия. Оставалось совсем чуть-чуть...
Перемахнув через очередной забор и умудрившись не зацепиться за него плащом, Дравин довольно шумно приземлился на ноги, зазвенев кольчугой. Тяжело выдохнув – он бежал изо всех сил – и оглядевшись, он заметил какую-то возню в подворотне между стеной-частоколом и каким-то сараем. Там было несколько силуэтов – в сумраке толком не разглядеть – и раздавались звуки борьбы, злые, но приглушенные голоса. Озаренный догадкой, Дравин ринулся туда, покрепче перехватывая топор в обеих руках.
– А ну стоять, преступный сброд!

– Даю вам шанс сдаться, – проговорил Дравин, стоя на выходе из переулочка на широко расставленных ногах, держа наготове боевой топор. Двое головорезов, доставая из ножен короткие и весьма увесистые на вид тесаки (в темноте точно не разглядеть – то ли фальшионы, то ли гросс-мессеры), озадаченно переглянулись.
— Ой, как ты вовремя! Давай, надери этим двум придуркам задни… – раздался откуда-то снизу голос Ферки, прежде чем его хорошенько так пнули носком сапога.
– Какого дьявола, масочник? – проворчал один из них, явно не торопясь и пытаясь оценить риски. Их было двое, они были весьма сильны, но у Дравина была кольчуга. – Ты сам вывел этого сукина сына на чистую воду! Так хочется свою долю?
– Я знаю, кто вы, Бейн и Холг, – ответил он, отводя назад правую ногу. – Я знал, кто вы такие, ещё до того, как сел за стол. Вы объявлены в розыск в Эспаре – за вымогательства и убийство.
Больше слов не потребовалось.
Два бандита ринулись в атаку, но проход был недостаточно широк, чтобы напасть одновременно. Сделав резкий шаг вперед и высоко замахнувшись топором, Дравин вложил движение всем тело в тяжелый удар сверху. Бейн, бежавший первым, сумел увернуться, резко дернувшись в сторону и припав спиной к стене, но тут же его голень распороло, оставляя глубокий порез, острие с обратной стороны топорища. Это Дравин, промахнувшись, немедленно отступил назад, обратным движением зацепив противника.
Холг, шедший вторым, бросился на противника, нанося быстрый удар снизу. Увернуться от него удалось лишь чудом, вовремя отступив назад ещё на шаг, и на руку пришлась короткая длина клинка; но следом последовала бешеная атака сверху, с замаха. Успев воздеть к небу боевой топор, Дравин заблокировал этот удар, и укрепленное железом древко выдержало широкое, острое лезвие, что обрушилось на него. Пользуясь сбившимся ритмом противника, удалось отпихнуть его ногой, а затем врезать по лицу древком.
Бейн, раненный в ногу, времени не терял, и тут же бросился брату на выручку. Первый же его удар попал в плечо, но клинок соскользнул по крепкой кольчуге, звеня сталью, и Дравин охнул от боли – пробития не было, но удар был такой силы, что немедля онемела правая рука. Второго удара не случилось: превозмогая боль, бывший стражник развернулся к противнику, что так удачно обошёл его, и с силой рубанул по руке с оружием. Вновь брызнула кровь, и Бейн взвыл от боли, зажимая обрубок, оставшийся на месте кисти, что упала на землю, всё ещё сжимая рукоять тесака. То ли от кровопотери, то ли от шока побледнев, он рухнул спиной на стену сарая и сполз вниз.
Вновь второй подошёл на выручку, чем удалось вырубить раненного врага. Он накинулся на Дравина, и мощным толчком повалил его на землю.
– Сука! Брата моего!
Едва успев поднять руку, чтобы защититься от удара Холга – замах был маленький, и лезвие вновь лишь скользнуло по кольчуге – Дравин выронил топор. Отклонив голову, чтобы тяжелое лезвие рассекло грязную землю, а не шлем, он обеими руками вцепился в глотку нависшего над ним бандита и боднул его в рожу лбом. Раздался противный хруст хрящей и рев злобы и боли, но Холг не отпрянул, намертво придавливая своим телом к земле и неловко пытаясь кольнуть в бок. Кольчуга пока спасала от ударов, но одно удачное попадание по шлему могло закончить всё. Дравин чувствовал, что не может перебороть врага, что не может дотянуться до топора, что не может вырубить его – хотя ударил пару раз в лицо шлемом. Тот словно был в ярости берсерка, и его налившиеся глаза, залитые кровью, дико сверкали в сумраке.
Но тут сверкнуло что-то ещё – яркая вспышка огня за широченной спиной Холга...

Бандит, навалившийся сверху, заорал, охваченный пламенем, и сам Дравин ощутил мучительный, губительный жар, обступивший его. Все вокруг озарилось пляшущим, неровным рыжим светом, и в ноздри, даже сквозь маску, ударил запах паленой кожи: то ли от кожаного дублета противника, то ли от его горящей плоти. Мимо пронеслись чьи-то ноги в высоких сапогах.
