DRAVIN KREDD | ДРАВИН КРЕДД

О ПЕРСОНАЖЕ:
Особые приметы внешности:
Шесть футов ростом, довольно широк в плечах. Светлая, даже бледноватая кожа. Ярко-голубые глаза с пронзительным взглядом и средней длины белые, словно седые, волосы. Тем не менее, худощавое и с резкими чертами лицо не кажется старым. На подбородке обычно колючая темноватая щетина.
Отличительной чертой его внешности является его облачение, в частности, головной убор: каркасный шлем, кольчужный койф и маска-наличник придают Дравину угрожающий вид и затрудняли бы опознание, если бы не торчащие наружу непослушные волосы.
Под одеждой можно заметить и шрамы от старых ран, и мозоли на руках и ногах, но это увидеть удается немногим.

---

Информация:
Краткое содержание:
- Родился в тюрьме в 1465-м, родители — преступники, никогда их не видел.
- Почти сразу же его забрали на воспитание Хельмиты. Рос в монастыре относительно недалеко от Врат Балдура, где выработал фанатичную веру в закон и чувство вины за своё порочное происхождение.
- В 1481-м, не сумев стать ни жрецом, ни паладином, но обладая явными задатками бойца, ухал во Врата Балдура, где стал городским стражником.
- С 1483-го, после того, как кучка искателей приключений спасла город от появившегося прямо в нём красного дракона, решил, что лучший способ борьбы с преступностью — вычисление и предотвращение, и принялся работать на износ, то и дело добровольно отправляясь на патрули в Нижнем Городе.
- В 1486-м, как раз после возвращения Хельма, уже добившийся звания сержанта Дравин познакомился со стражником-новичком по имени Морн Скромняга. Знакомство быстро переросло в дружбу, а дружба в любовь.
- В 1487-м произошла серия крупных краж в Верхнем Городе, улики указывали на то, что преступникам кто-то помогает изнутри Городской Стражи. Дравин вычислил предателя, которым оказался Морн. В начавшейся погоне последний погиб, и Дравин с помощью лжи и уничтожения остальных воров скрыл правду о его преступлениях, чтобы защитить его посмертную репутацию.
- В 1488-м призрак Морна стал нападать на стражников. Дравин, нарушив прямые приказы, попытался упокоить его своими силами и погиб бы, если не вмешательство искателей приключений. Вместе они упокоили Морна. Дравин был разжалован в рядовые за нарушение приказов.
- К 1493-му году Дравин с трудом смог вернуть себе прежнее звание. Его взгляды на жизнь не сильно, но поменялись, он теперь охотнее сотрудничал с людьми не из Стражи или Пламенных Кулаков, но никому до конца не доверял, все больше веруя не в самого Хельма, а в Закон и Порядок.
- Тогда же в городе произошло убийство одного из влиятельных патрициев и пэров Парламента. Улики и свидетельства указывали на то, что в этом как-то замешаны Гуры, чей табор покинул город на следующее же утро. Дравин, после личного расследования пришедший к выводу, что имеет место заговор в высших кругах власти Врат Балдура, оставил службу и отправился на поиски главного подозреваемого, Ферки Ангелешти, чтобы найти улики и прямые свидетельства о том, что произошло.
- В 1495-м, после долгих странствий, Дравин Кредд, наконец, догнал Ферку в городе Перепутье (Waymoot), что в Кормире.
- Дравин Кредд – принципиальный поборник порядка и справедливости, но его терзают чувство вины за свое происхождение, за то, что случилось с Морном и за те жестокие меры, на которые он пошёл, чтобы защитить его память.

Развернутая биография

Дравин был рождён в тюрьме.
Его отец был грабителем и убийцей, его мать была "жрицей любви" и, что намного хуже, мошенницей и воровкой. Когда она породила его на свет прямо в камере, то дитя немедленно отняли у приговоренной к заключению на долгие годы женщины и забрали в храм сжалившиеся над ним служители Хельма.
По крайней мере, это то, что ему говорили, когда он рос в монастыре, благоверные Хельмиты. Они ведь не станут врать, не так ли?
Пусть даже имён своих родителей Дравин не знал и не знает, он убежден, что тяжесть их преступлений и грехов лежит и на нём. Никто не может изменить своей натуры, как бы ни старался, и он, рожденный во грехе и пороке, со склонностью к преступности в крови, мог лишь надеяться, что ежедневный и постоянный труд на благо общества – на благо закона – сможет удержать его от падения во тьму. Хельм учит своих последователей быть бдительными и вечно стоять на страже, чтобы зло и хаос не обрели силу, не пустили корни; и главный источник зла часто таится прямо в сердце.
Очень набожный, от рождения весьма сильный, выносливый и проворный, Дравин, тем не менее, не обрёл никаких чудесных даров. Как бы он ни надеялся, из него не выходило ни жреца, ни паладина. Да, он мог с одинаковой легкостью заучить и кодекс законов, и священные тексты его монастыря, но как ни молился он Хельму, тот не отвечал на его молитвы.
Виня себя за порочность, Дравин, тем не менее, нашёл способ служить Порядку: по достижению шестнадцати лет он оставил монастырь и присоединился к Городской Страже, благо, культ Хельма достаточно влиятелен, чтобы его воспитанник, хорошо проявивший себя в служении и учении, мог присоединиться к ней, пусть и в самом низшем ранге.
Привычный к строгим монастырским порядкам Хельмитов, Дравин легко освоился и на новом месте. Право, ему так было легче: если бы он оказался предоставлен полностью сам себе, без расписания, без приказов, без цели, то он просто не знал бы, куда себя деть, чем заняться. Он познал вкус свободы, когда оставил монастырь (что был в паре дней пути от самого города) и пешком отправился во Врата Балдура с рекомендательным письмом от настоятеля. В дороге ему не встретились ни дикие звери, ни монстры, ни даже дорожные разбойники, но спокойнее от того не стало: слишком много открытого пространства… слишком легко свернуть с дороги… и непонятно, когда есть, когда тренироваться, когда ложиться спать – нет чёткого расписания и команд. Молодой тогда парнишка чувствовал себя неуютно все время своего странствия и порой даже подумывал вернуться в монастырь, надеясь, что ему дадут там прожить остаток дней.
Так или иначе, прошло два года, прежде чем он стал настоящим стражником. До этого он тренировался, выполнял всевозможную подсобную и чёрную работу, и лишь в случае самой крайней нужды отправлялся в патрули. А ещё он учился, подолгу и помногу: система законов во Вратах Балдура за века превратилась в крайне сложное хитросплетение регламентов, актов, правил и просто традиций, и, будучи благоверным Хельмитом, Дравин считал, что защитить закон можно лишь зная закон.
Первое время он, будучи простым “Щитом” (рядовым), нёс патрули на улицах Верхнего Города и стоял в дозоре на его стенах. В Нижнем Городе он бывал крайне редко – преступность там волновала стражу меньше, чем в Верхнем, и куда чаще ей занимались Пылающие Кулаки. Но, однажды, ему в составе целого отряда стражи пришлось отправиться в Нижний Город, в Брэмптон…
Это был 1483-й год. Дравин не знал подробностей – рядовому стражнику не положено было их знать – но в городе словно из ниоткуда появился красный дракон! Сея ужас и разрушения, он грозил спалить всё дотла, но был остановлен ещё до того, как стража прибыла на место схватки. Группа так называемых “приключенцев” сразила чудовище. Пусть командир стражи и был весьма недоволен этим – видимо, какие-то лично причины, опять же, Дравин подробностей не знал – молодой стражник сделал свои выводы. Хельм учит быть всегда бдительным… но нельзя лишь реагировать на зло. Высшая бдительность – постоянный поиск, постоянные попытки опознать зло и его присутствие. Может, если бы бы именно такая бдительность применялась стражей, то ячейка Культа Дракона была бы обнаружена раньше, всех этих разрушений удалось бы избежать, а несколько стражников не были бы убиты незадолго до того при неясных обстоятельствах…
Жизнь вернулась в прежнее русло, насколько это возможно во Вратах Балдура, но для Дравина уже было недостаточно просто нести дозоры и патрули. Постепенно продвигаясь по служебной лестнице, он оттачивал навыки расследования и поиска улик, недостаток природного таланта компенсируя старательностью, тщанием и постоянной практикой. Всё чаще и чаще он просто напрашивался на патрули в Нижнем Городе, кишевшем преступностью, постоянно пытаясь заметить угрозы ещё до их появления, пытаясь не просто ловить преступников, а предотвращать их преступления.
Разумеется, это было опасно. Не раз и не два нарывался он на неприятности, рискуя жизнью, и богатая коллекция шрамов тому свидетельство. Порой он уходил в ночной патруль лишь для того, чтобы встречать утро на грязных улочках, истекая кровью. Но боги, видно, берегли его: каждый раз то помощь союзников-стражников, то добрых людей, то просто собственная стойкость тела и сила воли позволяли ему выжить.