"Во имя Хельма, будь я проклят! Стоило подождать пару секунд, чтобы они вырубили его..." – подумал он, сталкивая бросившего сопротивляться противника, который тут же принялся кататься по земле, крича и пытаясь сбить пламя. Превозмогая и ноющую боль от ударов, и резкое жжение, Дравин подскочил, бросился вперед, словно змея, и крепко вцепился руками за лодыжку. Могучим усилием потянув противника на себя, он опрокинул его на грязную землю, а затем накинулся, с остервенением хватая за грудки.
Вид его был страшен: по шлему и кольчуге растекались тёмно-алые потёки чужой крови, а изодранный плащ тлел и дымился. За спиной растекалось огненное марево пылающей крыши, и на его фоне фигура казалась почти чернильно-чёрной. Лишь голубые глаза, сверкающие лихорадочным гневом, виднелись сквозь прорези.
– Ферка Ангелешти! – голос под металлической маской звучал, как хриплое, болезненное рычание раненного зверя. Сдерживая боль и направляя гнев, пылающий в венах не хуже колдовского огня, Дравин одной рукой попытался вцепиться в горло колдуна, чтобы помешать ему шептать колдовские слова, а другой сильно врезал ему кулаком в бок. – Два года!
Продолжая душить, он ударил вновь, чтобы не дать противнику опомниться, встать на ноги, обрушиваясь на него сверху всем весом и силой, что были в его теле.
– Два года я гнался! – прорычал он, снова ударяя в бок, вышибая стоны боли. – Из Врат Балдура! За убийство!
Приподнявшись, не отпуская хватки на горле, Дравин на секунду замер. Боль, боевой пыл, гнев пьянили его. Хотелось просто сорваться и начать лупить по загорелому лицу до тех пор, пока от него не останется лишь кровавая кашка с обломками зубов и костей, хотелось дать волю злобе и выход многим, многим месяцам странствий, сомнений, разочарования, неудач... Левая рука уже была отведена для замаха, пока правая вжимала дергающегося, извивающегося, словно уж, противника в землю, в грязь и пыль. В свете от огня тени стали резкими, непроглядно чёрными, и манили, как никогда прежде.
"Огонь. Пожар!"
Мигом отбросив приступ гнева, Дравин отмеренным, тренированным ударом треснул Ферку кулаком в челюсть, заставив его голову дернуться, как у болванчика, но на этом остановился, решив, что с него пока хватит. Подскочив на ноги, он оттащил обмякшее тело в сторону и затем бросился к ближайшему колодцу.
Стража уже спешила сюда, как и другие жители с ведрами воды. Огонь уже полностью охватил крышу сарая, сделанную из связок сухой соломы, но был ещё шанс потушить пожар, не дав ему распространиться на соседние дома, не дав ему охватить все поселение...
Дравин, когда вошёл в таверну и увидел не только Ферку, но и Бейна с Холгом, счёл себя жутко везучим. Он знал, что и оба головореза, и сам Ферка, опасны, каждый на свой манер. Будь их бой в таверне... сколько людей пострадало бы? От огня, от хаоса драки? К тому же, без оружия – его верного топора – Дравин вряд ли справился с Бейном и Холгом, в борьбе и кулачной драке они были явно сильнее, и кольчуга со шлемом дали бы лишь некоторую фору.
Стражники приближались; с ними был воин в латах, с пурпурным плащом и плюмажем. "Пурпурный Дракон," – подумал Дравин, вылив очередное ведро воды в пламя и видя, как поднимается столб пара. – "Надо будет объясниться..."
Его это не смущало. Хартию на ношение оружия он приобрел ещё пересекая границу; были у него и бумаги на розыск преступников. Конечно, вопрос был в том, как местные власти отнесутся к объявлению на розыск из Врат Балдура. Но лучшим решением было бы последовать закону и избежать конфликта.

– C пробуждением, – зазвучал голос из угла темницы. – Ферка Ангелешти.
Вместе с осознанием возвращалось и зрение, и зрение выхватывало из полумрака довольно высокую фигуру, что стояла, приникнув спиной к холодной каменной стене. Это был Дравин, но теперь его голос звучал несколько более отчётливо, и шлем с маской не скрывали ни средней длины седых патл, ни слишком молодого для таких волос лица. Оно было худощавым, с угловатыми чертами и легким налетом щетины, немного осунувшимся от усталости. Только голубые глаза оставались прежними, холодными и сосредоточенными, горящими какой-то злой, болезненной энергичностью.
Доспехов тоже не было. Вместо хауберка и сюрко на нем был надет самый простой стеганый поддоспешник, весь в швах и заплатках, раскрытый выше середины груди – очевидно, он носился под кольчугой. Топора или иного оружия при Дравине тоже не было видно. Зато было видно, что стоит он босиком, со ступнями, покрытыми свежими перевязками. При этом в пол упирались лишь пятки, становиться на всю стопу было больно.
– Предупреждаю... может, местная стража и сжалилась над тобой, не став связывать руки, – хрипло проговорил Дравин, отчего его голос зазвучал неловко и слишком высоко, словно после долгого молчания, после чего он на миг отвернулся, прокашлялся и продолжил: – Но и мои руки не связаны. Попробуй хоть один из своих гурских фокусов – и ты уже не отделаешься так легко.
Брови его были чёрными и хмурились, сжимая кожу над переносицей в резкую морщинку, а уголки рта кривились с явным неудовольствием. Скрещенные на груди словно невидимая стена отделяли от остального мира, и во всей позу чувствовалась скованность, словно Дравин, сливаясь со стеной, пытался занимать как можно меньше места в этом помещении.
Он бы, разумеется, в этом не признался бы, но вся эта ситуация была жутко неловкой и неприятной. Да, всё пошло совсем не по плану. Объявления о розыске Бейна и Холга оправдывали вмешательство в происшествие, но не объясняли поджог. Чертовски удачное заклинание Ферки упокоило обоих бандитов, и пусть их удалось опознать сразу же, спросить, что произошло, вышло бы вряд ли. И сам гур... бумаги на его розыск из Врат Балдура властью здесь обладали практически никакой, тем более бумаги были двухлетней давности. И пусть даже подоспевшие стражники с рыцарем Пурпурного Дракона соглашались, что поджог всего вокруг, включая свои ноги, как минимум странен, все же было решено задержать обоих чужеземцев до выяснения обстоятельств.
Вот так Дравин и оказался в одной камере с чародеем-убийцей. Без оружия, без нормальной брони, без каких-либо гарантий своей безопасности – или безопасности второго заключенного. Такое дилетантство раздражало, но бывший стражник решил следовать местным законам и не сопротивляться. В конце концов, закон есть закон и это его вина, что план не сработал, как ожидалось.
Уже в который раз Дравин прокручивал в голове эти мысли, довольно долго глазея на спящего гура, а теперь неотрывно пялясь на него, сидящего на скамейке, из своего угла, неподвижный, почти как окаменевшая гаргулья.

Храбрости Дравину было не занимать, но это не значит, что он не знал страха; весьма напротив, стоило Ферке прийти в движение, подняться, как его тело заметно напряглось, словно сжавшаяся пружина, лицо окаменело, а кисти скрещенных рук сжались в кулаки. Тем не менее, он пока продолжал стоять, опираясь на стену, почти вальяжно, словно стараясь изобразить (весьма неумело) спокойствие и полный контроль над ситуацией.
Его глаза метнулись от Ферки к светлому пятну – решетчатой металлической двери, закрывавшей выход из камеры – скользнули по каменным стенам, низкому потолку, деревянной скамье за спиной парня. С явным усилием выдавив из себя кривую полуулыбку, он негромко, но отчетливо проговорил:
– Валяй, ты был предупрежден. Даже если убьешь меня... – Дравин скованно пожал плечами. – Тебе всё равно не уйти.
Его тело было вполне готово к бою. Да, болели руки и бока, по которым пришлись удары тесаков – кольчуга и поддоспешник смягчили их, но не свели к нулю, и теперь под одеждой красовались синяки и кровоподтеки. Ступни же, пусть и не сгорели дотла, порядком были обожжены, и стоять на них было весьма неприятно. Если бы не это, то он бы уже сорвался вперед, чтобы попытаться опередить противника, перехватить его руки... но не было никакой уверенности в том, что он смог бы сейчас уклониться даже от самого слабого заклинания. Нужно было попробовать что-то другое...
– Стража и рыцари, – голубые глаза Дравина вновь уставились на Ферку. Это вновь был его холодный, колкий взгляд, улавливавший каждую перемену в чужом лице, взгляд, которым он буравил гура на протяжении всей игры, пока не вскрыл его обман, не смотря на хитрость и ловкость рук. – Не будут столь снисходительны.
Его глаза опускались от лица все ниже и ниже, подмечая серьги, кольца, амулеты и браслеты; обширный набор украшений. Остановившись на руке со сложенными для щелчка пальца, Дравин прищурил глаза и, словно припомнив что-то, добавил:
– И они не будут милосердны к твоему табору. Гуров и так не любят очень многие... а уж когда один из них устраивает поджог сперва на улице, затем в башне стражи... – улыбка стала чуть шире, а взгляд чуть увереннее. Поза особо не изменилась, но плечи расправились, осанка выпрямилась, словно в тело прибыли новые силы и уверенность. – Сделай что-то глупое, и даже если выживешь и сбежишь сам – подставишь своих близких...