Командование, формально не воспрещая ему подобного поведения, явно не одобряло почти самоубийственного рвения, которое порой ставило под удар и тех, кому не посчастливилось пойти в патруль с Дравином Креддом. Но нельзя было отрицать его заслуг, ведь то и дело он раскрывал планы каких-нибудь банд, обнаруживал логовища и схроны, ловил воров и убийц по горячим следам. Возможно, он не был самым сильным воином или самым хитрым тактиком, но точно был самым настырным стражником, с воистину фанатичным рвением расследовавшим любое преступление, что попадалось ему, от кражи хлеба на рынке до убийства патриция.
По службе всё чаще и чаще Дравину приходилось иметь дело с “приключенцами”. Разномастные, беспорядочные, взбалмошные, самовольные, очень часто жадные и недисциплинированные (хотя порой и удивительно благородные), они почти гарантированно вызывали у Дравина презрение и раздражение. Он не мог понять и принять их образ жизни, их отказ жить в определенных строгих рамках… и при этом он сам не замечал, как всё больше отклоняется от нормальных устоев стражи, становясь подобным искателям приключений.
Полностью погруженный в свое мучительное служение, воспринимая свои раны, как наказания за свою греховную натуру – да, комплекс потомственной вины не отпускал его – Дравин с трудом заводил друзей. Его дотошность и фанатичность не помогали наладить общий язык с сослуживцами, а иных вариантов особо и не было: кроме работы у парня буквально не было иной жизни…
К 1486-му году все несколько переменилось. Хельм возродился, и ходили слухи о том, что его аватар явился его избранному. Культ, на протяжении сотни лет боровшийся за выживание и единство, вновь принялся набирать мощь. Дравин, разумеется, никогда в мыслях не смел даже подумать, что его отчаянное служение имело какую-то долю во всём произошедшем, но он испытывал необычайный подъем духа, видя всё больше Хельмитов на улицах, слушая проповеди во вновь многолюдном храме бдительного божества… Всё чаще он задумывался над тем, что учение Хельма это не только строгость, дисциплина и постоянная борьба со злом, но и защита слабых и нуждающихся. Немного смягчаясь с каждым днём, он становился менее невыносимым в общении, и даже стал потихоньку ломать понаведенные невидимые барьеры между собой и сослуживцами.
Тем не менее, у него уже была репутация мучительного зануды, и потому к нему приписывали в патрули наиболее ненадежных, недисциплинированных бойцов Городской Стражи в качестве своеобразного наказания для них. Один из таких стражников-новичков, Морн по прозвищу “Скромняга”, не смотря на свою склонность к лентяйничеству и безделию, оказался неожиданно приятным собеседником. Возможно, роль сыграло то, что и он рос при храме, и потому во многом понимал Дравина лучше других. Возможно, роль сыграло то, что его родители тоже были преступниками, и он, зная их по-настоящему, в отличие от Дравина, умел проявлять жалость даже к преступникам.
В любом случае, Морн и Дравин оказались очень даже хорошим дуэтом. Новичок-напарник был ненамного моложе, но позже присоединился к страже и потому уступал в звании (к этому моменту Дравин уже был Сармаром/сержантом), но был уж куда хитрее и острее на язык. Вдвоем они дополняли друг друга: там, где не помогали сила и стойкость одного, в ход шли острый язык и смекалка другого; где бессильны были проворность и уловки, находили решение опыт и отточенные навыки расследования.
К тому же, Морн, раскусив суть Дравина, научился приглушать его чувство постоянной необоснованной вины за то, над чем власти у него никогда не было – за свое рождение.
Дравин уважал своего партнера; уважение стало симпатией, симпатия переросла в любовь, и его чувства были взаимны. Впервые за долгое, очень долгое время, он был счастлив по-настоящему, без мрачного удовлетворения от проделанной работы, и мог думать о чём-то, кроме постоянной службы.
В конце 1487-го года тревожные признаки преступности вновь стали мозолить глаза Дравину. В этот раз – в Верхнем Городе. Дерзкая шайка воров принялась устраивать налёты на дома богачей, явно пользуясь помощью изнутри: кто-то обеспечивал им безопасные проходы через стену, сообщал, как и когда будут идти патрули… увы, внутри городской стражи на доводы Дравина внимания не обращали, и даже Морн был не в силах ему помочь. Каждый их ночной патруль, даже внеочередной, даже неофициальный, не приводил ни к чему. А налеты продолжались…
Долгое время Дравин пытался отрицать очевидную догадку, списывая это все на паранойю и ругая себя за подобные подозрения, но по методу исключения он постепенно приходил к выводу, что как-то должен быть замешан Морн. Не подавая вида о своих подозрениях, откровенно пользуясь своей близостью с ним и продолжая вести патрули в надежде выцепить неуловимых воров, он также стал и следить за партнером. И тот, видно, ослепленный уверенностью в своем контроле над чужими чувствами, очень скоро попался: Дравин проследил за ним до места тайной встречи с представителями Гильдии – чрезвычайно влиятельной преступной организации города, по сути, державшей под контролем всех работников ножа и топора во Вратах Балдура.
Собранных им свидетельств и улик было достаточно. По хорошему, Дравин должен был отправиться к своим командирам и доложить им о произошедшем, но впервые в жизни он решил прямо нарушить и устав, и закон. При первой же возможности выйдя с Морном в ночной патруль, он поставил ему ультиматум: сдаться и во всем признаться, объясниться, или Дравин сам отправит его за решетку.