Два года странствий с бешеной скоростью проносились перед глазами. Постоянно, прибывая по следами табора гуров в новое поселение, Дравин обнаруживал, что опоздал и ему оставалось лишь собирать крохи данных о Ферке из рассказов свидетелей и очевидцев. Теперь эти крохи, что он бережно хранил в памяти и сводил в единый узор, нужно было в бешеной спешке перебрать, вычислить, вычленить из них зацепки, улики, слабые места.
–...подставишь свою семью. Как там их зовут? – Дравин коротко, по-змеиному облизнул пересохшие губы, неприятным движением, которое подсмотрел во Вратах Балдура у кое-каких змееподобных чужеземцев. – Джаелл... Кхамал и Камло, верно?
Голос его звучал уже не хрипло, а вполне уверенно. Хмурость не прошла, но теперь это была мрачная, почти злобная решимость. Без оружия и доспехов, у него оставался лишь один козырь в рукаве – то, что он знал о Ферке явно больше, чем тот знал о нём. Это был его "Бахамут".
Если, конечно, он не ошибался.

Появление стражника было весьма кстати. Он неплохо разрядил обстановку, поругавшись и помахав своей палкой, как следует. Но, самое главное, он помог понять кое-что важное о Ферке. Все это время Дравин угрюмо помалкивал в своём углу, внимательно вслушиваясь в перепалку и приглядывась к поведению гура. Да, определённо, слова про семью и табор задели его за живое. И появление стражника его несколько смутило, выбило из колеи, помешав сорваться.
А значит — у него есть хоть какая-то доля здравого смысла, а значит — у него есть человеческие слабости и есть, на что давить...
За такие мысли было стыдно и неприятно; улыбочка стерлась с изможденного лица. Задним числом уже подумалось: это не справедливость и не закон, вряд ли дети повинны в грехах их отца. Но что еще оставалось делать? В конце концов, это были правдивые и логичные выводы, скорее даже предупреждения, а не угрозы.
"Или, может, он лишь притворяется?" — подумал Дравин, вновь закрытый и замкнутый, как минуту назад.
Терпеливо выждав, пока стражник, закончив "наводить порядок", вновь удалился спать — ужасная безответственность, себе бы подобного он сам не позволил — Дравин изготовился к своему личному дозору. Рискнуть спать в обществе этого колдуна-убийцы он не мог, пусть даже и запугал его немного упоминанием семейства. Черт его знает, что взбредет в эту голову!
Оставалось лишь вспомнить годы, проведённые в дозорах на стене: в холод и зной, в снег и в ливень, ночью и днём бойцы Городской Стражи то стояли в караулах, то патрулировали стены города, то сторожили улицы и дома. Разумеется, это редко сочеталось с безоружностью и беззащитностью, да и с болезненно ноющими побоями и ожогами тоже, но что это в сравнении с ранениями, что получал он в своих добровольных ночных вылазках?
Дравин был твердо намерен сторожить своего пленника до утра, не давая даже малейшего шанса тому вновь ускользнуть из его рук.
На весьма обидные слова он, впрочем, ничего не ответил, пусть и зыркнул зло на парня. Мелочные оскорбления и обвинения в испорченном вечере не могли смутить его. В конце концов, в трущобах Врат Балдура и не такое услышишь! Когда на орочьем или Нижнеобщем начинают браниться — уши в трубочку сворачиваются. Сказал Дравин лишь одно,  понизив голос на пару тонов, когда стражник скрылся:
— Я буду следить за тобой, Ферка Ангелешти, — и остался стоять, как истукан, терпеливо снося дискомфорт своего положения, с твёрдым намерением не спускать с парня глаз аж до самого утра, как минимум.

Отредактировано Dravin Kredd (2021-05-19 22:12:39)

К тому моменту, как Ферка продрал глаза, Дравин уж был на ногах, готовый к выходу. Выглядел он, мягко говоря, так себе – особенно в лучах утреннего солнца, что просачивались в камеру между прутьев решетки из окошка под потолком. На свету и его осунувшееся лицо, и заострившиеся черты, и темные круги под глазами были куда заметнее. Он не спал всю ночь, это точно – возможно, он не наслаждался здоровым сном уже очень давно...
Молчаливый и послушно исполняющий приказы стражников, Дравин, тем не менее, был явно напряжен. Кулаки его были крепко сжаты, а глаза сощурены; немного скованные движения выдавали сосредоточенность и готовность сорваться в любой момент. И пусть он косился краем взгляда на гура, но и на стражников смотрел с подозрением и чуть ли не опаской.
Их не выпустили просто так; вместо этого обоим пленникам стянули кисти рук пеньковой веревкой, чтобы не учудили ничего, да ещё и одним мотком, в результате чего Дравину пришлось идти вплотную с Феркой. Отойти, отодвинуться возможности не было, оставалось чуть ли не в ногу маршировать! Оставалось лишь глядеть в другую сторону и помалкивать, стараясь не нарваться на неприятности и заодно поменьше болтать с этим вредным колдуном.
Затем их вывели из темницы по уже знакомым бывшему дозорному Врат Балдура коридору (он, в отличие от Ферки, был в сознании при помещении в камеру), по лестнице, и, наконец, на первый этаж, где их уже дожидался рыцарь в пурпурном плаще поверх доспеха. Видок у него был скучающий: равнодушие в серых глазах, едва сдерживаемое зевание в голосе, небрежная, расслабленная поза.
– Значит, так, – молвил он, смотря на приведенных пленников. – Бумажки у тебя, седой, в порядке. Но что стряслось в таверне и у сарая мы точно не знаем, а потому тебя пока никуда не пустим... и этого бродягу тоже. Оба поедете в Эспар, там вас допросят при помощи жреца Хельма, заодно и пару поджаренных вами трупов туда отвезут для отпевания. Если что, я разрешил своим людям прирезать вас, коли дурить станете.
Дравин озадаченно приподнял бровь, думая, как так сталось, что во всем Перепутье не сыскалось ни одного жреца, а затем глянул на телегу, видневшуюся снаружи сквозь открытую дверь. На её дне уж лежали два завернутых в саван тела, нетрудно было догадаться, чьих. Ехать, очевидно, предстояло вместе с ними. Странное было решение...
– Если его вина будет доказана, могу я... – своего вопроса Дравин закончить не успел. Один из стражников очень больно тыкнул его тупым концом копья в живот, заставляя охнуть и согнуться пополам. Если бы не факт, что уж больше суток Дравин ничего не ел, то его бы наверняка вывернуло прямо на пол.
– Вы оба не в том положении, чтобы задавать вопросы. А теперь полезайте в телегу, да поживее!

Поездка, казалось, была вечной. Прошла всего пара часов – а казалось, что пара месяцев.
Дравин отчаянно пытался не уснуть. Телега скрипела и тряслась на ухабистой дороге, которая, по сути, была скорее походила на широкую тропу, тянущуюся между деревьев; возница и сторож то и дело переругивались между собой, но это ничуть не помогало. Стоило лишь на миг слипнуться, моргнуть глазам, как продрать веки становилось всё тяжелее и тяжелее. Лишь осознание того, что он наедине с этим убийцей – который ещё и угрожал! – позволяло усилием воли гнать дрёму прочь. И всё равно, Дравин клевал носом, а перед глазами то и дело вспыхивали видения прошлого и фантасмагорические образы, пытавшиеся убаюкать, утащить в сон.
Между Феркой и Дравином лежали завернутые в саван тела, а ближе к козлам стоял довольно крупный сундук, в который сложили все конфискованные у обоих арестантов вещи. Стараясь занять свой разум чем-то, чтобы не поддаться сонливости, бывший стражник то и дело прокручивал в голове разные сценарии. Что делать, если Ферка выпрыгнет из телеги? Или освободится? Как освободиться самому? Как достать из сундука своё оружие, не привлекая внимания?.. Но голова отказывалась соображать, и мысли то и дело уплывали куда-то прочь.
Невольно мысли возвращались назад. Зачем их отправили в Эспар, в самом-то деле? Да, там был жрец Хельма, он с ним даже виделся перед отправлением сюда... но ведь наверняка и в Перепутье был служитель какого-нибудь подходящего бога. И почему бандиты орудовали в городе так смело, если тут такая деятельная и строгая стража? Зачем они вообще сюда попёрлись? Это было все как-то подозрительно и странно.
Подозрительно заскрипела телега, и тряска усилилась; лошадь странно заржала. Встрепенувшись, Дравин закрутил головой по сторонам, но не увидел, разумеется, ничего – телега была крытая. Тем не менее, он осторожно придвинулся к краю и заглянул в щель. Мимо плыла уже не тропа среди деревьев – они катились по траве, мимо веток и деревьев, а тракт оставался позади.
"Свернули с тракта. Зачем? Везут не в Эспар. А куда?.." – догадка крутилась на языке, но измученный бессонными ночами мозг не желал доводить умозаключение до логичного конца. Дравин бросил сощуренный взгляд на Ферку, пытаясь подобрать слова, но тут телега качнулась так, что балдурец чуть на пол не рухнул, и остановилась. Заржали лошади, а снаружи донеслись звуки неразборчивого разговора – двух стражников с кем-то ещё.
Острое чувство опасности билось в основании черепа ледяными иголками. Что-то было неладно.

Дравин изо всех сил делал вид, что не согласен с Феркой: грозно хмурил брови, подозрительно щурил глаза, сердито морщил уголки рта и раздраженно ворчал под нос. Секунд шесть он всматривался во второго арестанта, а сам мысленно пытался понять: не наложил ли тот на него своих чар, как было с дуболомом тогда, в таверне? Но, казалось, нет, мысль предпринять совместный побег была искренней, рациональной и своей, пусть и очень рисковой...