Морн был будто бы оскорблен, что Дравин следил за ним, но видя, что тот настроен более, чем серьезно, принялся объяснять свое поведение: пока стража и Кулаки поддерживают власть богатых и зажравшихся, он восстанавливает истинную справедливость, помогая распределять богатства в пользу тех, кто вынужден побираться в трущобах. Да, это не совсем тот вид справедливости, которой учит Хельм – но, в конце концов, этот бог убил Мистру! Можно ли дословно следовать его учению?
Сердце Дравина было затоплено гневом и страданием, ведь он надеялся до последнего, что Морн окажется под действием заклятия, или жертвой шантажа, но нет, он абсолютно самостоятельно примкнул к преступному заговору, имел выгоду за участие в нем, покрывал подельников и теперь пытался оправдать себя так называемой “социальной справедливостью” и неблаговидностью деяний самого Хельма! Они оба быстро поняли, что компромисса не будет…
Морн бросился наутёк; Дравин ринулся следом. Скромняга пытался спрятаться, скрыться, но более опытный стражник за время знакомства успел изучить все его хитрости и методы. В конце концов, они, покинув стену и устроив погоню по крышам Нижнего Города, сцепились в схватке. Ни один не хотел причинить другому слишком много вреда, и потому они боролись: один хотел удержать предателя на месте, тот, в свою очередь, отталкивался и отбивался, как мог. Но вот черепица стала осыпаться под ногами Морна и он, вырвавшись из захвата, оступился…
В какой-то краткий момент Дравин понимал, что произойдёт дальше и будто бы видел лежащий перед ним выбор. Он мог попытаться схватить Морна… и тот, вероятно, тогда сбежал бы. Может, не сразу, может, по пути в крепость стражи, или уже из-под заключения. Или, может, он не сбежал бы; его осудили бы, возможно, даже на смерть, и имя Морна навеки было бы опорочено.
А ещё он мог отпустить его. Позволить упасть. Он бы потом соврал, что Морн погиб, когда они бросились в погоню за вором – почти правда, ведь так? – погиб, как герой, настоящий защитник закона. Свидетелей не было вокруг, и лишь сам Дравин хранил бы тайну гибели Скромняги.
Он выбрал второй вариант. Морн упал с крыши и разбился насмерть. Его похоронили со всеми почестями, его крошечный потрет был установлен в зале памяти городской стражи вместе с тысячами других портретов погибших на службе стражей. Дравину все соболезновали, особенно те, кто догадывался о его особых отношениях с партнером (они не спешили их афишировать, Дравин все равно оставался тем ещё бирюком). Дравин, ненавидя себя за своё роковое решение, всем врал о произошедшем, а сам посвятил все усилия на поиск подельников Морна. Он нашел их всех, вычислил по одному, и каждого убил, нападая безжалостно и без предупреждения. Каждый из них был угрозой светлой памяти Морна…
Ожесточаясь с каждой новой схваткой, Дравин становился не только замкнутым, как прежде, но ещё и жестоким. Он больше не чувствовал света и добра, ненавидя себя как за то, что сделал с любимым человеком, так и за ложь, которую городил, чтобы защитить его память, так и за то, что позволил себе ослабить бдительность, что подпустил Морна так близко и при этом не пресек его преступления сразу.
Всё чаще его мысли отворачивались от Хельма, обращаясь к иным богам, о чьих учениях он был наслышан. К мстительному Хоару… к жестокому Бейну.
Может, Хельм и впрямь был не самым надежным защитником. Может, месть была высшей формой правосудия? Может, лишь тирания могла предотвратить подобное? Вера Дравина держалась буквально на волоске.
Пока мир потрясали грандиозные события, стражник-одиночка всё больше погружался в пучину отчаяния и вины. Его жестокие действия были восприняты, как обычная месть, и пусть это было не вполне по закону, за былые заслуги и ввиду его личной утраты ему простили превышение полномочий, ограничившись замечаниями и запретив выходить в патрули, заставив нести службу в башне стражи.
Шёл 1488-й год; Дравин сделался затворником, дни и ночи проводя или на посту в башне, или лежа в казармах стражи. Мучимый бессонницей, он все свободное время посвящал тренировкам, надеясь физической усталостью выбить из себя все мысли о произошедшем. Так продолжалось, пока не началась череда убийств стражников. Ни свидетелей, ни выживших – лишь иссушенные, умервщленные тела. Была замешана магия…
Ещё до того, как к делу подключились клирики и волшебники, приучившийся легко составлять улики вместе Дравин догадался, что примерно происходит. Ему удалось провести на мысленной карте города линию, соединяющую места нападений, и он понял, что таинственный убийца работает по тому же маршруту, по которому год назад они с Морном мчались наперегонки в ту роковую ночь. Учитывая, что тела были будто бы иссушены, словно нечто вытянуло из них жизненную силу, и что убийца всегда исчезал бесследно, не оставляя никаких следов, напрашивался лишь один очевидный вывод: это был призрак Морна, чей дух, одержимый местью, так и не нашёл упокоения.
Считая это своей виной и своей ответственностью, Дравин без разрешения оставил пост и отправился на поимку призрака, надеясь, что увидев своего убийцу, тот предпочтет не трогать незнакомых рядовых патрульных.