— Попытаешься обмануть, и нам обоим конец... — прошептал Дравин, склоняясь над скрытыми саваном телами, чтобы дотянуться до узлов на веревках, опутавштих гура. Один вид их внушал отчаяние! Стража Перепутья поработала на славу, и, может, со свободными руками у Дравина и вышло бы их распутать, но он сам мог еле пошевелить кистями рук. Проклиная свою привычку обрезать ногти как можно короче, из-за которой теперь зацепиться было толком нечем за крепкий ворс веревок, бывший стражник напряженно прислушивался к разговору снаружи телеги. Слов все еще было не разобрать, но шаги постепенно приближались к задней части телеги.
"Думай, Дравин, думай", — набатом звенели мысли в голове. Шел счёт на секунды. Или ему, или Ферке нужно было срочно освободить руки; желательнее Ферке, пусть тот и был ненадежным, лживым убийцей, но без оружия и доспехов у него все еще были шансы сделать хоть что-то за счёт магии. — "Нужно что-то острое, чтобы разрезать веревки, или разорвать их, или растянуть, думай!"
Они были связаны одним мотком веревки. Сидели всю дорогу почти вплотную, не смогли бы убежать, даже если бы выскочили на ходу: ходить двум связанным вместе, без возможности орудовать руками, очень сложно, если вообще возможно. Помимо сундука, в котором было все конфискованное, и двух трупов, ничего больше в телеге не было. И что-то подсказывало Дравину, что даже если они найдут сейчас шершавый или острый предмет, то перерезать веревки в таком неудобном положении они не успеют. Положиться можно было лишь на самих себя.
"Думай, думай!"
Шаги звучали уже совсем близко. Надо было сделать что-то прямо сейчас... Разорвать? Не выйдет. Перегрызть? Тем более. Стянуть? Слишком туго завязаны, на запястьях застрянет...
На запястьях?
В голову пришла идея, но столь неприятная, что хотелось заранее проклясть и себя, и всю эту дрянную затею.
Дравин набрал побольше воздуха в грудь, закусил нижнюю губу и, схватившись пальцами одной своей руки за большой палец другой, резко дернул его в сторону запястья. Раздался щелчок сустава и характерный хруст, мужчина зажмурился и едва не вскрикнул, но лишь крепче закусил губу, сдавленно мыча.
Стоило ему это сделать, как петля относительно легко сползла с левой руки, и получилось потянуть за освободившуюся веревку, распутывая узлы. Так как и Ферка, и Дравин были связаны общим мотком веревки, в считанные секунды они оба оказались свободны.
— Какого хера... — прозвучал голос сбоку. То говорил стражник, приподнявший полог и заглянувший внутрь телеги, явно не ожидая увидеть арестантов развязанными. Рука его уже держала копье, и Дравин понял, что если сейчас кинется в атаку, то просто будет насажен на него, как на вертел.
Тем более то, с вывихнутым большим пальцем, без возможности орудовать обоими кулаками, без орудия и доспехов...
Дравин с отчаянием взглянул на Ферку.

Это был их шанс!
Дравин не знал, как, не знал, намеренно, или нет, но этот чёртов гур призвал неведомые силы своего колдовства, и лишь поэтому они ещё были живы. Его магия была странной, безумной, дикой... но времени удивляться не было, нельзя было больше полагаться на шанс.
Пока второй стражник непонимающе пялился на селедку, в которую обратился его меч, собравшийся с силами и мыслями Дравин резко двинул его ногой в лицо. Раздался хруст носовых хрящей под перебинтованной пятки и болезненный вскрик, и мужик спиной назад выкатился наружу из телеги, грузно рухнув на землю.
Дравин время зря не терял: тут же прыгнул следом, перекатился по траве и вскочил, уже схватив с земли здоровой рукой копье – его выронил первый стражник, которого магией так об дерево приложило, что он, видимо, сразу отрубился. Схватил копьё и тут же врезал тупой стороной древка в  живот выпавшему из телеги врагу, все ещё сжимавшему в руке бесполезную рыбину. Тот скрючился от боли, и Дравин, довольно хмыкнув своей маленькой мести, вырубил его ещё одним ударом, уже по голове.
– Да какого хера?! – это гаркнул какой-то совершенно незнакомый мужик, стоявший чуть в стороне от телеги. Он был не один; ещё трое незнакомцев, повытаскивав тяжелые скимитары, осторожно приближались к телеге и Дравину. Они явно были не из стражи, судя по их драным стеганкам и потрепанными кожаными доспехами, еле-еле прикрывавшими жизненно важные органы. Но вот их рожи, широколобые, плоские, с тяжелыми грубыми чертами, смутно напоминало недавно убитых полуорков. – Эти дукхал даже связать людей нормально не могут! Анукх!
Было это имя или какая-то команда, Дравин не знал, но ближайший из головорезов метнулся к нему, пытаясь обойти сбоку. Пришлось резко отскочить назад, делая выпад копьем, чтобы удержать нападающего на дистанции. Встречный удар скимитаром угодил в древко, не перерубив его, но лишь отклонив выпад в сторону.
– Их тут четверо! Колдуй! – с нотками отчаяния в голосе крикнул Дравин, продолжая отходить назад. Головорез продолжал теснить его быстрыми ударами скимитара, лишь чудом рассекавшими лишь воздух, и к нему уже присоединился второй, обходя бывшего стражника с фланга. Двое оставшихся лезли в телегу...
Удар сбоку чуть не вспорол брюхо, лишь разодрав пропотевший поддоспешник на Дравине. Не желая больше торчать меж двух огней, он, скрипя зубами, обеими руками схватился за копье и резко попёр на противника перед собой, придвигаясь вплотную, а не держа дистанцию. Очередной удар скимитара пришелся глубоко в вовремя подставленное древко и застрял. Мгновенно отпустив оружие, Дравин пригнулся и схватил врага за талию, толчком ног и своим весом опрокидывая его на землю. Удар второго противника, медлившего из-за страха задеть товарища, пролетел мимо. Сцепившиеся в борьбе покатились вниз по склону через кустарник и траву, рыча и матерясь. Дравин крепко держал врага в захвате, терпя сыплющиеся на голову удары кулаками, пока они оба не впечатались в ствол дерева и не остановились. В следующий миг он уже навалился сверху, держа вытащенный с вражьего пояса во время схватки кинжал и сильными короткими ударами тыча им под рёбра не ожидавшего такой подлости головореза.
– Ах ты губук! – рявкнул бежавший вслед за ними вниз по склону противник. Дравин, доставая кинжал из-под ребра после очередного удара, резким движением развернулся и метнул его инстинктивно, почти не глядя, на слух.
Кинжал просвистел в воздухе и угодил прямо в голову врагу... глухо стукнувшись рукоятью по черепушке и улетев куда-то в кусты.
– Бл... – только и хотел сказать Дравин, стоя помятый, безоружный и беззащитный перед несущимся на него врагом со скимитаром во воздетой к небу руке.

Дравин замер перед несущимся на него врагом. Меньше нескольких секунд оставалось у него, чтобы подготовиться к атаке...
Прыгнуть в сторону? Не выйдет: догонит, дотянется длинными руками и острым клинком. Пригнуться, поймать в захват? Не пойдет: снесет на полном ходу за счёт скорости и веса, да ещё по спине рубанет. Бежать прочь? Не вариант, нельзя оставить Ферку одного!
Сощурив глаза и сжав до скрежета зубы, Дравин напрягся каждым мускулом, сжавшись, чтобы в последний момент рвануться вперед, подобно пружине, чтобы попытаться встретить головореза внезапным и стремительным ударом кулака. Он не чувствовал страха – лишь холодное, отрешенное напряжение, пульсирующее в висках.
А потом буквально из воздуха возникла огромная куча лесного грунта вперемешку с камнями и травой – и с грохотом обрушилась на полуорка.
На долю секунды  Дравин опешил, как и его противник, беспомощно бранившийся на грубом непонятном наречии и пытавшемся откопаться из-под завала. Но тут же мысль пронзила ум: "Это Ферка и его чёртова Дикая Магия! Вот уж удружил..." – седая голова резким, животным почти движением повернулась к вершине холма, где осталась телега. Там были слышны звуки голосов оставшихся бандитов, но бормотания Ферки Дравин не различил своим слухом, а потому поспешил к нему на выручку.
Разумеется, сперва как следует двинув с разбега ногой в лицо распластанному под грязевым завалом полуорку и отобрав его скимитар.
На вершине холма не было видно ни одного из троих, зато была видна возникшая буквально за несколько секунд глубокая и достаточно широкая яма, из которой доносилась брань и звуки непонятной возни. На ходу подобрав  копье и без труда освободив его от застрявшего в древке клинка, Дравин обеспокоенно подбежал к краю, занося оружие для броска.
Полуорки, ошарашенные магией и внезапным падением, только поднимались на землю и хватали оружие; в опасной близости от них висел, держась за торчащий из почвы корень дерева, Ферка. Стоило бы бандитам замахнуться, как они бы без труда изрубили его ноги, или схватились бы за него и стащили вниз, к себе. Но они промедлили, явно не ожидая таких фокусов, и теперь одному из них это стоило жизни.