Расчёт оказался верным. Едва оказавшись возле здания, на крыше которого они схватились в последний раз, Дравин лицом к лицу столкнулся с призраком Морна. Вид его был ужасен: неестественно вывернутая шея, вытянувшееся, перекошенное лицо, переломанные конечности… и горящие мертвенным блеском глаза. Попытка заговорить не привела ни к чему: с леденящим душу воплем, раззявив бездонный чёрный рот, призрак ринулся вперед. Впервые в жизни поддался безотчетному, животному ужасу и бросился бежать, бежать внутрь здания, поднимая шум и грохот, пытаясь забаррикадировать  двери за собой опрокинутыми шкафами и столам, забывая в своей панике, что призраку такие преграды нипочём. Погоня привела его через чердак на крышу дома, заставив застыть на краю, глядя на поднимающееся прямо сквозь черепицу призрачное создание. Лишь здесь Дравину удалось собрать волю в кулак и превозмочь свой страх, выступив против своего мертвого напарника. Увы, оружие было малоэффективно против призрака, проходя сквозь его полупрозрачное тело почти бесследно. И в следующий миг… призрак исчез, а Дравин вдруг осознал, что больше не контролирует своё тело.
Одержимость была похожа на страшный сон: тело двигается само по себе, непослушное приказам, мир вокруг живет, а самому остаётся лишь пытаться мысленно кричать, не в силах ни двигаться, ни издавать звуки. Пленник в собственном теле, Дравин с ужасом ожидал, что призрак Морна заставит его спрыгнуть с крыши – разве не подходящая месть? – но тот явно был куда более кровожадно настроен. Подняв уроненное было оружие, его тело принялось спускаться вниз…
Дом, сквозь который они устроили свою погоню, был небольшой и дешевой гостиницей, и его постояльцы теперь все были разбужены и встревожены. Дравин уже догадывался, чего хочет Морн: устроить резню, сделать его таким же преступником. Мысленные мольбы и просьбы о прощении отзывались эхом внутри головы, но ответа не следовало. Непослушное тело продолжало неумолимо приближаться к выглядывающим из комнат постояльцам и вдруг кинулось на них с мечом.
Лишь каким-то чудом не убив никого в первый же момент, одержимый стражник столкнулся лицом к лицу с какими-то угрожающего вида головорезами, впрочем, слишком приметными и яркими, чтобы сойти за обычных воров или разбойников. О, нет, они оказались, опять же, “приключенцами” – другими, разумеется, но угадать их род деятельности наметанному глазу Дравина труда не составило. Впервые в жизни он был по-настоящему рад!
Началась схватка. Тело в полной мере ощущало и передавало ему боль от ранений и ударов, но Морн, крутивший им, как марионеткой на невидимых ниточках, явно плевать на это хотел. Безжалостный и бесчувственный в своей мстительной, холодной злобе, он разил мечом в ответ налево и направо, не стесняясь ни грязных ударов, ни безумного риска. То и дело лишь на волосок клинки и заклинания проходили лишь в волоске от Дравина…но очередной удар по шлему, пусть и не пробил его, отправил стражника в нокаут. В тот же миг тьма застлала его глаза, и он в последний момент успел лишь задаться вопросом: упокоится ли Морн, если Дравин умрёт сейчас, с ним внутри? Возможно, вот так вот умереть вдвоем для них было бы наилучшей участью…
Спустя какое-то время он пришёл в себя, увидев склонившихся над ним приключенцев. Они поведали: стоило вырубить стражника, как призрак покинул его тело, и пришлось сражаться уже с ним. Он бы наверняка взял ещё кого-нибудь под контроль, если бы не бывшая в их отряде жрица Келемвора, которая смогла изгнать нежить… пусть это и временная мера. Как оказалось, эти искатели приключений оказались здесь не по чистой случайности: их наняли разобраться с призраком. Понимая, что раз Морн ещё жив – вернее, не-жив – то правду о его смерти ещё могут узнать, Дравин немного соврал, сказав, что услышал про убийства стражников, сам все разгадал и захотел рискнуть собой, а не подставлять жизни сослуживцев под угрозу… Он видел, что ему не верят, но отвечать им больше не согласился, а допытываться искатели приключений и не стали. Вместе они отправились по следам призрака, используя заклинания, чтобы найти, куда тот отправился после изгнания. Путь их лежал по знакомым улочкам, к тому месту, где произошла последняя встреча Морна с его подельниками. В темном, низком чулане призрак вновь атаковал, и вновь завязалась драка. Но в этот раз на стороне Дравина были и союзники, и закаленный дух: он больше не поддавался страху и одержимости, усилием воли отбрасывая всё попытки призрака внушить ему сверхъестественный ужас.
Морн пытался устыдить его, взывал к его совести и выкрикивал правду о том, что произошло, но ни один из бойцов не остановился, пока призрак не был развеян в ночном сумраке, словно клочья тумана, пока даже самая чуткая магия не могла заметить даже остатков его загробного присутствия…
Неохотно, но Дравин вынужден был объясниться спасшим его героям, поведать им правду о том, что произошло с ним и Морном. Как ни странно, его маленькая исповедь была встречена с пониманием. Утащив израненного, уставшего, изможденного стражника с собой в таверну под предлогом того, что о его ранах нужно позаботиться, “приключенцы” не только понимающе выслушали его, но и дали несколько советов. Особенно старалась помочь ему жрица Келемвора, сказав, что Дравин должен был отпустить Морна, принять его жизнь и смерть такими, какими они были, а не из последних сил цепляться за ложный, обманчивый образ… Это была трагедия, но лучшее, что мог он поделать в этой ситуации – ценить то небольшое счастье, что было в его жизни и стараться двигаться дальше.
Разумеется, у этого ночного приключения были последствия, не самые приятные и весьма серьезные. Дравин нарушил прямой приказ и оставил пост, и его разжаловали в Щиты, что было весьма позорно и даже обидно для него. Хорошо ещё, что спасшие его герои, которым он выложил правду, не стали рассказывать всех подробностей. К тому же, приступ сверхъестественного страха и призрачная одержимость преобразили Дравина: его волосы поседели, лицо побледнело и заострилось. И ещё долго мешали ему уснуть кошмары…
Но время, кажется, лечит всё. Шрамы-воспоминания остаются, но раны заживают, и боль притупляется.
Не сразу, не без труда, не без страданий, Дравин постепенно вернулся к прежнему законному, строгому, правильному поведению, несколько раз покаявшись перед Хельмом. Теперь, правда, он больше не видел мир настолько строго чёрно-белым, как прежде, ибо если уж даже товарищ-стражник оказался преступником, то никто не безупречен; и если никто не безупречен, все ли так уж грешны?
Нет, Дравин не отказался от своих идей служения порядку и не простил себе в полной мере всех своих грехов. Но он стал чуть более склонен к компромиссу.
В жизни, впрочем, он оставался всё столь же одиноким, если не ещё более отчужденным. Его измененное ужасом обличье, вкупе с тяжким нравом, мешали наладить связь с коллегами, тем более, что история с призраком Морна оставалась довольно смутной. На улицах же его все больше узнавали как “того стража-безумца”, как из-за событий роковой ночи, так и из-за предшествовавших ей месяцев одержимой охоты на преступников. Дравин постепенно привык скрывать лицо, стараясь делать себя не столь легко опознаваемым для окружающих, закрывая его то шарфом, то плащом; спустя годы он просто стал носить металлическую маску, как часть шлема.
Изменился и его боевой стиль. Раньше использовавший щит и копье, или меч (с повышением до Сармара), он теперь все чаще отказывался от щита в пользу двуручного хвата. Со временем, и то, и другое сменилось боевым топором: оружием, лишенным изящества и точности, но наделенным в себе смертельную мощь ударов и позволяющим вложиться в них со всей яростью.
Притупленная боль никогда не утихала до конца, подпитывая его гнев.
За три с небольшим года Дравин, ведомый своим постоянным усердием и старанием, сумел-таки вернуться к званию Сармара и вновь стать сыщиком для Стражи. Его дни теперь состояли из восьми часов службы в Верхнем Городе, восьми часов добровольных патрулей в Нижнем Городе с безвозмездной помощью Кулакам в наведении порядка и постоянными попытками разрешить проблемы обывателей, приводя негодяев к правосудию, и восьми часов тревожного сна и короткого отдыха. Постоянная работа и борьба вновь помогали ему забыться, отгоняя все дурные мысли, пусть теперь он и не был столь безжалостен к себе. Знакомство с теми искателями приключений по-настоящему вдолбило в его голову ценность командной работы, и пусть по-настоящему открываться и доверять окружающим людям он не спешил, Дравин активно сотрудничал со всеми законопослушными людьми, какие только были готовы присоединиться к нему, и не спешил нарываться на откровенно смертельные схватки, не искал себе наказания.
Пару раз он пытался завести более близкие знакомства, но страх предательства, страх потери всё ещё угнетали его, и он сам как можно скорее выстраивал назад только-только начинавшие рушиться невидимые стены между ним и другими людьми.
В этих условиях приверженность Дравина закону, как ни странно, лишь возросла. Раскаявшись в том, что он своевольно творил и разочаровавшись в сослуживцах, он постепенно пришёл к мысли, что люди ненадежны, но закон и порядок, как идеи, как концепции, стоят выше даже богов. В конце концов, даже Хельм может порой поступать неблаговидно, как говорил Морн, но ошибки богов и смертных не меняют правоты Закона, не оскверняют совершенство Порядка, они лишь указывают на их порочность. Даже если вся Городская Стража продастся преступникам, это не изменит истинной сути справедливости и правосудия: это будет лишь означать, что они отступились от идеалов. Люди могут предать… идеи не предают никогда.
К 1493 Дравин успешно продолжал сочетать работу в Страже и безвозмездную помощь в Нижнем Городе. Он не снискал любви простых людей из-за мрачного поведения, не стал он и городской знаменитостью из-за того что он, в конце концов, был не таким уж и выдающимся героем. Но к нему всё чаще обращались в час нужды, когда помочь добиться справедливости никто больше не мог или не хотел. Годы службы в Страже и добровольных дозоров открыли ему глаза на грязную, порочную изнанку Врат Балдура, на коррупцию и беззаконие, пожирающие город изнутри. Тем не менее, он пока ещё не считал свою борьбу бесплодной, и даже более того, он надеялся однажды собрать достаточно улик, провести достаточно связей, чтобы вывести все эти грязные заговоры на чистую воду. Или, если особенно повезет, разрушить их одним точным ударом.
Этим планам пока не суждено сбыться.