Ведь Дравин, застыв на краю, с громким, злым выкриком мощным движением торса и сильной руки послал копье сверху вниз, прямо в бритую голову ближайшего негодяя. Наконечник вошёл в неё почти вертикально, с мерзким треском кости и хлюпаньем мозгов и крови; выйдя из нижней челюсти, оружие устремилось аж до самой земли, вонзившись в сырую лесную почву. Пригвожденное тело, ещё дергаясь в конвульсиях, медленно спустилось по древку вниз.
– Сделай глупость, – зло процедил Дравин, не столько от гнева, сколько от боли в ранах и обожженных ногах, которые босиком бегали по траве и земле и пинали полуорочьи лица. – И с тобой будет также.
Он сказал это, стоя на краю, глядя холодными голубыми глазами в яму, на свисающего Ферку и бросившего оружие последнего разбойника, и его колючий, болезненно сверкающий от адреналина и недосыпа взгляд, направлен был на обоих одновременно, пока бледноватые узкие губы изрыгали угрозу.
А потом он сосредоточился на Ферке, его взгляд смягчился, и Дравин, опустившись на колено, освободившейся рукой дотянулся к нему, схватил за предплечье и с силой потянул, помогая выбраться наружу.

На короткий момент бывший стражник лелеял надежду, что в гуре пробудились зачатки благодарности и здравого смысла, но стоило тому открыть рот, как стало ясно: пережитое приключение ни капли не сказалось на его манерах! Нет, понятно, конечно, что рубашка своя всегда ближе к телу и что торчать рядом с тем, кто только недавно пытался тебя повязать, не хочется, но не мог же он, в самом деле, думать, что всё так просто?
– Ферка! Стой! – рявкнул Дравин, глядя на удирающего подозреваемого. Голос его был более хриплым и усталым даже более обычного, и потому вряд ли был услышан. Пришлось подняться, тихо покряхтев, с колена и, бросив разбойнику короткое "сиди здесь, или тебе конец" – без особой надежды, что тот не попытается сбежать при первой же возможности – рвануть следом.
Изначально он хотел просто догнать заклинателя и вырубить его, а затем продолжить свою миссию, как ни в чем не бывало, но очень быстро понял, что из-за усталости, босых обожженных ног и боли во всем теле сил ему, не смотря ни на что, вряд ли хватит на такой подвиг. Спина Ферки в просторной рубахи мелькала относительно недалеко впереди среди кустов и веток деревьев, и, со сбившимся дыханием, Дравин прибег к своему последнему доводу:
– Стоять, Ферка! Куда ты бежишь, по-твоему? Ты хоть дорогу знаешь? – он крикнул, чуть не срывая горло. – И даже если ты доберешься до города, что ты будешь делать? Просто дойдешь до своего табора? Думаешь, тебе это позволят? Думаешь, тебя не заметят?
Дравин остановился, облокотившись на дерево, тяжело дыша, втянул побольше воздуха в грудь и гаркнул погромче, уже не видя Ферки впереди и слабо надеясь, что тот его услышит и одумается:
– Это не рядовые головорезы и они скоро узнают, что мы сбежали! – пауза, тишина. – Тебя и твой табор будут искать!– снова пауза, снова напряженное прислушивание к звукам леса. – Нашёл я, найдут и они!
Снова никаких звуков. Дравин тихо выругался, чувствуя, как разболелось горло от ора. Если рядом были какие-то разбойники или чудовища, то они точно слышали его; но слышали ли Ферка? Чувствуя себя идиотом и мысленно уже считая, что ничего не получилось, он выкрикнул последний раз:
– Я могу помочь!
Ответа он не стал дожидаться, а просто развернулся и поплелся обратно на поляну. Сперва убедившись, что последний головорез таки сбежал, бывший стражник с мучительным хрустом и сдавленным стоном боли вправил на место большой палец, а затем принялся обыскивать тела оглушенных и убитых.
Его интересовало не золото и не оружие, вернее, не золото и оружие его врагов. Довольно быстро у одного из стражников, сопровождавших телегу, нашёлся ключ от сундука, в котором хранилось конфискованное снаряжение. Но нашлось и ещё кое-что – небольшая нашивка с внутренней стороны дорожного плаща.
Стоило только ему завидеть её, как Дравин вскочил и, с лицом, на котором снова выступил пот, но теперь холодный и липкий, бросился к остальным телам. На каждом он нашёл такие же нашивки, спрятанные с внутренней стороны одежды или брони и потому сокрытые от беглого осмотра.
– Твою мать...
Изначально Дравин не так сильно волновался о беглеце, хотя и ругал себя за то, что упустил его, решив погнаться за казавшимся куда более важным в тот момент Феркой. Теперь же он просто возненавидел себя за это опрометчивое, поспешное решение!
На каждой нашивке был изображен символ, хорошо знакомый многим преступникам и стражам закона по всему Фаэруну – пикирующий крылатый змей с открытой пастью, пытающийся пожрать небольшой диск.