В 1493-м странствующий табор Гуров остановился в городе, торгуя товарами из самых дальних земель, развлекая народ представлениями и, конечно, занимаясь разного рода преступностью: мелкие кражи, мошенничество, контрабанда. И, словно этого скачка в преступности было мало, они ещё и сразу оказались на ножах с местными бандами и, особенно, Гильдией, которые были очень недовольны, что какие-то чужаки без капли уважения хозяйничают на их территории. Лишь воистину героические усилия Стражи и Кулаков удерживали ситуацию под контролем, не давая всему этому безобразию перерасти в полноценную резню на улицах города.
Но за одну ночь до ухода Гуров из города все старания обернулись прахом. Кто-то проник в один из хорошо охраняемых особняков в Верхнем Городе и убил влиятельного патриция и главу знатного семейства. Убит он был, очевидно, с помощью магии, и тело было почти полностью испепелено, а комната и все возможные улики в ней – сожжены; в смерти патриция удалось убедиться лишь благодаря кольцу-печатке на пальце трупа и жрецу, что применил Разговор с Мертвыми и узнал имя у трупа (члены семьи до последнего не верили в гибель патриарха семейства и надеялись, что он просто похищен и труп подложный). Свидетелей самого убийства не было, но уличные зеваки заявляли, что видели молодого Гура, покидающего территорию особняка. Это же описание смогло подтвердить и заклинание Разговора с Мёртвыми.
И буквально на утро Гуры словно испарились из города, прежде, чем вооруженные этими сведениями стража и Кулаки бросились их задерживать.
Довольно быстро Дравин пришёл к выводу, что имеет место преступный сговор, как минимум, со стражей. Патрульных ну очень удачно убрали от особняка именно в ночь убийства, а высшие по званию старательно пытались замять дело, говоря “Гуры ушли, их теперь не догнать”. Чем больше Дравин пытался разобраться в этом, откровенно говоря, бессмысленном акте насилия (ничто не было похищено, не было никаких очевидных личных причин), тем чаще и более недвусмысленно ему намекали бросить совать нос не в своё дело. За смертью патриция последовали неявные, но серьезные перемены. До этого Дравин не лез в политику и не особо интересовался делами Парламента и Совета Четырех, но, как оказалось, убитый был одним из ключевых членов новой фракции среди пэров, которая, по слухам, противостояла действиям двенадцати пэров из Нижнего Города и даже Гильдии. С его смертью фракция стремительно распалась и её члены примкнули к более старым, устоявшимся союзам в Парламенте…
Это всё Дравин узнал от знакомых, что завёл за время службы. Пусть они и не были для него настоящими друзьями, немного просветить его в отношении политики родного города, которую он преимущественно игнорировал всю свою жизнь самым нелепым образом, не было такой уж огромной услугой.
Все складывавшиеся вместе детали указывали на очевидный заговор в высших кругах городской власти. Подобное откровение уже не шокировало Дравина так, как могло бы ещё несколько лет назад, но он все равно был разочарован и разгневан. С другой стороны, если бы подобное удалось раскрыть и продемонстрировать общественности, если бы удалось доказать идущие темные дела и пролить свет на тех, кто стоял за ними, то это было бы сокрушительным ударом… Дравин не был до конца уверен, по чему именно. По несправедливости? По преступности? По коррупции? Но это точно была достойная миссия, которую, впрочем, не представлялось выполнить. Не было никаких конкретных улик, лишь догадки и теории одного-единственного Сармара стражи с не самым безупречным послужным списком. Единственным более-менее надежным источником показаний и улик мог быть исполнитель, но его и след простыл!
Сбор информации о главном подозреваемом не дал толком ничего, кроме общего описания внешности (молодой, смуглый, черноволосый), слухов о волшебных способностях и имени: Ферка Ангелешти. Сведения о его клане… тоже были обрывочными. Удалось лишь узнать, что они уехали на восток в страшной спешке.
Полный праведного рвения и жажды восстановить закон и порядок во Вратах Балдура, но не видя возможности сделать это в городе, да ещё и в страже, которая, казалось, прогнила и продалась полностью, Дравин с нелегкой душой принял решение оставить и ставший родным город, и место работы, без которого просто не мыслил себя. По факту, он стал охотником за головами, или, вернее, за одной конкретной головой, но сам бы подобному заявлению жутко оскорбился бы.
Он отправился в путь, на поиске того табора Гуров и этого таинственного Ферки. Его странствие на восток длилось два года, и он пару раз даже был близок к цели, отставая всего на день-другой! Но профессиональные привычки и верность идеалам закона то и дело вынуждали его прерывать свою главную миссию ради помощи жителям деревень и случайным путникам: тем обычно не приводилось рассчитывать на помощь стражи или наемников, и потому Дравин считал своим долгом восстанавливать справедливость и поддерживать закон, когда была такая потребность и возможность.
Впрочем, нигде надолго он не задерживался, продолжая упрямо и упорно идти по следам табора – без каких либо гарантий, что за столько времени его поиски не станут бессмысленными, что этот чародей ещё жив… За время преследований Дравин собрал немало улик, опросил немало свидетелей, и лишь расплывчатые сведения о загадочном Гуре поддерживали в нем пламя надежды.
Наконец, в 1495-м году, уже в Кормире, он подкрался к цели в упор, изрядно поплутав перед тем по всему Западному Сердцеземью. Он стоял на пороге таверны “Луна и Звезды”, что в городке Перепутье (Waymoot), готовясь, наконец, встретиться лицом к лицу с убийцей, которого преследовал уже два года...

---

СПОСОБНОСТИ И НАВЫКИ:
Боевые умения:
- владеет практически любым более-менее распространенным оружием, от деревянных дубинок и копий до мечей и луков, но все последние годы отдаёт предпочтение боевым топорам.
- умеет обращаться с щитом, носить доспехи как легкие, так и средние или тяжелые, но обычно носит кольчугу и отказывается от щита в пользу более агрессивного боевого стиля.
- настоящий мастер сражений, умело использующий весьма хитроумные приемы даже с таким оружием, как боевой топор, анализирующий противников и пользующийся как их слабостями, так и своими преимуществами и способный как на поединок один на один, так и на схватку против нескольких противников.
- находится в отличной физической форме, силен, вынослив и проворен, но далеко не на пике человеческих возможностей.
- умеет махать кулаками и бороться.

---

Остальное:
- очень внимателен и проницателен, предпочитая смотреть и слушать, а не говорить.
- не смотря на отсутствие природного таланта, за счёт одного лишь усердия и постоянной практики стал экспертом в расследованиях.
- по долгу службы довольно хорошо освоил несколько языков, помимо общего: эльфийский, дварфийский и нижне-общий, так как помимо людей, что составляют большинство населения Врат Балдура, наиболее представлены в городе были эльфы, дварфы и, как ни странно, дроу.
- ещё во время службы научился заботиться о снаряжении, а во время странствий вынужденно отточил эти навыки, вполне научившись работать с кузнечными инструментами, когда есть время и возможность. Дравин даже уверен, что мог бы выковать вполне приемлемое оружие, если бы потребовалось, но пока ограничивается лишь ремонтом.
- знает как вести допросы, запугивать и даже пытать, последнего, впрочем, старается избегать.
- зазубрил кучу кодексов и уставов, а потому может считаться почти что знатоком законов Врат Балдура.
- за время, проведенное в странствиях, приобрел немало полезных навыков по ориентацию на местности, выживание в глуши и поиску следов.

---

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

Пробный пост

в процессе написания

---

---

ЧТО МОЖНО СДЕЛАТЬ С ПЕРСОНАЖЕМ В СЛУЧАЕ ВАШЕГО УХОДА:
Пусть исполняет свой долг: служить и защищать, либо вернувшись в Стражу, либо оставшись на вольных хлебах.

---

---